Такова была стая славных союзных и русских орлов, мечтавших о власти, когда совершенно неожиданно, в силу дипломатических капризов миссий, у власти оказались не они, а левое, эсеровское в большинстве своем правительство Н. В. Чайковского. Нет ничего удивительного, что эта публика руками Старцева и Чаплина, с благословения генерала Пуля, Филоненко, Нуланса и Линдлея арестовала через месяц после переворота правительство и отправила его в Соловецкий монастырь, а к.-д. Старцев объявил себя главноначальствующим по гражданской части, плехановца Постникова – своим помощником, а Чаплин себя – главнокомандующим. Арестовать удалось не всех членов «Верховного управления»: А. А. Иванову и Дедусенко удалось скрыться и быстро организовать отпор черной своре. Ими было выпущено воззвание о том, что переворот и арест правительства совершен для Михаила Романова, который якобы скрывается в Архангельске; рабочие объявили всеобщую забастовку, отряды крестьян пошли к Архангельску на выручку Н. В. Чайковского, и, наконец, не осведомленный заранее о перевороте американский посол Френсис потребовал немедленного возвращения правительства из Соловков в Архангельск, что генерал Пуль и вынужден был исполнить.
Возвратившись, «Верховное управление» пришло к заключению, что в Архангельске фактически осуществлена оккупация англичанами, что правительству здесь делать нечего. К этому же времени относится назначение союзниками французского военного агента полковника Донопа военным губернатором Архангельска. Уволить Донопа союзники соглашались только при одном условии – если «Верховное управление» назначит генерал-губернатора из военных для удобства сношения с английским главнокомандованием. Правительство решило не только назначить генерал-губернатора, но и предоставить ему всю власть на Севере, а самому распустить себя.
Воспользовавшись слухом об образовании в Самаре Комуча, «Верховное управление» в воззвании к населению сообщило, что ввиду образования в Самаре всероссийской власти оно себя распускает, передает всю полноту власти только что им назначенному генерал-губернатору Северной области генерального штаба полковнику Дурову; помощниками его были назначены: по военной части – генерал Самарин (известный по делу генерала Крымова), а по гражданской – определенный черносотенец, бывший товарищ прокурора Петроградской судебной палаты де Боккар, свой человек у графа де Люберсака и К. И Дурова, и Самарина, и де Боккара члены «Верховного управления» знали меньше месяца, и это не помешало им вверить этим лицам верховную власть в крае. Назначив, таким образом, диктатора в лице полковника Дурова, эсеровское правительство решило, что оно сделало все, что было нужно, ушло от власти, и Маслов, Дедусенко и Лихач в день моего прихода уже выехали на отдых в Сибирь.
Ознакомившись с положением вещей, я, как член «Союза возрождения», решительно запротестовал против установления в области единоличной диктатуры и потребовал совещания бывших членов «Верховного управления». Совещание это состоялось в составе Н. В. Чайковского, А. И. Гуковского, Г. А. Мартюшина, А. А. Иванова и П. Ю. Зубова. На совещании я им предложил вопрос, от имени кого они образовали власть в Архангельске, и получил ответ: от имени «Союза возрождения», внеся лишь один корректив в структуру правительства – все члены его, по их мысли, должны были носить на себе печать всеобщего избирательного права: быть или членами Учредительного собрания, или гласными земства или города (все члены «Верховного управления» были членами Учредительного собрания, за исключеньем П. Ю. Зубова – товарища городского головы в Вологде). Тогда я указал им, что «Союз возрождения» организовался на определенной политической платформе, исключавшей диктатуру, вследствие чего они не имели права устанавливать диктатуру в лице генерал-губернатора и должны пересмотреть этот вопрос. Хотя Гуковский и возразил мне, что о праве их здесь не может подниматься вопрос, так как «Верховное управление» суверенно в своих действиях и не связано директивами «Союза возрождения», но тем не менее оставшиеся члены «Верховного управления» решили у власти остаться и генерал-губернатора включить в состав правительства, поручив ему заведование военными, внутренними делами, путями сообщения, почтой и телеграфом (должность управляющего внутренними делами ввиду этой комбинации была упразднена).
На следующий день состоялось совместное совещание «Верховного управления» с полковником Дуровым, генералом Самариным и де Боккаром. Все трое не выразили особенного удовольствия от перспективы работать совместно с правительством и под его руководством; Дуров решительно отстаивал свои правомочия. У всех нас осталось от этого совещания одно ощущение – нужно ждать нового ареста правительства. Для предупреждения этой возможности А. И. Гуковский предложил назначить меня архангельским губернским комиссаром, дабы у меня находилась в непосредственном ведении милиция военная и гражданская, с помощью которой я смог бы предотвратить попытку нового переворота; я согласился и в эту же ночь получил назначение губернским комиссаром.
На другой день «Верховное управление» решило вновь уйти в отставку, передав верховную власть Н. В. Чайковскому и А. И. Гуковскому для организации нового состава правительства с включением в его состав большого представительства торгово-промышленных буржуазных слоев населения. Усиленно настаивали на этом все послы, включая и Френсиса. Чайковский смог вдвоем поработать с Гуковским только несколько часов, так как последний был, действительно, невероятно придирчив к мелочам и был большой буквоед. Гуковский тоже ушел в отставку, поручив одному Н. В. Чайковскому строить новую власть, но верховные функции были завещаны персонально Чайковскому, как будущему представителю нового правительства. В самую сложную и тяжелую минуту, когда нужно было дать твердый отпор домогательствам союзников, эсеры, члены «Верховного управления», сочли за благо удалиться от дел, взвалив всю формальную ответственность за дальнейшие шаги на одного Н. В. Чайковского. Можно не согласиться с его дальнейшими шагами, критиковать его, даже ругать – это дело взглядов, но, во всяком случае, можно одно сказать: старик один не бежал с поля сражения, не предал в руки иностранцев и военщины массы, над которыми бы иначе пронесся жесточайший шквал террора и репрессий. Эсеры позорно бежали, не дав боя.
В эти же дни меня пригласили в союзную контрразведку для выполнения формальности – дать свои показания, как вновь прибывшего с той стороны фронта. В своих показаниях там я красной нитью провел мысль о поднимающемся возмущении союзниками за невыполнение ими своих обязательств со стороны тех, кто до сих пор шел в России с ними и кто теперь уже склонялся в сторону Германии.
Кажется, в тот же вечер меня просил сделать доклад о положении в России некий беспартийный клуб. Прибыв туда, я застал довольно значительную группу военных во главе с контр-адмиралом Ивановым, председательствовавшим на этом собрании. Тут же я впервые лично встретился и познакомился с М. М. Филоненко. После моей информации взял слово Филоненко и, со своей стороны, информировал меня о положении в Северной области, причем особенно сильно досталось Чайковскому, Маслову, Лихачу и полковнику Дурову. Как потом я узнал, клуб этот был клубом «Национального союза» в Архангельске, о котором речь будет идти дальше.
Н. В. Чайковского чуть ли не ежечасно торопили в миссиях с составлением нового кабинета. После переговоров с торгово-промышленными кругами он наконец составил его в следующем составе: Н. В. Чайковский – председатель, иностранные дела и земледелие; П. Ю, Зубов (к.-д.) – народное просвещение и секретарство; полковник Дуров (беспартийный) – генерал-губернатор, внутренние и военные дела, пути сообщения, почта и телеграф; С. Н. Городецкий (к.-д.) – юстиция; князь И. А. Куракин (беспартийный) – финансы и Н. В. Мефодиев (к.-д.) – торговля и промышленность и вопросы труда (но без организации специального отдела труда). Нелегко далось Чайковскому это формирование, много бессонных ночей провел он до этого… Городецкий и Мефодиев были ставленниками торгово-промышленного класса. Я же вступил в должность архангельского губернского комиссара.
