Итак, идея Союза народов[175] оказывается лучше в отвлеченных схемах, чем в воплощении. Англичане передают, что французский флот и армия заболели, а в Англии заболевание началось на железных дорогах и на рудниках. Спешно создаются добровольческие части для предстоящей борьбы и для поддержания порядка. Бросившие нас продажники-французы, чтобы оправдать свой гнусный поступок, цинично говорят: «Нам нужно беречь своих производителей. У вас люди сидят в кофейнях вместо того, чтобы сражаться, у вас нет патриотизма и искусства управления вы лишены, а мы можем и с большевиками договориться». Это – слова ультиматума, который дал ДА 24 часа на вывод судов из Севастополя.

Наше положение на Юге становилось очень сложным. Опять наседают с разных сторон тучи врагов, надвигаются за углем нефтью и кубанским хлебом. Мы не впадаем в разные панические настроения, но в то же время достаточно ясно видим и понимаем положение дел. Верим беззаветно нашему вождю. Усовершенствования далеко несовершенного гражданского аппарата, конечно теперь отходят на второй план.

Родные мои, хочу надеяться, что вы не оставляете без поддержки О. Г. Хочу надеяться, что мои письма сообщаете ей и всем моим. Скажите моим, что Володя молодец, доблестно исполняет свой долг. Сейчас он в Грозном. Скажите им всем, что моя прошлая жизнь вся перед моими глазами, вся как есть, всю ее несу в своем сердце и сознании, верую в новую жизнь и иду к ней. Да хранит вас Бог.

Н. А[стров][176]

ПИСЬМО В. А. СТЕПАНОВА

Дорогие друзья! Наш курьер задерживался днями и неделями ввиду непрерывно менявшейся обстановки. Мы не хотели посылать вам сообщений в то время, когда знали, что завтра же должно произойти то, что в корне изменит всю обстановку. Теперь положение более или менее изменилось. Мы решили не задерживать больше курьера и отправляем его вам. Большая часть посылаемого материала устарела, но мы сознательно не заменяем его новым, а ограничиваемся дополнительными сведениями. Старый материал осветит вам не только картину того, что было, но и то, как это бывшее воспринималось нами.

Письмо Николая Ивановича[177] в достаточной мере дополняет посылаемое вам сообщение «Азбуки» (Слово),[178] но и оно уже несколько устарело. Буквально каждый день приносит новые данные и новые факты, освещающие положение.

Взаимоотношения с французами можно считать окончательно определившимися. Правительство Франции по-прежнему стоит на точке зрения необходимости борьбы с большевиками и по-прежнему для него единая и сильная Россия – реальная необходимость. Кабинет Клемансо не думал падать. Никаких изменений в составе кабинета не произошло и не происходило. Все это досужие и, быть может, намеренные измышления одесских врачей и политиканов. Палата отпустила кредиты на содержание «Русской экспедиции»,[179] и французские войска (черные) продолжают пребывать в России. По крайней мере продолжали пребывать тогда, когда эвакуировалась и продавалась большевикам Одесса и сдавался Крым. Но не в этом объяснение того одесского и крымского кошмара, который разыгрался на наших глазах и продолжает разыгрываться к позору Франции и к искреннему горю ее русских друзей.

Во-первых, французские войска определенно не желают больше воевать. Трудно сказать, в какой степени в том полном разложении французских частей, вступивших в Россию, которое проявилось в одинаковой мере как в Одессе, так и в Крыму, действительно повинна большевистская зараза. Действительно ли все эти французские солдаты и матросы стали большевиками и прониклись идеями ленинского коммунизма, или же их манифестации с красными флагами, возгласы «Вив ле большевик»,[180] бросание оружия в воду, братание с красными, отказ от отправки на фронт и т. п. имеют единственной целью добиться возвращения на родину, вернувшись куда они станут опять добрыми французскими скопидомами, какими всегда были.

Так или иначе, всякая активная помощь Франции живой силой разбивается о то состояние французских войск, которое есть или кажется большевизмом и которое, во всяком случае, есть разложение и деморализация.

Во-вторых, настроение представителей французского командования и французских властей вообще. Вот тут что-то совершенно непонятное и необъяснимое. С одной стороны, какая-то удивительная смесь наглости, самомнения и поразительного невежества, а с другой – определенно недоброжелательное, даже враждебное отношение к России, ко всему русскому. Вот вам факты.

Перед отъездом из Крыма В. Д. Набоков[181] имел разговор с французским адмиралом Аметом. Амет держал себя с В. Д. так вызывающе грубо, так третировал и В. Д. и Россию, так нагло издевался надо всем, что для нас дорого и свято, что В. Д., передавая друзьям свою беседу с этим животным, сказал, что он близок был к тому, чтобы выйдя из каюты адмирала, броситься в воду Когда В. Д-чу в разгар адмиральских рацей[182] о русском предательстве удалось вставить и замечание о том, что жертвами в Восточной Пруссии Россия помогла Жоффру спасти Париж,[183] Амет резко его перебил словами: «Вы принялись за сочинение легенд».

Французы захватывают русские пароходы, поднимают на них свои флаги и распоряжаются русским имуществом с развязностью, о которой не снилось и немцам.

Случайно зашедшему в Севастополь русскому судну (в то время, когда французы уже удалили из Севастополя русские добровольческие части) французы приказали спустить русский флаг.

На одном транспорте (русском, но захваченном французами, и с французской вооруженной командой), отправленном самими французами из Севастополя в Новороссийск с русскими беженцами, среди сотен пассажиров оказалось две или три французских семьи, которые желали ехать не в Новороссийск, а в Константинополь. Этого было достаточно, чтобы, не обращая внимания ни на какие протесты, транспорт повернул в Константинополь. Транспорты с русскими беженцами, направленные в Константинополь, в Константинополе задерживаются днями. Французы не разрешают русским сходить на берег и не дают на транспорты провианта. Голод на нескольких пароходах был устранен только благодаря вмешательству англичан. В Константинополь русских не пускают, а сняв с транспорта своих, французы направляют эти транспорты дальше – в Грецию и в Малую Азию.

В числе других оказались в Греции против своей воли И. И. Петрункевич с женой, семья В. Д. Набокова, Е. А. Родичева, А. С. Милюкова и другие, имевшие несчастье быть русскими, попавшими во власть французов. Вы легко дадите себе отчет в той ненависти к французам, которая со стихийной силой распространяется среди русских. Не было примера, не было случая, когда бы грубость, наглость, враждебность французов к русским не проявлялась всякий раз, когда по тому или иному поводу французы приходили в соприкосновение с русскими.

В-третьих. Мы не имеем вполне точных и исчерпывающих сведений о настроениях самой Франции, но, суммируя все то, что доходит и официальным, и частным путем, приходится констатировать, что положение французского правительства труднее. Если не большевизм в русском стиле, то нечто от большевизма и во франции возможно. Все это, вместе взятое, увы, ставит вопрос об активной помощи со стороны Франции под большое сомнение.

В отношениях с Англией наступил крутой перелом. В политике Англии произошло что-то, что дает повод думать, что Англия решила использовать ошибки французов и заменить Францию в своих отношениях к России. Англичане уже и раньше поставили себя так, что наше отношение с ними не окрашивалось оттенком враждебности. Теперь эти отношения, видимо, становятся прямо дружественными. Та деловитая сдержанность, тот характер корректной, но холодной, эгоистической расчетности, какой имела еще недавно политика англичан в отношении к России, характеристику которой вы могли найти в информации «Азбуки» (сообщение Слова), теперь сменились политикой определенной и дружественной помощи России в лице Добровольческой армии. Не говоря о регулярном и все растущем поступлении[184] от англичан всякого рода снабжения (вооружения, интендантского, инженерного и медицинского имущества и т. д.), англичане пользуются всяким случаем, чтобы подчеркнуть свое дружеское к нам отношение, это проявляется решительно во всем. И в крупном, и в мелочах. Английский главнокомандующий генерал Мильн первый приехал в Екатеринодар и сделал визит генералу Деникину. Помимо того морального впечатления, какое произвел этот шаг генерала Мильна, особенно после тех досадных и оскорбительных недоразумений, какие были с так и несостоявшимся свиданием с генералом Франше Д'Эспере,[185] свидание генерала Деникина с ген. Мильном дало и большие политические результаты. Обо всем договорились, все выяснили.