— Как по мне, вполне правильно, — пошутил Джон, но Влад и Марина не обратили на него внимания.

— Как бы то ни было, в самой сути экономики важно то, что люди стихийно, или просто по своему вкусу, приписывают численные показатели неисчисляемым вещам. А потом делают вид, будто цифры у них просто не сошлись, хотя на самом деле все верно. В этом отношении экономика похожа на астрологию, только она служит для оправдания текущей структуры власти, а потому имеет много ярых сторонников среди влиятельных господ.

Лучше просто сосредоточиться на том, чем мы занимаемся здесь, — продолжила Марина. — Основная формула довольно проста: эффективность равняется количеству сожженных калорий, разделенному на число поглощенных и умноженному на сто, чтобы получить результат в процентном выражении. Традиционно считалось, что хищнику передавалось в среднем десять процентов, хотя и двадцать было вполне реально. Большинство хищников на вершине пищевой цепи получало что-то около пяти процентов.

— Вот почему тигры живут на территориях в сотни квадратных километров, — сказал Влад. — Снимать пенку на самом деле не очень-то эффективно.

— Значит, на тигров никто не охотится не потому, что они такие опасные, а потому, что это не стоит усилий, — догадался Джон.

— Именно!

— Настоящая трудность заключается в том, чтобы правильно подсчитать показатели, — объяснила Марина. — Нам пришлось просто приписать определенные численные показатели, эквивалентные калориям, всем видам деятельности, и потом их подсчитывать.

— Так мы же вроде говорим об экономике, разве нет? — спросил Джон.

— А это и есть экономика, разве ты не видишь? Это наша эко-экономика! Каждый должен зарабатывать свой хлеб, так сказать, исходя из расчета их реального вклада в экологию. Каждый может повысить свою экологическую эффективность, если постарается уменьшить количество потребляемых килокалорий, — это старинный южный аргумент против потребления энергии северными странами с развитой промышленностью. Они имели реальное экологическое обоснование для этого замечания, потому что, как бы много ни произвели эти промышленные страны, они никак не могли быть эффективнее южных.

— Они были хищниками по отношению к югу, — сообразил Джон.

— Да, и они станут хищниками по отношению к нам, если мы им это позволим. А эффективность у них, как и у всех хищников, низкая. Но здесь, видишь ли, в этом гипотетическом независимом государстве, о котором ты говоришь… — она ухмыльнулась испуганному взгляду Джона, — да, говоришь, признай, что это именно то, о чем ты постоянно твердишь, Джон… в общем, в нем должен действовать закон, устанавливающий, что людей следует вознаграждать пропорционально их вкладу в систему.

Дмитрий, войдя в лабораторию, добавил:

— От каждого по способности, каждому — по потребностям!

— Нет, это не одно и то же, — возразил Влад. — Это значит: ты получаешь то, за что платишь!

— Но у нас так и есть, — сказал Джон. — Чем это отличается от уже существующей экономики?

Все в одночасье фыркнули, причем Марина — с особой выразительностью.

— Суть в том, что сейчас учитываются все мнимые работы! Большинству земных профессий приписываются показатели, которые не соответствуют действительности! Все, чем занимаются в администрациях транснационалов, может сделать компьютер, и вообще, существуют целые категории паразитических профессий, которые не вносят в систему ничего полезного для экологии. Реклама, биржевая торговля, все, кто зарабатывает на финансовых махинациях — это не только неэкономно, но и развращающе, да к тому же искажает те денежные показатели, которые имеют значение. — Она презрительно отмахнулась.

— Ладно, — произнес Влад, — их эффективность, можно сказать, очень низка, и они — хищники в отношении системы, в которой нет хищников, а значит, или находятся на вершине цепи, или же паразиты, в зависимости от того, какое ты дашь им определение. Реклама, брокерское дело, некоторые юридические манипуляции, что-то из политики…

— Но это все субъективное суждение! — воскликнул Джон. — Как вы определили калорийность таких разных видов деятельности?

— Ну, мы хорошенько потрудились, чтобы подсчитать, что они приносят в систему с точки зрения благосостояния, измеренного как нечто материальное. Как можно выразить деятельность в пересчете на еду, воду, жилье, одежду, медицинскую помощь, образование, свободное время? Мы это обсудили, и, как обычно, каждый в Ахероне предложил свое число, а потом мы выбрали среднее значение. Вот, сейчас покажу…

И они весь вечер проговорили об этом за экраном компьютера. Джон задавал вопросы, подключал Полин, чтобы сохранить изображения с экрана и записать их обсуждение. Они просматривали формулы, тыкали пальцами в схемы и графики, затем сделали перерыв на кофе, выносили его на верхушку, бродили по теплицам, бурно споря о показателях человеческой ценности, выраженных в килокалориях, в таких областях, как водопроводное дело, опера, программирование симуляций и других. В один из вечеров они как раз находились на верхушке, когда Джон оторвал взгляд от формулы на своей наручной консоли и посмотрел на длинный склон, уходящий к горе Олимп.

Небо стало темнее. Он подумал, что в очередной раз наступило двойное затмение: Фобос был так близко над головой, что закрывал треть солнца, когда то перемещалось в течение дня, а Деймос — примерно девятую часть, и пару раз в месяц они делали это одновременно, из-за чего по всей земле расстилалась тень, отчего казалось, что пелена возникала перед глазами.

Но это было не затмение: гора Олимп скрылась из виду, а высокий южный горизонт превратился в неясную бронзовую грань.

— Смотрите, — сказал он остальным, обращая их внимание. — Пылевая буря.

Они не переживали глобальной пылевой бури уже десять с лишним лет. Джон открыл у себя на консоли фото со спутников. Эпицентр находился у Таумасийского мохола, в Сензени-На. Он позвонил Саксу — тот философски сощурился и выразил сдержанное удивление.

На краю области бури ветер достигает шестисот шестидесяти километров в час, — сказал Сакс. — Новый рекорд планеты. Похоже, она будет сильной. Я-то думал, тайнобрачная почва в районах возникновения бури приглушит ее или даже остановит. Очевидно, с этими образцами не все благополучно.

— Ладно, Сакс, это весьма паршиво, но все будет хорошо. Сейчас мне надо идти, она двигается прямо на нас, и я хочу на это посмотреть.

— Наслаждайся там, — без всякого выражения проговорил Сакс, и Джон отключил его.

Влад и Урсула насмехались над образцами Сакса — перепад температур между биотически растопленной почвой и оставшимися замороженными участками должен быть самым большим, а ветра между этими регионами, соответственно, самыми сильными, и поэтому, когда они доберутся до этих свободных частиц, те взлетят в воздух. Это же было совершенно очевидно.

— И теперь это случилось, — сказал Джон.

Он рассмеялся и вышел в теплицы, чтобы своими глазами наблюдать приближение бури. Ученые иногда становились такими язвительными.

Стена пыли двигалась по протяженным лавовым склонам, подступающим к горе Олимп с севера. Она уже заняла вдвое больше земли с тех пор, как Джон впервые ее увидел, и теперь приближалась, как гигантская прибойная волна, вздымающаяся молочно-шоколадная волна высотой в 10 000 метров, с бронзовым пенящимся кружевом вверху, оставляя крупные кривые полосы в розовом небе.

— Ого! — вскричал Джон. — Началось! Началось!

Узкие каньоны и борозды, что лежали у подножия гребня Ахерона, вдруг показались очень далекими, а нижние хребты теперь напомнили драконьи спины из потрескавшейся лавы. В этом диком месте, слишком высоком, слишком открытом, ему и предстояло встретить приход такой бури. Джон снова рассмеялся и прижался к южному окну теплицы, глядя вниз и восклицая:

Ого! Ого! Смотрите, какая! Ого! А затем вдруг их захлестнуло: налетела пыль, их обступила тьма, поднялся высокий свистящий скрежет. При первом ударе по хребту Ахерона поднялся безумный шквал, быстро появлялись и исчезали циклонические вихри, горизонтальные, вертикальные, под углами… Скрежет сливался с рокотом, с которым все это обрушивалось на хребет. Затем ветер с фантастической скоростью превратился в размеренную стоячую волну, и пыль понеслась мимо лица Джона. Желудок подскочил вверх, будто теплица начала падать с безумной скоростью. Несомненно, это было именно так, как выглядело — по хребту двигался сокрушительной силы восходящий поток. Отступив, Джон, однако, увидел, как пыль проносилась над головой и улетала на север. На той стороне теплицы обзора хватало на несколько километров, но затем ветер вновь ударился о землю, закрыв вид непрерывными пылевыми взрывами.