— За это я вас не порицаю. Я и сам его не люблю. Не люблю ничего: ни этот дом, ни вас, ни вашу девчонку, ни грубияна сына, ни вашей лжи.

Старуха приподнялась на шезлонге.

— Вон отсюда! Немедленно убирайтесь из дома! Немедленно! Вон!

Я встал и поднял с пола шляпу.

— Буду только рад уйти.

Усмехнувшись, я направился к двери и, выйдя, спокойно закрыл ее за собой.

Позади меня послышались шаги. Я прошел половину гостиной, потом остановился, позволив ей догнать меня.

— .Мистер Марлоу! Пожалуйста! Не уходите, пожалуйста! Она зовет вас. Правда зовет!

— Будь я проклят! Передайте ей, пусть катится ко всем чертям!

Девушка схватила меня за рукав.

— Пожалуйста!

— Пошла она к черту! Скажите ей, пусть утопится. Марлоу тоже умеет обижаться. Пусть бросится в два озера, если одного ей будет мало.

Я посмотрел на руку, державшую меня за рукав, и похлопал по ней.

— Пожалуйста, мистер Марлоу. У нее неприятности, она нуждается в вас.

— У меня тоже неприятности. А вы-то чего скулите?

— О, я очень люблю ее. Я знаю, что .она грубая и грозная, но у нее золотое сердце.

— К черту ее сердце! Я не могу иметь с ней дело. Она жирная старая лгунья. Она мне надоела. Хватит. Я тоже думал, что у нее неприятности, но я не мусорщик, чтобы рыться в дерьме.

 — О, я уверена, что если вы наберетесь терпения... Умоляю вас, мистер Марлоу!

Я обнял девушку за плечи. Отскочив на метр, она в панике уставилась на меня.

Мы стояли -и разглядывали друг друга. Мерль побледнела, ее губы были плотно сжаты, ноздри трепетали,

— Послушайте, с вами в детстве что-нибудь случилось?

Она быстро кивнула.

— Вас напугал мужчина или что-то в этом роде?

Девушка снова кивнула и прикусила нижнюю губу маленькими белыми зубками.

— И с тех пор вы такая?

Она молчала.

— Послушайте,, мне совсем не хотелось вас испугать,— сказал я.— У меня и мысли такой не было.

Из глаз ее хлынули слезы.

— Если я прикоснулся, к вам, то только как к двери или к креслу. Без всяких задних мыслей. Ясно?

— Да.

Сквозь слезы в ее глазах опять мелькнул панический страх.

— Не бойтесь меня, я больше не трону вас. И никаких мыслей у меня не было. Это у Лесли такие мысли. Вы ведь это знаете? Вы понимаете его, да?

— О да! Конечно.

Чувствовалось, что Лесли был для нее тузом. Это для меня он — птичий помет.

— Теперь об этой винной бочке. Она грубая и считает, что своей грубостью может сжить со свету кого угодно, не говоря уже о вас. Но с вами она ведет себя просто безобразно. Так ведь?

— Да, мистер Марлоу. Я пыталась вам сказать...

— Ясно. Теперь скажите, почему вы так взволновались? Он все еще... что вас так тревожит?

Мерль прижала ко рту руку.

— Он умер. Он упал... из... окна.

Я остановил ее жестом.

— Ах, этот человек! Я слышал об этом. Но вы забыли о нем, не правда ли?

— Нет,— ответила она, качая головой.— Я не могу это забыть. Я никак не могу забыть. Миссис Мардок все время говорит, что пора это забыть, а я просто не могу.

— Было бы гораздо лучше, если бы она держала свой гнусный язык за зубами,— резко заметил я.

Девушка удивленно посмотрела на меня.

— Но это не все,— продолжала она.— Я была его секретаршей, а она — его женой. Он был ее первым мужем. Естественно, она не может забыть об этом. Как она может?

Я в раздумье почесал ухо. Она явно считала, что мне все известно. Я был для нее неким обезличенным оракулом. Чуть ли не ее внутренним голосом.

Тогда у меня возникло подозрение, одно из тех, которые появляются вдруг, по наитию.

— Послушайте, вы, вероятно, с кем-то встретились, и вас это очень взволновало?

Она огляделась. Я проследил за ее взглядом. За креслом — никого, за дверью — тоже.

— Почему я вам это рассказываю?..— вздохнула она.

— Вы не рассказываете, вы это чувствуете.

— Вы обещаете никому не говорить об этом, никому на свете, даже миссис Мардок?

— Уж ей-то наверняка не скажу. Обещаю.

Она открыла рот и улыбнулась, потом произошло что-то странное. Звук замер в ее горле. Она вскрикнула, зубы ее щелкнули. Я хотел успокоить ее, но боялся к ней прикоснуться. Мы стояли друг против друга, потом она повернулась и убежала. Я услышал ее шаги в холле, потом звук захлопнувшейся двери.

Я вышел а холл, подошел к двери, из-за которой доносились рыдания, и прислушался. Делать было нечего. Я вернулся в комнату, где оставил старуху, и просунул голову в дверь. Миссис Мардок сидела в той же позе. Казалось, она вообще не двигалась.

— Кто испугал ее до смерти, эту маленькую девочку? — спросил я.

— Убирайтесь из моего дома,— процедила она.

Я не двинулся с места. Старуха хрипло рассмеялась.

— Вы считаете себя умным человеком, мистер Марлоу?

— Ну, я об этом не думал.

— А вы подумайте.

— А каково ваше мнение?

Она пожала своими массивными плечами.

— Может быть, вы и умный. Кто знает!

— Вы еще ничего не решили, а мне предстоит разговор с полицией.

— Мне нечего решать,— отрезала она,— и я не собираюсь вам платить. Монета возвращена, и я удовлетворена этим. Деньги я вам дала. Уходите, вы мне надоели. Ясно?

Я вышел в холл-. За дверью никаких рыданий, вокруг тишина.

Выйдя из дома, я постоял немного — бездумно смотрел на траву, освещенную солнцем. Серый «меркурий» начал было отъезжать от дома, но сидевший за рулем Лесли Мардок увидел меня и остановил машину. Он был тщательно одет. Кремовый габардиновый костюм, белые ботинки, кремовая рубашка без галстука, на носу темные очки. Он заглушил мотор, вышел из машины и направился ко мне.

— Наверное, вы считаете меня подлецом,— тихо сказал Лесли.

— Вы имеете в виду историю с дублоном?

— Да.

— Мне незачем думать о вас.

— Ну...

— Что вам от меня нужно?

Он застенчиво пожал плечами и умоляюще посмотрел на меня.;

— Я бы хотел, чтобы вы мне сказали...

— Простите, мистер Мардок. Меня интересует, собираетесь ли вы разводиться с женой.

— О! Вы думаете, я солгал, чтобы выгородить ее?

— Вполне возможно.

— Понимаю.

Он достал из нагрудного кармана пиджака длинную сигарету.

— Ну... я полагаю... что могу теперь признаться в этом.

— Глупая тема для разговора,— сказал я.— К тому же это чертовски неважно. Для нас обоих.

Он чиркнул спичкой и закурил, потом сказал спокойно:

— Понимаю. Извините меня за то, что я неважно себя вел.

Он уселся за руль. Я наблюдал за ним,, пока он не скрылся из вида, потом похлопал нарисованного негра, по щеке.

— Ты, парень, единственный человек в этом доме, который ничего не скрывает.

Полицейский громкоговоритель на стене пробормотал какие-то слова проверки и умолк. Лейтенант Бриз потянулся и зевнул. .

— Опоздали на пару часов, а?

— Да,— признался я,— но оставил для вас записку. Я ходил к дантисту.

— Садитесь.

Бриз сидел за небольшим столом, стоящим поперек угла комнаты. Слева от него высокое окно, справа на стене висел большой календарь. Прошедшие дни были тщательно закрашены карандашом.— Бриз всегда мог легко определить, какой сегодня день.

В стороне за совсем крошечным столиком примостился Спанглер. Перед ним лежали промокашка, ручка из оникса, небольшой перекидной календарь и пепельница, полная окурков.

Комната была маленькая, душная, не очень грязная и не очень чистая, с каким-то странным запахом. Дайте любому полицейскому управлению новое здание, и месяца через, три в нем установится именно такой запах. Видимо, в Этом есть что-то символическое. Однажды полицейский репортер нью-йоркской газеты написал, что, когда переступаешь порог полицейского участка, попадаешь из привычного мира в другой, по ту сторону закона.

Я сел. Бриз достал из кармана сигару в целлофановой обертке. Снова повторились в деталях все уже знакомые мне манипуляции. Наконец он закурил.