Все это исцелится. Но это не значит, что больно не будет. И если отложить в сторону его яркую сторону, Иллиум был солдатом, бойцом. Вот почему Рафаэль не позволял ему отдыхать. Вместо этого архангел сфокусировал свои ментальные способности и попытался разбудить ангела изнутри его сознания. Иллиум очнулся со стоном. Но без крика.

Оставшийся идеальный глаз открылся.

– Ублюдок ждал в облаках, – прошептал он, не теряя время на ненужные извинения. – Гламур. Елли... – Он вздрогнул, борясь с потребностью своего тела окунуться в исцеляющий сон. – Думаю, она видела мое падение. Б-близко. Он казался исцелившимся... но был слаб. – Последнее слово вышло почти беззвучным, когда тело Иллиума впало в глубокое коматозное состояние, из которого никто и ничто не сможет вывести его по крайней мере неделю.

Хоть он и был много моложе Рафаэля, но уже достаточно стар, чтобы ввести себя в Аншару. Это позволит ему намного быстрее исцелиться, подавляя агонию и восстанавливая тело до пробуждения. В противном случае, как только выйдет из комы, Иллиум испытает такую же боль, как и любое другое существо. С таким количеством переломанных костей это будет мучительно.

Рафаэль слишком хорошо это знал. Последние слова его матери прозвучали, пока он лежал на земле, истекая кровью, его крылья были так сильно разорваны, что он не смог замедлить свое падение. Он ударился об землю с такой силой, что разорвала бы смертного на куски. Его тело не очень хорошо пережило падение. Он потерял куски. Столь юному ангелу, каким он был тогда, понадобились годы на полное восстановление. Те, кто входили в Аншару, исцелялись экспоненциально быстрее. Но лечила их не магия.

Нет, если только ты не кровавый ангел, раздувшийся от токсинов.

Из-за облаков появились черные крылья Джейсона. С напряженным лицом он протянул руки.

– Я заберу его.

Рафаэль протянул ему тело Иллиума.

– Остальные крылатые?

– Я сказал им искать охотницу.

– Отнеси Иллиума к целителю. – Он нырнул вниз обратно к пирсу, заворачиваясь в гламур, прежде чем появился в поле зрения. То, что пытался сказать ему Иллиум, было очень важно. Если Урам исцелился не полностью, то он не сможет далеко улететь с телом Елены.

"Живи, Елена, – сказал он, желая, чтобы она боролась, чтобы вырвалась из тьмы, которая укутала ее разум в удушливую тюрьму. – Живи. Я не разрешаю тебе умирать".

Ничего. Тишина. Такая тишина, какой он никогда не знал прежде.

"Живи, Елена. Воин не склоняется перед врагом. Живи!"

– Потише, – пробубнила Елена, когда высокомерный голос, настоятельно приказывающий ей встать, вытянул ее из блаженного сна. – Я хочу спать.

– Ты смеешь мне приказывать, смертная?

Ее лицо окатили ледяной водой, моментально возвращая в кошмар.

По началу Елена не могла до конца осознать увиденное. Ее разум просто отказывался сложить все детали вместе. Много деталей: изорванных, искаженных, невероятных. Желудок Елены скрутило, тошнота от травмы головы, которую она получила, когда Урам впечатал ее лицо в приборную доску, сливалась с ужасом настоящего момента.

Елена сопротивлялась тошноте, отказываясь вознаградить монстра своим страхом. Но было трудно. Все они были не правы – Сара, Ренсом, даже Рафаэль. Урам не захватил пятнадцать жертв. Он взял других людей, тех, которых не будут разыскивать. Гниющие конечности, поблескивающие от крови останки грудной клетки, как доказательства его порочного безумия, захламили комнату. Помещение без света, без воздуха. Клетка. Склеп...

Возьми себя в руки!

Здравый смысл охотника, что был дарован ей с рождения, наконец, очнулся.

Подавив панику, Елена сосредоточилась и поняла, что на самом деле помещение не поглощено непроглядной тьмой. Урам закрасил окна черной краской, но слабый свет – слишком резкий и прозрачный, чтобы быть естественным, значит, она пробыла в отключке достаточно долго, и уже наступила ночь – все же проникал по краям стекол. Именно этого света хватило, чтобы Елена смогла разглядеть тошнотворную суть окружения. Растерзанные тела, разбросанные как мусор. Но не все были разорваны на части. У противоположной стены, прикованное цепями за запястья, Елена разглядела иссохшее тело, которое когда-то было человеком.

Затем этот ссохшийся моргнул и она поняла, что он все еще жив.

– Иисусе! – Слово вылетело само собой до того, как Елена могла остановить себя.

Монстр, стоящий перед ней с личиной архангела, проследил за ее взглядом.

– Вижу, ты познакомилась с Робертом. Единственный верный мне, без жалоб последовал через океан. Так ведь, Бобби?

Елена увидела в выражении лица Урама жестокое чувство юмора и осознала, что никогда не встречалась с истинным злом до этого момента. Роберт – вампир, это предельно ясно. Ни один человек, иссушенный до такой степени, не выжил бы – было похоже, что вся жидкость покинула организм вампира, за исключением огромных, искрящихся глаз, взгляд которых умолял охотницу о спасении.

Урам перевел взгляд на Елену, в его глазах – ярких, прекрасно-зеленых – танцевали блики смеха.

– Он думал, что он особенный, потому что я взял его с собой. К несчастью, я на какое-то время позабыл о нем, – этот наполненный силой взгляд налился злостью, глаза стали алого цвета. Сверкающий зеленый цвет вдруг стал гнилостным.

Елена сидела очень, очень тихо в том углу, где Урам ее бросил, задумываясь, забрал ли он ее оружие. Она не ощущала его на теле, но, может, архангел упустил одно или два – например, тонкий кинжал в ее волосах или плоский клинок, встроенный в ножны в ее ботинках. Она согнула пальцы и ощутила обнадеживающую уплотненность в сапогах. Эти ботинки Ренсом принес ей, ради прикола – и Елена никогда не любила этого идиота больше, чем в этот момент.

Взгляд Урама впился в нее.

– Но мой верный Бобби действительно пригодился. – Урам вновь посмотрел на Роберта – так ведь? Он стал самым тонким ценителем моих маленьких игр.

Елена видела, как руки вампира выкручиваются в цепях, как его тело дернулось и ощутила, как разгорается ее ярость. Урам знал, что делает – вампиры почти бессмертны, но им нужна кровь, чтобы действительно выжить. Не позволяя ему питаться, Урам эффективно заставлял тело Роберта поедать самого себя. Вампир никогда в действительности не умрет, не от голода. Но теперь для вампа каждый вдох, как агония. И если это продолжалось долго...

Голову Елены наполнили воспоминания о единственном случае, встреченном ею, когда вампир голодал. Это было в учебнике, который она изучала на последнем году обучения в Академии Гильдии. Того вампира – С. Мэтисон – поймали во время фамильной вражды, в которой участвовал его сир. Кто-то замуровал его в бетонном гробу и похоронил в фундаменте строящегося здания.

Его нашли спустя десять лет.

Живым.

Если можно было его таковым назвать. Подрядчик, который невольно разбил гроб, подумал, что нашел скелет, и вызвал представителей власти. Судмедэксперт был в восторге от перспективы нахождения мумифицированных останков. Прибыв на место с небольшой командой криминалистов, они начали фотографировать, проводить измерения, а рабочие наблюдали. Затем одна из криминалистов порезала палец, поворачивая череп, и прежде, чем поняла, что произошло, потеряла палец. Кость была ровно срезана одним из острых, как бритва, клыков.

Вызвали парамедиков. Тело С. Мэтисон регенерировало от постоянного переливания. Но с его мозгом произошли какие-то необратимые метаморфозы. С. Мэтисон не разговаривал, ничего не делал, помимо того, что улыбался, как дурак и ждал, чтобы кто-нибудь подошел слишком близко. Трое врачей потеряли части своих тел, прежде, чем С. Мэтисон бесследно исчез. Общее мнение было таковым, что ангелы позаботились о нем. Плохо для дела, когда есть вампир, поедающий людей.

Роберт не достиг еще пока такой стадии. Все еще было что-то в его глазах, какое-то чувство и понимание человечества. Елена увидела, как Урам направился к вампиру, закрывая собой обзор на свои действия. Затем Роберт издал ужасный звук, и она едва остановила себя, чтобы не закричать на Урама. Вместо этого она воспользовалась возможностью подтянуть ногу ближе. Еще ближе.