Однако М.А. Корец был на редкость пассионарной личностью. Спустя всего несколько недель (!) после перевода в УФТИ из уральского ФТИ он сумел встать (правда, не один, а вместе с Ландау) во главе лагеря борцов с «оборонщиками» института. Для этого Корец, поддерживаемый Ландау, энергично пропагандировал — в частности, через стенгазету — раздел института на две части, «теоретическую» и «прикладную». Но этого мало. Попутно, из-за неприсоединения к линии Ландау-Кореца, последний сумел отсечь от Ландау единственную пишущую руку — его ближайшего помощника Пятигорского, который начал писать курс теорфизики (учитывая «графофобию» Ландау). А ведь эта рука уже подготовила более половины первой книги курса — «Механики» — а также вела запись лекций по электродинамике (см. в Главе 6 параграф о Курсе теорфизики). Указанная сумма реальных организационных последствий, индуцированных деятельностью молодого человека (Кореца) в течение менее чем полугодия после поступления его в знаменитый на весь мир институт, несомненно, доказывает, что это была неординарная личность — выдающийся организатор-разрушитель. И еще вопрос, кто на кого больше влиял — Ландау на Кореца или наоборот — так, как это, кстати, виделось Пятигорскому (см. выше его письмо).
Но вернемся к хронике событий в Харькове. В конце лета 1935 г. Ландау, Шубников и Корец с супругой отправились в пешее путешествие по Крыму. Как сообщает Г.Горелик, «в центре походных разговоров были оставшиеся в Харькове проблемы. <…> трудность проблем не столько угнетала, сколько раззадоривала, побуждала бороться за правое дело» [Горелик, 1991]. Здесь цитируемый автор тонко подметил момент «раззадоривания» как милую поведенческую черту молодых пассионариев, Кореца и Ландау. Но ведь это их «раззадоривание» реально привело к тому, что через два года были расстреляны люди, их товарищи по работе Л.В. Шубников, Л.В. Розенкевич и B.C. Горский. Конечно, все можно списать на высшую силу — сталинский режим. А что, разве были иллюзии, что в СССР воцарилось надолго нечто иное? И не пришла в голову мысль, что вместо раззадоривания надо бы вести себя поскромнее, потише, хотя бы уж не подставляя других? (Но, судя по игривой лексике автора последней цитаты и отсутствию у него даже намека на критический анализ роли Кореца, такая мысль не посетила и его.)
Что же касается «правого дела» — это зависит от позиции и убеждений. Для одних правое дело состояло в приоритетном развитии теоретической физики, для чего они предлагали разделить УФТИ, создав отдельный институт теоретической физики на базе отдела Ландау. Для других правым делом была техническая подготовка страны к грядущей войне, в данном случае заключающаяся в срочной разработке мощных магнетронов и расчетах радиолокационных антенн. Для третьих (Лейпунского) оно заключалось в необходимости сохранить институт в целости, а также в достижении компромисса по развитию и того, и другого направлений.
Подчеркну, что вряд ли Ландау и Корец сознательно боролись с «оборонщиками», чтобы подорвать обороноспособность СССР, как это было представлено впоследствии после арестов Ландау в 1938 г. и Кореца в 1935 и 1938 гг. На самом деле Ландау боролся за то, чтобы развивать свою тематику и сохранить тот уровень мирового масштаба, который был достигнут в УФТИ к 1934 г. благодаря работам его группы. А если уж так необходимо заниматься «оборонкой» (сейчас оборонными, такими, как радиолокационная техника, а дальше, возможно, и агрессивными видами вооружений), то пусть Слуцкин и компания это делают, а его — чтоб не трогали! Пусть, наконец, разделят УФТИ надвое, огораживают оборонный институт забором, ставят охрану, вводят режим и т. д., лишь бы сохранили все, как было до начала 1935 г., для другого института — теоретического. Другое дело, что субъективное нежелание Ландау работать на оборону выражалось в его действиях на поле тоталитарного государства, да еще в период общего нарастания репрессий (сразу после убийства Кирова!) Таким образом, вполне понятна становится линия следствия в 1938 г., которому не нужно будет ничего выдумывать после ареста Ландау и Кореца за изготовление антисталинской листовки. Им вменят «…срыв важнейших научных работ института, предназначенных для нужд обороны страны» (см. Приложение: Протоколы…).
…После отпуска Ландау и Корец отвезли в Москву, в газету «Известия» статью «Буржуазия и современная физика». Статью написал Корец, но подписал только авторитетный Ландау. Их принял Н.И. Бухарин, прочел статью при авторах и одобрил (она вышла в номере от 23 ноября 1935 г., т. е. уже после увольнения Кореца из УФТИ и накануне его ареста; отрывок из статьи см. в Главе 8). Заручившись высокой поддержкой, Корец пишет обширную статью в стенгазету УФТИ, в которой излагает позицию и намерения друзей и сочувствующих Ландау. До войны стенгазеты в СССР играли роль, несравненно большую, чем в послевоенные годы. Они были чем-то вроде китайских «дацзыбао» — стенгазет времен культурной революции Мао-цзэдуна. То есть данная статья Кореца была мощным выпадом против дирекции и ее линии на исследования по оборонной тематике в УФТИ. Естественным было ожидать реакции противника. И она последовала.
Тогдашний директор Давидович нашел мелкое, с точки зрения людей послевоенной поры, но отнюдь не мелкое в 1930-е гг., несоответствие в анкете из личного дела Кореца в отделе кадров УФТИ и в его комсомольской анкете: в первой из них Корец не упоминал, что его мать какое-то время занималась мелкой торговлей в годы Гражданской войны. В те годы это свидетельствовало о мелкобуржуазном социальном происхождении Кореца и в принципе препятствовало его вступлению в комсомол и партию, а также занятию ряда должностей. Поэтому нередко люди приукрашивали свои анкеты. Если их разоблачали, то изгоняли из комсомола, партии, увольняли с работы. Такова была реальная и печальная практика классовой борьбы в предвоенном СССР. Давидовичу удалось представить материалы в стенгазете с проектом разделения УФТИ как массовую агитацию против интересов социалистического государства со стороны мелкобуржуазных элементов, действующих под руководством Кореца, проникшего в УФТИ путем сокрытия своего враждебного классового происхождения (вспомним тезис Сталина: «По мере строительства социализма классовая борьба обостряется»).
После ареста Кореца заместитель директора УФТИ П.А. Кравченко дал на следствии показания против него, в которых, в частности, говорилось: «Эта группа[11] за 3–4 месяца <…> держала институт в лихорадке, что очень сильно отразилось на сроках выполнения правительственного задания» [Павленко и др., 1998].
Как уже писалось выше, Корец не признал себя виновным, и получил полтора года лишения свободы. Но вскоре НКВД провел новое расследование и не нашел состава преступления в действиях Кореца (!). В новом суде он был оправдан.
Естественно, что события, происходившие с Корецом, ставили под удар и всех его союзников, в том числе Ландау. Хотя пока органы не трогали физика с мировым именем, но, по крайней мере с тех пор, т. е. с 1935 г., он был взят под негласный контроль со стороны Госбезопасности, который осуществлялся, очевидно, с помощью сексотов. Во всяком случае, именно к моменту освобождения Кореца приурочен первый по времени из опубликованных документов о слежке за Ландау. В нем прямо сказано о «ближайшем друге <руководителя контрреволюционной группы Кореца> троцкисте профессоре Ландау» (см. выше фрагмент донесения Харьковского УНКВД из статьи Ранюка [1995]). События принимали лавинообразный характер.
По-видимому, с этого времени также руководство Харьковского университета, где Ландау был завкафедрой общей физики (параллельно с работой в УФТИ), искало предлога от него избавиться. 26 декабря 1936 г. Ландау был уволен приказом ректора ХГУ Нефоросного. Предлогом послужило якобы недовольство некоторых студентов тем, что лекции Ландау трудно понимать [Кикоин, в кн.: Воспоминания…, 1988, С. 163]. В ответ на это в один и тот же день подали заявления об уходе из ХГУ Е.М. Лифшиц, А.И. Ахиезер, И.Я. Померанчук, Л.В. Шубников и B.C. Горский (все они работали одновременно в университете и в УФТИ). На заседании ученого совета ХГУ их обвинили в антисоветской забастовке, предпринятой накануне зимней экзаменационной сессии. Даже К.Д. Синельников (сильный физик и впоследствии многолетний директор УФТИ) выступил и обвинил Ландау в участии в «физическом джаз-банде» вкупе с невозвращенцем Г. Гамовым (джаз в те годы ассоциировался с вредной буржуазной тенденцией в музыкальной культуре). Всю группу во главе с Ландау вызвали в новую украинскую столицу Киев, в наркомат просвещения. Ландау не поехал. Остальных принял нарком Затонский. Он обещал сгладить конфликт, восстановить Ландау в ХГУ и даже предоставить ему место завкаферой теоретической физики. Остальным велел возвращаться на работу. Однако по какой-то причине (НКВД Украины?) ничего из обещаний наркома просвещения не было выполнено. Более того, все названные физики, подавшие заявление об увольнении, были уволены приказом с убийственной формулировкой: «Уволить за участие в антисоветской забастовке». Но, как сообщает А.И. Кикоин, ученику Ландау А.И. Ахиезеру удалось через своих высокопоставленных знакомых из Москвы, проверявших работу ХГУ, добиться изменения формулировки на вполне приемлемую: «Во изменение формулировки приказа от такого-то уволить по собственному желанию» [Там же, С. 164].
