В этой проблеме проявилось острое противоборство двух сильнейших школ — Л.Д. Ландау и Н.Н. Боголюбова. Упрощенное конфликтологическое описание проблемы привожу, в основном следуя изложению Элевтера Луарсабовича Андроникашвили (1910-199?). Это грузинский академик, выдающийся физик-экспериментатор, опытным путем измеривший ключевые свойства сверхтекучего гелия, такие как отношение плотностей нормальной и сверхтекучей компонент, вязкость той и другой в широком и труднодостижимом интервале низких температур. Он многие годы работал рядом с Ландау как экспериментатор, они считались друзьями и обсуждали почти любые вопросы физики и жизни. Андроникашвили много места посвятил Ландау в своих мемуарах [1980] (см. также его статью в академических «Воспоминаниях…»[1988]).

Вот что Андроникашвили пишет в своей книге:

«Историю этого вопроса мне напомнил Дмитрий Николаевич Зубарев, профессор теоретической физики и ученик Н.Н. Боголюбова. “<…> в 1946 году, когда отделение физико-математических наук (АН СССР) было еще единым, Николай Николаевич выступил на одном из его заседаний с докладом о сверхтекучести Бозе-газа с наличием сил отталкивания между атомами. Потом выступил Лев Давидович и разругал всю теорию, как не имеющую отношения к делу. Тогда слово взял кто-то из физиков-теоретиков старшего поколения и заявил, что «вот-де как плохо когда математики <Н.Н. Боголюбов был тогда прежде всего математиком. — Прим. Б.Г.> берутся за решение физических проблем, в особенности, если они молодые люди». Николай Николаевич был так расстроен, что хотел бросить заниматься этой проблемой, но его работа успела произвести очень глубокое впечатление на некоторых крупнейших ученых мира».

В ответ Андроникашвили замечает: «Вы ведь знаете, Дау был совершенно опьянен эстетикой своей теории сверхтекучести. И не мог воспринимать ничего другого не по соображениям логики, а из-за ощущения красоты и законченности того, что он сделал. <…> Неестественен, или вернее, сверхъестественен тот гипноз, под которым находились сторонники Ландау, на долгое время лишившиеся способности воспринимать что-либо отличное от теории Дау». Напомним, что то же самое подтверждает А.А. Абрикосов в российском телефильме о нем: «У нас тогда существовал такой дух, что, мол, всё, что сделано по гелию в каком-нибудь другом месте, а не в ландауской группе, это всё вранье» (см. также подраздел <*А.А.Абрикосов» в Гл. 6).

Далее Андроникашвили поясняет: «Ландау, отталкиваясь от открытия Капицы, построил теорию нормальной компоненты гелия-II. Он всесторонне рассмотрел поведение тепловых возбуждений — ротонов и фононов, однако он получил форму энергетического спектра этих тепловых возбуждений не из априорных суждений, а из полуэмпирических данных. Величайшим достижением Ландау как теоретика <…> является то, что он абстрагировался от свойств и поведения сверхтекучей компоненты и хорошо сделал: только так и мог он в свое время построить теорию гелия-II.. Но кроме нормальной компоненты, есть еще и сверхтекучая! Как быть с ней? И вот, еще в 1946 году Боголюбов рассмотрел поведение при низких температурах некой идеальной системы, называемой Бозе-газом.[34] Между частицами этой системы Боголюбов ввел слабое отталкивание. И что же? Боголюбов получил, что такой Бозе-газ будет обладать сверхтекучестью. Но не только это обнаружил Боголюбов, решая свои уравнения. Он показал, что нулевым импульсом даже при нулевой температуре обладают далеко не все атомы, а только <…> небольшая их часть. Эта часть получила название Бозе-конденсата. Но тем не менее при абсолютном нуле сверхтекучая компонента включает в свой состав все атомы гелия: и те, которые образуют Боле-конденсат с импульсами, равными нулю, и те, которые не входят в Бозе-конденсат, импульсы которых отличны от нуля и которые, следовательно, двигаются несмотря на абсолютный нуль, по сосуду, в который заключен этот идеальный газ. И не только в этом заслуга Николая Николаевича. Его заслуга еще и в том, что он для вычисления макроскопического состояния гелия при абсолютном нуле широко пользовался волновой функцией, описывающей поведение не отдельных атомов, а всей системы в целом. <…> С тех пор <книга Андроникашвили вышла в 1980 г. — Прим Б.Г.> этой проблемой <…> занимались многие ученые, такие как Янг, Ли, Онсагер, Фейнман. А по существу, в главном, наиболее принципиальном, сдвига нет. И никто не может сказать об основном состоянии гелия, т. е. о состоянии его сверхтекучей компоненты больше, чем сказал на эту тему много лет назад наш советский ученый Боголюбов. Уточнились только цифры, определяющие плотность конденсата <…>. Но проверить его теорию не так-то легко».

В заключение этой темы Андроникашвили рассказывает, что в 1970-х годах американские теоретики Хоенберг и Плацман предложили схему эксперимента, который потом осуществили канадские физики Вудс и Коули, применив облучение гелия-II нейтронами. По поглощению нейтронов они вычислили, что «7 % всех атомов живут неподвижно. Остальные же 93 %, несмотря на то, что температура близка к абсолютному нулю, двигаются весьма интенсивно; силы отталкивания, о которых догадался Боголюбов, «выдавливают» их из «конденсата», не дают им оставаться неподвижными». О небезупречном отношении Ландау к теории Боголюбова пишет и авторитетнейший физик-теоретик Я.Б. Зельдович [Воспоминания…, 1988. С. 129]. Он был свидетелем дискуссии на эту тему, развернувшейся на семинаре Ландау в 1950-х годах.

Что можно сказать о человеческих взаимоотношениях двух выдающихся школ советских физиков-теоретиков: школы Ландау и школы Боголюбова? Их враждебность друг к другу не скрывалась. Об этом написано в ряде мемуарных книг — у Андроникашвили, Рухадзе, Каганова и т. д. Физики из ближайшего окружения Ландау нечасто ходили на семинары друг к другу. Однако это не относится к тем, кто был от Ландау более независим, например, к И.М. Лифшицу, Я.Б. Зельдовичу, А.Б. Мигдалу, А.С. Компанейцу. Естественно, что были и добрые взаимоотношения между отдельными физиками этих школ. Так, ученик Ландау профессор Я.А. Смородинский успешно работал в Дубне, которая «контролировалась» Н.Н. Боголюбовым, с 1965 года директором Объединенного института ядерных исследований. Прекрасные отношения сложились между профессором МГУ В.Л. Бонч-Бруевичем и Е.М. Лифшицем.

На взаимоотношения двух лидеров школ проливает свет следующий фрагмент из воспоминаний М.И. Каганова. [1998, С. 323]:

«Н.Н. Боголюбов построил свой вариант теории на основании короткой статьи Купера в Phys. Rev. Lett. Надо признаться, что никто в СССР, кроме Н.Н., не обратил внимания на статью Купера. Когда Н.Н. докладывал <на семинаре Ландау>, Дау это четко подчеркнул. Однако потом выяснилось, что Боголюбова опередили Бардин, Купер и Шрифер. Это изменило оценку Ландау роли работы Боголюбова (Ландау очень строго относился к вопросу о приоритете) и послужило резкому ухудшению их и без того плохих отношений. Как-то на мой вопрос, почему бы не наладить отношения с Н.Н., Дау ответил: “Единственное, что удовлетворило бы Боголюбова, — это моя смерть. А умирать мне не хочется”. У гроба Ландау выступал и Н.Н. Боголюбов».

Иногда между двумя школами возникали трения из-за проблем с напечатанием каких-то определенных статей в журналах, например, в ЖЭТФ, полученных от учеников Боголюбова. ЖЭТФ тогда работал под руководством П.Л. Капицы и Е.М. Лифшица, он даже находился в здании Института физпроблем, и в этом ведущем физическом журнале СССР доминировала школа Ландау (в части теорфизики). Возможно, работы боголюбовцев получали более критические рецензии теоретиков, которым редколлегия направляла их на отзыв. Однако, как я знаю, Е.М. Лифшиц в подобных случаях стремился посылать статьи, пришедшие из противоположного лагеря, нейтралам, например, в ФИ АН, ИТЭФ.