— В убежище пока достаточно запасов всего необходимого. Но посмотреть, я думаю, стоит, — согласился Калвер.

— Пожалуйста, оставьте меня здесь, — умоляюще сказал Брайс. — Я больше не могу ходить по этому некрополю.

— Нет, это исключено. Мы должны держаться все вместе.

— Но я не смогу... Я... Простите меня, но я должен отдохнуть. Мне кажется, на нервной почве у меня отказали ноги — я не могу сделать ни шагу.

Калвер посмотрел на Фэрбенка. Тот довольно равнодушно пожал плечами и сказал:

— Он только задержит нас. Пусть остается.

— Ну хорошо, — нехотя согласился Калвер. — Оставайтесь. Только никуда не уходите. Мы скоро вернемся и сразу же отправимся в обратный путь. Помните, у нас есть всего два часа, нам некогда будет вас искать.

— Да, да, я понимаю, — с готовностью отозвался Брайс. — Я не двинусь с места. Обещаю вам.

— Может быть, вам лучше спрятаться от дождя. Заберитесь в какую-нибудь машину. Старайтесь не терять нас из виду, чтобы не прозевать наше возвращение.

Брайс поспешно закивал, испытывая невероятное облегчение оттого, что остался один. Какое-то время он смотрел на удаляющиеся фигуры своих спутников, пробирающихся через развалины, которые еще совсем недавно были одной из деловых улиц Лондона. Он видел, как они карабкаются через груды мусора, протискиваются в узкие проходы между завалами разбитого транспорта. Но вскоре их скрыла пелена дождя. Они исчезли, и тогда его пронзило такое острое чувство одиночества, что он чуть было не бросился за ними. Брайсу сделалось страшно, и он пожалел, что уговорил их оставить его одного.

Он знал, что его спутники совсем рядом, но ему казалось, что он последний живой человек на этой проклятой планете. Это ощущение было невыносимо. Все его существо кричало от жалости, от боли, но сильнее всего от отчаяния.

Уцелело ли вообще человечество? И если да, то каким станет его будущее? Все прошедшее канет в забвение? Или вырастет новая генерация уродов, мутантов и дегенератов? Кто сможет выжить на пораженной чумой и другими болезнями земле, где даже выращенный урожай будет таить в себе смертельную опасность? Его буквально раздирали вопросы, на которые не было ответа. Кто знает, какая часть планеты оказалась втянутой в этот конфликт? Есть ли неразрушенные страны и уцелевшие народы? Кто мог ответить на эти вопросы, если им даже не дано узнать масштабов разрушения собственной страны, даже одного города.

Вопросы стучали у него в мозгу беспрерывно, как бесчисленные капли дождя по асфальту. Но ответов на них не было. Пока не было. И, возможно, для этой маленькой кучки людей, переживших катастрофу, никогда и не будет.

Брайс поднял воротник пиджака и прикрыл руками горло. Дождь был теплый, но ему почему-то стало холодно, его бил озноб. Он решил укрыться от дождя. Неподалеку стояла машина с распахнутой настежь дверцей. Похоже, что хозяину было не до нее, по-видимому, он был застигнут взрывом врасплох. Брайс подумал, что вряд ли кто-то заботился о безопасности собственной машины, когда вокруг рушился город. Переднее стекло этой машины было разбито, и, прежде чем сесть, он тщательно смахнул осколки с сиденья, с облегчением отметив, что там нет пятен крови. Он забрался внутрь и услышал, как дождь барабанит по металлической крыше над головой. Брайс улыбнулся, подумав, как ловко он перехитрил дождь. И хоть брызги долетали до него через разбитые окна машины, он все равно чувствовал себя гораздо уютнее.

Под ногами у него лежала сложенная газета. Она промокла насквозь и взбухла от влаги. Брайс наклонился, чтобы рассмотреть текст получше, но газета размякла до такой степени, что превратилась в мягкую кашицу. Брайс выпрямился и с грустью подумал о том, что все привычное, вчерашнее превратилось в такое же бесформенное, ни на что не похожее месиво. Он снова наклонился над газетой и, приподняв верхние расползшиеся листы, увидел огромный заголовок на случайно уцелевшей странице: “Член парламента убеждает — будьте спокойны!” На Брайса эти слова подействовали самым неожиданным образом, он расхохотался, громко, до слез, до икоты. Он смеялся и никак не мог остановиться. Его плечи содрогались. Все тело дергалось от судорожного смеха.

Одна нога нажала на педаль. Машина дернулась, будто вот-вот сдвинется с места.

На заднем сиденье что-то зашевелилось. А Брайс продолжал смеяться...

Фэрбенк первым подошел к магазину. Вход был завален, и только проход в куче обломков давал возможность пробиться к цели. Это было довольно опасно: обломки бетона, кирпича, стекла — все в любой момент могло обвалиться и засыпать их. Но они не обращали внимания на грозящую им опасность. Фэрбенка вдохновляла мысль полакомиться деликатесами, которые наверняка окажутся в магазине. Ему надоел скучный, однообразный, хоть и обильный, рацион столовой убежища. Кроме того, ему хотелось надеть новое белье, новую рубашку. Это было довольно странное желание в такой ситуации, после пережитого только что потрясения, но Фэрбенк был непреклонен, переубедить его не удалось, и даже Калвер был вынужден признать, что после нескольких недель сурового и вынужденного заточения идея Фэрбенка выглядела чертовски привлекательно.

Однако Калвер все же предупредил, что продукты и одежда могут быть заражены. На Фэрбенка это не произвело никакого впечатления.

— Есть только один способ убедиться в этом, Калвер: пощупать и попробовать, — ответил он, усмехаясь.

По его виду можно было сказать, что он вполне преодолел недавно пережитый эмоциональный шок. Более того, глядя на него, Калвер подумал, что это достаточно бездушный человек, который испытывает удовольствие, даже некоторый подъем, попадая в экстремальные ситуации. И хотя бесчувственность Фэрбенка была несимпатична Кал-веру, он не мог не признать, что приспособляемость Фэрбенка — незаменимое качество в подобных обстоятельствах.

Преодолев гору обломков, по которой они карабкались к входу, Кал-вер обернулся к Мак-Ивену:

— Подготовьте, пожалуйста, счетчик. Внутри может быть повышенная радиация.

Мак-Ивен нехотя плелся за Калвером. Он явно не испытывал того нетерпения, что Фэрбенк. Похоже было, что ему вовсе не хочется заходить в этот магазин.

А Фэрбенк меж тем уже спустился вниз и светил фонарем во все стороны, отыскивая какую-нибудь лазейку в завале.

— Господи, ну и вонища! — воскликнул он.

— Это чувствуется и здесь, — сказал Калвер. Они с Мак-Ивеном спустились за Фэрбенком и включили свои фонари, пытаясь разглядеть хоть что-то сквозь тучи поднятой ими пыли.

— В потолке выбоина, — заметил Мак-Ивен и посветил фонарем в ту сторону, где заметил повреждение.

— Я уже это видел, — небрежно бросил Фэрбенк. — Но тем не менее все выглядит довольно безопасно. В его голосе слышались веселые нотки.

— Эй, — крикнул он. — Идите сюда, я, кажется, что-то нашел. Луч его фонаря выхватил из полумрака, царившего в помещении, разноцветные обертки, и он в два прыжка оказался у прилавка со сладостями. Калвер не смог сдержать улыбку.

— Смотрите не съешьте все, обжора, а то заболеете. В ответ раздался радостный смех Фэрбенка.

— Господи, — он захлебывался от восторга, — я умер и попал в рай: шоколад с вафлями, фруктовый, ореховый, простой, молочный, глазированный миндаль. — Его голос вдруг прервался, похоже, он захлебнулся от радости.

Калвер и Мак-Ивен тоже рассмеялись. Они уже стояли рядом с Фэрбенком и разглядывали яркие обертки, лишь слегка припорошенные пылью. Однако вскоре они поняли, что голос Фэрбенка прервался вовсе не от радости.

— Кажется, их уже кто-то ел... — запнувшись, сказал Мак-Ивен. Калвер подобрал пустую обертку и, словно наяву, увидел черных крыс, пробирающихся через прилавок со сладостями, на ходу проглатывая их без особого удовольствия: любимое лакомство было впереди. От этого видения у Калвера холодок пробежал по спине.

— Крысы? — отрывисто спросил Фэрбенк, глядя на Калвера широко раскрытыми глазами.