После побега преступника в погонах буча поднялась знатная. Местные собрали срочное совещание и поначалу не хотели отдавать задержанного Лебедкина Горохову. Он получался кем-то вроде свидетеля. Даже, скорее, потерпевший, подвергшийся нападению. Получается, что заинтересованная сторона и дальше дело вести не может. Законом не положено. Но Горохов понимал, что если сейчас не додавит, то, возможно, местные просто спустят все на тормозах. И не такое видали, знаем.

Следователь не знал, кому из Хакасской милиции и прокуратуры можно доверять. Перестраховался, в курс дела не вводил. Неизвестно, какие еще чины к этому могли быть причастны — судя по двум жутким смертям последних дней, вполне возможно, что немаленькие. Поэтом наряду с братией из Красноярского угро прибыл начальник следственного отдела городской прокуратуры. Он быстро принял дело к своему производству.

Но мы тоже не могли сидеть сложа руки, и Горохов все-таки умудрился попасть на допрос Лебедкина.

Прокурорский из Красноярска оказался слишком молодым для такой должности. На вид лет тридцать, хотя на самом деле, может, и больше. Но фамилия самая что ни на есть пролетарская — Коновалов.

Я, благодаря пробивной настойчивости Горохова, тоже присутствовал на допросе и ловил каждое слово. Но Лебедкин замкнулся в себе, зыркал на всех исподлобья взглядом затравленной крысы и упорно молчал. Как ни старался разговорить его молодой Коновалов, ничего не выходило. У меня кулаки чесались, пока я молча смотрел, как старлей лишь зло ухмыляется на вопросы красноярца.

Час с ним провозились, но все без толку. А в конце допроса этот ублюдок даже протокол подписывать отказался. Молодой следак не скрываясь чесал репу и не знал, что делать.

— Есть у меня специалист, — Горохов подошел к Коновалову. — Разговорит вмиг нашего подопечного. Можем помочь.

Красноярец скептически поморщился:

— Не могу я вам его отдать. Не положено. Не ваша теперь подследственность.

— Так мы ж не под протокол побеседуем, — увещевал Горохов. — Неформально, так сказать. Тет-а-тет. Не боись, бить его не будем. Девушка со мной в группе. Психолог. Она допрашивать будет. Ну так что? Договорились?

— Девушка? Ну, ладно… — нехотя согласился Коновалов. — Только я рядом буду.

— Так не пойдет, — замотал головой Никита Егорович. — Ты его своим видом нервировать будешь — видишь ведь, как он уперся. У Светланы Валерьевны свои методы. Лучше нам с тобой мордами перед жуликом не светить, когда она за дело возьмется.

— Оставить его одного с этой девушкой?

— Это не совсем девушка, это Фрейд в юбке. В корень зрит и на чистую воду эго выводит.

Никита Егорович смотрел уже победоносно, теперь, мол, точно убедил, но красноярец почему-то помалкивал.

— Кто-кто в юбке? — наконец, решил он переспросить.

В советское время были репрессированы три направления современной науки: генетика, кибернетика и психоанализ. За то, что якобы противоречили марксизму. Но если первые две в это время уже все-таки были мало-мальски реабилитированы, то психоанализ еще долго будет оставаться под запретом.

Горохов, разочаровавшись в образованности и прогрессивности молодого, в ответ лишь поморщился и махнул рукой.

— Забудь. Короче, спец она умелый и ключики к самой пропащей душонке подбирать умеет. А то, что она одна будет — это не страшно. Мы Лебедкина к батарее пристегнем. Двумя наручниками сразу, если так переживаешь. На каждую руку по браслету. Распнем как Христа на кресте. Только между батарей отопления. А радиаторы здесь дюжие. Чугунные.

— Ну, не знаю, — молодое веснушчатое лицо Коновалова выражало неуверенность.

— Да не ссы ты так, — вполголоса добавил Горохов, панибратски похлопав его по плечу. — Все нормально будет. Самое худшее, что может случиться — это Лебедкин ничего не скажет. А это у нас и так уже есть, не правда ли?

— Ну ладно, — вздохнул Коновалов. — Только из уважения к вашим заслугам.

— А ты мои заслуги знаешь? — теперь уже удивился Горохов.

— А как же, — кивнул тот. — Вы разве не знали, что Всесоюзный институт по изучению причин и разработке мер предупреждения преступности в юридические вузы на кафедры криминалистики спустил новый дидактический материал, созданный на основе тактики расследования дела о Новоульяновском душителе? Так что ваши подвиги теперь студенты изучают.

— Ого, — Горохов аж присвистнул. — Ну вообще-то основная заслуга в поимке маньяка принадлежит не мне, а моему помощнику, Андрею Григорьевичу. — Горохов покосился на меня.

— Нет там помощника. Только ваша фамилия в методологии упоминается.

— Ладно, — Никита Егорович повернулся ко мне и хитро так улыбнулся. — Ты же, Андрей Григорьевич, не в обиде? У нас в системе всегда так. Кто выше чином, тот и подвиг совершил. Не зря у…, — Горохов многозначительно ткнул пальцем в небо, воздев глаза, — медалей и наград на целую роту хватит. Одних героев Советского союза на груди носит больше, чем их во всем Новоульяновске. Я вот думаю, если бы у Гагарина был начальник, то тоже бы звезду отхватил, сидя в кабинете. Так… Я пошел за Светой, а ты давай, коллега, подозреваемого готовь, к батарее пока пристегивай. Петров тебе в помощь.

Разговаривала Света с Лебедкиным около часа. Мы стояли под дверью в коридоре, как студенты на экзамене. Горохов попыхивал сигаретой. Красноярец мерил коридор широкими шагами, а я пялился через окно во внутренний дворик УВД. На расчерченном асфальте проходило построение роты ППС. Выделялся среди них молоденький лейтенант. Скорее всего, командир взвода. Выправка как у стойкого оловянного солдатика. На лице кураж и рвение к службе. Весь бравый такой. Напомнил мне летёха меня самого в молодости. В той жизни… Когда еще пороху не нюхал и смотрел на мир, думая, что смогу изменить его. Хорошее было время. И люди хорошие… Да и здесь не хуже. А может, даже в некотором роде лучше. Не чувствую себя я здесь чужим и одиноким.

Но меня всегда мучил вопрос — один я такой на белом свете или есть кто-то еще подобный? Мог кто-то еще перенестись из моего времени в прошлое? Вряд ли. Если бы это были случаи “серийные”, то кто-нибудь бы давно бы спалился, и контора бы давно за нами охотилась. Это же наиценнейший для них источник информации. Где, когда и что случится. Например, можно узнать, когда коммунизм случится, наконец, на всем земном шаре, и как это ускорить. Да много бы чего через попаданцев можно было бы поменять. Только мне ничего менять не хочется. Я в этом плане консервативен. Но и по течению плыть не привык. Поднимусь немного по карьерной лестнице и, чем черт не шутит, может, замучу реформу МВД или что похлеще… А может, что скорее всего, просто убийц и маньяков буду ловить в свое удовольствие. Говорят, горбатого могила исправит, но меня не исправила.

Неожиданно дверь распахнулась, прервав мои размышления. Вышла Света. Она была строга и сосредоточена. В руках держала листочек серой бумаги, на котором простым карандашом были выведены в столбик фамилии.

— Вот, — устало протянула она бумажку. — Я все записала. Это те, кто напал на мальчиков.

Коновалов выхватил листок первым, пробежался по нему, и глаза его полезли на лоб:

— Никому не рассказывайте об этом списке, — он сложил писульку в несколько раз и тщательно запихал во внутренний карман пиджака.

— А что такое? — удивился Горохов.

— Вы видели фамилии? — таращился на него молодой.

— Да, и что. Обычные фамилии, — пожал плечами следователь. — Мне они ничего не говорят.

— А мне очень даже говорят. Я срочно звоню в Красноярск. Пусть пришлют нам еще людей. Боюсь, что местные будут играть против нас…

— Погоди, — зашипел Горохов, озираясь по сторонам. — Что ты ребусами излагаешь? Скажи мне, что за птицы это такие.

Я с удивлением смотрел на все это. Кажется, сейчас обстоятельства дела сумеют меня удивить — хотя, честно говоря, сам считал, что искренне удивляться уже разучился, всякого повидал.

Коновалов подошел к Горохову и стал шептать на ухо. С каждым словом Никита Егорович становился все мрачнее. После того, как Коновалов закончил и отошел в сторону, Горохов нахмурился и проговорил: