— Позвольте, барышня, — негодовал Горохов. — Вы сами только сейчас утверждали, что равных вам в делах следопытных ни в Мохово, ни в Гадюкино нет и не было. Неужели ваши навыки охотничьи зависят от зверя, которого выслеживать надо? Какая разница, суслик это или дикобраз?

— Погибов никакой вам не суслик. Волчара тот еще. А с волками сложнее. На них с загонщиками охотятся, а я одна буду. Так что четвертак, не меньше, или ищите другого простофилю. Вон, к деду Митрофану обратитесь. Он, если трезвый, белке в глаз с полста шагов бьет. Только трезвым он бывает не чаще, чем раза три в год. Может, повезет вам, и сегодня именно такой день у него.

— Вы поймите, — Горохов уже торговался из принципа, не хотелось, чтобы дремучая бабенка его, высококлассного следака, разводила на деньги. — Дело государственное, а не наша прихоть. Вы помогаете стране бороться с преступностью.

— Вот пусть эта самая страна и оплачивает, — хмыкнула Галина. — Платит же она мне за шкурки. Соболь по сто рублей, бобер — восемьдесят, а лисица по сорок. А чем босопятый хуже лисицы?

— Не будем торговаться, — вмешался я. — Мы согласны заплатить двадцать пять рублей.

Горохов сердито на меня зыркнул, дескать, не лезь супротив батьки в пекло, но, немного поразмыслив, согласился. Тем более, что денег ему никогда жалко не было. Чего-чего, а жадности за ним не наблюдалось.

— Вот и славно, — растянула улыбку Галина. — И попрошу у вас авансом червонец. Для закупки, так сказать, провианта и курева в дорогу. Завтра на рассвете подожду Ивана на окраине села и пойду за ним потихонечку.

— Только, Галина, постарайтесь, чтобы он вас не заметил, — в голосе Горохова сквозила тревога. — Есть предположения, что этот человек опасен. И, конечно же, все должно остаться строго между нами.

— Не волнуйтесь, гражданин начальник, все будет как в аптеке. Гы-гы… Если лисица меня учуять не может, то Иван и подавно. Ну так что на счет аванса?..

***

Горохов шагал взад-вперед по избе и курил уже вторую сигарету подряд:

— Не нравится мне все это, второй день пошел, а от Галины никаких вестей.

— Да пропила она аванс и вылазку свою проспала, — махнул рукой Алексей. — А теперь нос показать боится. Скрывается от нас.

— Нет, в Мохово ее не видно, — покачал я головой. — Соседи сказали, что второй день уже из ее печной трубы дым не идет. Ушла все-таки она в лес. Подождем. Человек она бывалый. Да и что может случиться? Самое худшее, что может произойти, это Погибов обнаружит слежку и сбросит ее с хвоста.

— Не знаю, Андрей, не знаю, — следователь потер виски. — Что-то неспокойно мне. Гражданского человека привлекли для оперативных целей. А если с ней что случится, крайние мы будем.

— Так никто же не знает о нашем договоре, — пожал я руками. — Так что если что, тьфу-тьфу, мы в стороне.

— Не знает, но придется все в рапорте указывать.

Тут даже Света не выдержала и вмешалась:

— Никита Егорович, мы же не ради корысти охотницу привлекли, а как специалиста высокого в своем деле. Но Андрей прав. Это совсем не обязательно в рапорте указывать. Кому будет от этого лучше? Ваши недруги лишь руки потирать будут. Сами говорили, что многие ратуют за расформирование группы. Зачем давать лишние козыри?

— Я привык по-честному дела вершить, — поморщился Горохов. — Но, пожалуй, вы правы… Если нас распустят, значит, все было зря. Ну да ладно! Не будем хоронить Галину раньше времени. Будем надеяться на лучшее. Она баба здоровая, медведя об колено перешибет, если нужно. Да и ружье у нее с собой. Подождем…

За окном скрипнули тормоза. Канареечный УАЗ участкового слишком торопился и еле успел остановиться, чуть не снес калитку.

Дверь распахнулась без стука. На пороге вырос раскрасневшийся Полищук с поникшими усами.

— Здрасте, товарищи, там это… Нашли местную охотницу. Галку Сидорчук. Замерзшую.

— Как — замерзшую?! — вскочил Горохов. — Где?

— Да тут недалеко, — старшина махнул рукой на окраину села. — В леске с километр от деревни. Я труп сам хотел оформить, как несчастный случай. Но тут такое дело… Галка не могла замерзнуть. Она охотник бывалый. Я бы еще мог понять, если бы заблудилась. Но тут — под боком мертвая лежит. Чудно все это. Вот решил вам доложиться.

— Правильно сделал, — мрачно проговорил Горохов. — Поехали, покажешь труп. Кто обнаружил?

— Да ребятишки местные. В войнушку в лесу играли и наткнулись.

Я, Горохов и Алексей мигом собрались и погрузились в УАЗ. До места добрались быстро. Полуденное солнце искрилось тысячами снежинок. В сугробе, покрытая инеем, лежала Галина. Глаза закрыты, за плечами ружье. Вид такой, будто устала и прилегла отдохнуть.

— Следов вокруг куча, — раздосадовано пробормотал Алексей. — Ребятишки все затоптали.

Я наклонился к Каткову и тихо проговорил:

— Не думаю, что тот, кто это сделал оставил бы после себя следы.

— Думаешь, ее убили? — так же тихо, чтобы не слышал участковый, спросил Катков. — Крови вроде нет. Ран тоже не видно.

— Вскрытие покажет, но почему-то я уверен, что не сама она умерла.

— Я уже патологоанатома из райцентра вызвал, — сообщил Яков Федорович. — Пусть посмотрит тело досконально на месте происшествия на предмет насильственности смерти.

— Тут судмедэксперт нужен, а не патологоанатом, — поморщился Горохов. — И лучше группу следственную вызвать. Все как полагается, с прокурорским следаком по подследственности.

— Да где же я вам в этой дыре судебного эксперта найду? Да и дежурка из райцентра не хочет группу отряжать. Мол, если телесняков видимых нет, значит, оформляй, говорят, Федорыч сам. Много таких замерзликов по деревням бывает. Как выпьют лишнего, так снег с постелью путают. В наших краях такие случаи — дело обычное.

Участковый был встревожен, ему не стоялось на месте.

— Вот только я Галину знал, понимаете, не могла она так опростоволоситься. И чтоб споить ее, доза лошадиная требуется. Любого мужика перепьет. Сам видел, как она на спор две бутылки белой оприходовала.

Патологоанатома прождали еще почти два часа. Его привезла из райцентра дежурка. Из старенькой серой “таблетки” с “люстрой” на крыше выбралось тщедушное тело. Мятый дядька неопределенного возраста с глазами Парфюмера из романа Патрика Зюскинда. На голове ужасная бесформенная ондатровая шапка, воротник пальто из искусственного чебурашки изрядно потерт.

— Здрасти! — бросил он нам и, не дожидаясь ответа, направился прямиком к трупу.

Подошел к телу, приземлился одним коленом на сугроб и, не надевая медицинских перчаток, потрогал заиндевевшее лицо:

— Замерзла мама не горюй. В морг мужика надо везти.

— Это вообще-то женщина, — скривился Горохов, внимательно наблюдая за местным трупорезом.

И то, что мы тут основательно продрогли в ожидании, никак не улучшало его настроения.

— Тем более, — ничуть не смутившись оплошности, заявил патологоанатом. — Здесь несподручно обследовать тело. Грузите, товарищи.

— Ты погоди командовать-то, — Горохов ткнул ему в синюшную морду удостоверением. — Мы тебя для чего вызвали? Чтобы на месте внимательно осмотрел тело. Может, рана какая или перелом имеются.

Ксива генеральной прокуратуры никакого эффекта на тщедушного не произвела.

— А вы мне в физиономию корочками не тычьте, — вдруг попер буром медик. — Это для людей в погонах корки ваши ценность имеют, вот им и указывайте. А я человек гражданский, маленький. Должность, знаете ли, у меня не бог весть какая.

— А ну как начальству я вашему звоночек сделаю и расскажу о халатности в рабочем процессе? — попробовал припугнуть Горохов. — Как ваша фамилия, уважаемый?

— Обрезкин, только должен вас предупредить, что при такой работе и мизерной зарплате любые оплошности мне прощаются на раз-два. Я даже сам все жду, когда уволят меня. Ан нет. Даже на нетрезвое состояние на рабочем месте глаза закрывают, — открыто заявил медик, видно, наболело уже. — И приходится мне тянуть лямку в морге и людей потрошить, почитай, уже почти двадцать годков. Некому здесь работать, я один.