— Вы с моим начальством договоритесь сначала, а потом стращайте. Мне куда скажут, туда и полечу, — отрезал пилот.

— Сюда тебе скажут, сюда, — процедил Горохов.

— Чтобы избежать возможных недоразумений, — проговорил я. — Может, все-таки тогда сегодня попробуем до Лешьих холмов прошвырнуться?

Пилот наморщил лоб и поскреб затылок:

— Рискнуть-то можно, только придется максимально облегчить грузоподъемность.

— Балласт, что ли сбросить хочешь? — недоверчиво скривился Горохов.

— Ага, — кивнул пилот. — Вас.

— Ах ты морда вертолетная! Да я тебя сейчас!..

Пилот шмыгнул за мою спину, а я расставив руки, остановил тушу следователя:

— Никита Егорович, а ведь он прав. Дальность полета пустой вертушки увеличивается чуть ли не в два раза…

— Да? — Горохов озадаченно сдвинул шапку на затылок. Злость его пропала, а судя по сведенным бровям, в голове проносилась тысяча и одна мысль. — Ладно, вдвоем полетим с тобой, — кивнул мне следователь.

Пилот покачал головой:

— Вы, дорогой товарищ, комплекцией солидной своей на два простых советских человека тянете, лучше бы вот именно вам не лететь.

Горохов фыркнул, но пилоту не ответил, постоял, подумал. Посмотрел на приданных оперов. Те тоже худобой не отличались. Один вообще на громилу больше был похож — помесь Валуева и Горбуна из Нотр-Дам-де-Пари.

— В общем, так, товарищи, — прервал его терзания пилот. — Если лететь до холмов, то могу взять лишь одного человека. И лучше, если это будет стройный молодой человек, — пилот кивнул на меня. — А иначе возвращаюсь на базу. А насчет завтра я не уверен. Человеку операция требуется все-таки.

— Ладно, — мрачно проговорил Горохов. — Полетит Андрей Григорьевич. Только осмотритесь, что там, и назад по светлу. Никакой самодеятельности.

Последняя фраза относилась ко мне.

— Пистолет с собой? — покосился на меня следователь.

— Конечно, — похлопал я по бедру под курткой.

— Только, Андрей, если что найдете, аккуратнее, — Никита Егорович повернулся к пилоту. — А ты, морда летная, не вздумай машину садить, что бы ни случилось. Преступник особо опасный. Одному никак нельзя против него.

— А я и не сяду, — заверил пилот. — На такой маневр тоже горючки уйма уйдет. Крутанемся только над холмами и назад.

— Удачи, Андрей, — Горохов протянул мне руку. — Что-то на сердце у меня не хорошо. Не хочу отпускать тебя…

— Да суеверия это все, Никита Егорович, — улыбнулся я. — Что может с нами случиться? Мы же в воздухе будем.

Торчать в лесу и прощаться по сотому разу не было смысла, надо было лететь как можно скорее.

— Я уже достаточно пожил, — поморщился следователь. — И суеверия от профессиональной интуиции отличить смогу. Давайте, с Богом.

— Что-то вы часто вспоминать всевышнего стали, — попробовал пошутить я. — Никак в веру по-тихому обратились, или я чего-то не знаю?

— Обратишься тут с такой работой, — Горохов повернулся к охотнику. — Ну что, дед? Проводишь милицию и прокуратуру до Мохова?

— Да тут идти-то верст десять, — махнул в сторону деревушки охотник. — Но я с вами все одно пойду. Еще собьетесь с дороги и свернете не туда. Отвечай за вас потом.

— Вроде ближе деревня казалась, — озадаченно пробормотал Горохов.

Очевидно, в пылу решения стратегических задач он вообще не очень-то думал, что будет означать на практике то, что дальше он не летит. Опера вежливо помалкивали.

— Так ты бы еще из космоса на нее посмотрел, — съязвил дед. — Это сверху все близко кажется. А тут по пухляку топать часа четыре придется. Но до темна управимся. Ботиночки только у вас, товарищи милиционеры, шибко хлипкие и подошва тоненькая. Как бы ноги не отморозили. Кто же в таких по лесу ходит? Унты или валенки надобно…

— Так не собирались мы пешком топать, — отмахнулся следователь. — Пошли уже, а то и правда замерзнем.

Мы с пилотом погрузились в Ми-2. Пропеллер раскрутился, разбрасывая вокруг клубы снега. Вереница из четырех человек поспешила убраться от нас подальше, запахивая вороты и втягивая головы в плечи.

Машина взлетела и понесла нас в сторону сизых холмов, поросших тайгой и окутанных странной дымкой.

Пилот разогнал Ми-2 до максимальной скорости. До Лешьих холмов уже рукой подать. Внизу вместо зелени елок лишь обгоревшие остовы деревьев на десятки километров вокруг. Когда-то много лет назад пожар уничтожил этот участок леса, и до сих пор местность казалась мертвой. Утыканная гигантскими пнями, словно надгробиями, она напоминала кладбище.

Поэтому Митрофан сказал, что сюда не забредают охотники. Промысла здесь нет. Из “дичи” только насекомые летом, да дятлы, что колупают мертвые гнилые стволы в поисках червячков.

Вот и сами холмы. Больше похожие на раздавленные сплюснутые горы, поросшие хилым леском. Досюда уже пожар не добрался, и зелень хвойных перемежалась белыми стволами березняка. Уже веселее.

— Давай дальше! — похлопал я по плечу пилота, перекрикивая шум винтов. — За сопками посмотрим.

— Да нет здесь ничего, — пилот дернулся, приспустив наушники.

Он явно нервничал, поглядывая на уровень топлива.

— Полукруг дадим небольшой и назад, — попытался успокоить я его.

— Пять минут, не больше! — замотал головой вертолетчик и повел машину за сопки.

Пять минут — совсем мало, но все же что-то. На своих двоих сюда не доберешься и ничего не отыщешь.

— Ого! — тут же и крикнул пилот. — Смотрите, что внизу!

Я прижался к стеклу иллюминатора. Между двух холмов в долине раскинулось одинокое подворье. Огромный дом, обнесенный изгородью, несколько сарев, и даже умело сметанные стоги сена.

— Есть! — я вытащил пистолет, снял с предохранителя и, передернув затвор, засунул его обратно в кобуру. — Сади машину!

— Не велено! — замотал головой пилот. — Ваш старший сказал, что преступник опасен. Мы возвращаемся!

— Сади, говорю!

— Не могу, у меня двое детей. Ты, что ли, их потом растить будешь?

Мне вдруг захотелось приставить ствол к затылку пилота, но фраза про детей охладила пыл. Если собой я рискнул бы не задумываясь, то чужими жизнями распоряжаться не привык.

Скорее всего, летчик действительно был прав. Но я чувствовал, что мы не просто теряем время — что подходящий и, может, единственный момент уходит без возврата.

— Ладно! Рвем когти назад! Свяжись с базой и дай мне рацию, — командовал я, не хуже Горохова.

— Рация не достанет, мы вне зоны эфира.

— Черт! Так давай скорее в эту зону!

— Обратно срежем, — кивнул пилот. — предлагаю сразу в город лететь, оттуда со своими свяжешься и подмогу заодно возьмешь.

— Добро.

Вертушка вырулила и пошла в сторону города, набирая высоту. Но подняться на крейсерскую высоту не успела. Раздался грохот и скрежет. Хлипкую обшивку пола прошила пуля и застряла в приборной панели, выбив из нее искры.

— Твою мать! — заорал пилот, отчаянно поднимая машину вверх.

Я выглянул в иллюминатор. Стрелка не видно. Сука, притаился где-то за деревом. Судя по дырке в полу — стрелял из винтовки. Хреново. Если пальнет по хвостовому ротору, то нам трындец. Будем надеятся, что не попадет.

Бах! Прогремел второй выстрел. Судя по скрежету, пуля засела где-то в обшивке. Бах! Третья снова вздыбила пол возле моей ноги. Черт! Судя по скорострельности, у гада как минимум СВД.

— Гони! — заорал я на и без того перепуганного пилота. Тот выжимал из неповоротливого Ми-2 все что мог, но вертолет вдруг качнуло, и он стал заваливаться набок.

— Блок управления поврежден! — закричал пилот. — Мы садимся!

Бл*ть! Я вцепился в сиденье. Вертолет неуклюже стал заходить на вираж, все больше и больше заваливаясь набок. Я выглянул в окно. Больше выстрелов не было. Стрелок уже понял, что мы скоро приземлился. Вернее, наверное, сказать, что рухнем.

Вот до земли двадцать метров, десять, пять.

— Ровнее держи! — заорал я, глядя как вертушка неумолимо заваливается вправо.