Естественно, от таких улучшений жилищных условий мало кто отказывался. И семья из трех человек, охваченная радостью и чувством халявы (а до Сочей, как-никак, полтора суток телепаться), перекочевывала к новому попутчику.

А с проводниками у Генки уже все на мази. Проводникам тоже семью кормить надо. На многое смотрят, закрыв глаза, особенно если перед глазами этими промелькнет купюра с памятником Муравьеву в тонах красненьких.

И вот спустя час-два Генка уже распивает коньячок с главой семейства. И сервелат по случаю с собой отменный оказывается, и прочие филейные части кеты копченой. Закуска добрая, это вам не окорочка из плацкарта.

Завязывается разговор, как водится, сначала ни о чем: погода как сказка, птички щебечут, а дети растут. Потом про работу: а вот у меня начальник — козлина редкостный. И давеча квартальную премию вообще обещал выдать овощами. Так и сказал: “Хрен вам!”. Потом начинались разговоры (вполголоса, естественно, и с оглядками на запертую изнутри дверь купе) про политику и жизнь на Марсе. Ведь всем известно уже давно, что вместо Брежнева правит его двойник, а сам Леонид Ильич на Марсе на даче отдыхает. Разговоры про женщин пропускаются, по причинам наличия рядом супружницы будущего потерпевшего. Потом курятв тамбуре (проводники свои, прикормлены и не гавкают). Потом опять по стопочке, и даже дама пригубила.

И Генка за квартирный вопрос начинает топить. Какие планировки у ленинградских жилищ дурацкие бывают (по планировкам он тоже спец, много квартир повидал). И то, как же хорошо на улице Н-ской, где дома добротные, а не на собачьи собачьи конурки похоже. И тут защищать питерский жилфонд вступает глава семьи:

— Позвольте, у меня квартира очень даже ничего себе. И балкон имеется с видом на Заднепружье, и этаж подходящий. Третий от лифта направо. Очень даже удобно коляску и велик размещать на площадке.

— Это где же такие квартирки имеются? — не верит Генка.

— Так на улице имени красноармейца Хрюпикова, дом за номером четыре.

— А, ну там хорошие постройки, — соглашается жулик и переводит разговор в другое русло.

А в русле этом тема схожая. Мол, мошенников пруд пруди, и деньги в наше время хранить лучше дома в сейфе. Вот только сейф этот, зараза, вложений нескромных требует. Но есть у Генки шкапчик с секретным ящичком, где даже жена заначку не может найти.

— Позвольте, — уже встревает повеселевшая супруга. — Шкапичики эти ваши воры в первую очередь обшаривают. И кухонные гарнитуры, где люди сдуру в крупу купюры пихают. А вот в грязном белье уважающий себя человек (и вор в том числе) копаться не будет. Это даже сейфа надежнее — трусами и носками несвежими вложения завалить.

Посмеялись, выпили, покурили — и дело почти сделано. Осталось только дождаться, когда на большой станции семья выйдет за семками или мороженым (смотря чего дите заканючит), и сделать слепки ключей.

В Адлере все горячо прощаются, обнимаются, благодарятся, еще раз обнимаются, будто не из Москвы вместе прибыли, а из Владивостока путь прожили. Семья отправляется беспечно отдыхать, а Генка Рябой на обратном поезде в Питер прямехонько. С ключом от квартиры, где деньги лежат.

Вот такие творческие преступники бывают. Это вам не: “Эй, дядя, закурить есть?”.

Я же юркнул в дом и включил карманный фонарик. Да… Приборчик в жестяном болотного цвета коробе со штамповкой “Ц-70к” светил тусклее фингала Каткова. Китайски диоды еще не народились, и пришлось довольствоваться тусклым лучиком родной промышленности.

Я провел фонариком по полу в поисках люка. Вот, в одном из углов дорожка немного вздыблена, что-то под ней выпирает. Я откинул половик в сторону. Есть. Лаз накрыт массивной крышкой, но на проушинах огромный амбарный замок. Вот тебе и открытость. У кого-то скелет в шкафу, а у кого в погребе за семью засовами. Так-с… Замок пружинный, механизм для домушника самый простой. А для опера, который только наручники проволокой умеет открывать, не очень все просто.

Я ковырялся в замке обломком проволоки минут десять. С досады даже плюнуть на пол хотел, только привычка не оставлять следов в подобных делах — остановила. Но глаза боятся, а руки тыкают. Вскрыл я этот замочек. Потянул на себя люк. Тот натужно заскрипел, будто не хотел впускать чужака. Из черноты пахнуло теплом и… хлебом.

Я пощупал лучиком фонарика внутренности дома. Вниз ведет обычная приставная лестница. В мнимом погребе дощатый пол, кровать, стол, шкаф, даже тумбочка с телевизором (куда кабель антенны только ведет?), и холодильник — “ЗИЛ” пузатый.

Опачки… Это так мы от комфорта отрекаемся? Прямо как член ЦК КПСС. На людях простая машина, потертая жена и пудель-собачка, а в закромах дача в Мин-Водах, обслуживание в спец магазинах и обеды в номенклатурных ресторанах.

Я выглянул в окно. Каткова не видать. Процессии тоже. Наверное, в прорубь пошли купаться. Значит, время есть у меня. Я быстренько спустился вниз и обшарил шкафчик и тумбу. Какие-то записки сумасшедшего, схемы с человечками и рисованными ведрами воды. Неужто и правда, как Порфирий, шизофреник? Нет. Что-то здесь не так. Тот был фанатиком, но стремился добро делать. А этот адекват, сразу видно. Просто с какого-то перепугу в лидеры идейные ударился. Хочет почувствовать себя на месте создателя. Но зачем? И кто, мать его, он такой?

Стоп! Это что у нас? Из вороха добротной одежды я выудил красную книжицу. Это что ксива? Развернул. Не совсем ксива. Удостоверение пенсионное капитана КГБ Погибова Ивана Ивана Анатольевича.

В рот просроченный компот! А наш провидец-то не прост совсем. Целый капитан госорганов в отставке. И какого хрена ты забыл в этой глуши? От своих прячешься? Или кукушка свистнула? Если пропавших тётенек ты завалил, непросто будет тебя раскрутить.

Наверху раздался топот, струйки песка посыпались мне за воротник. Я быстро сунул ксиву на место и, захлопнув шкаф, погасил фонарик.

— Андрей! Ты здесь? — над проемом погреба нависла перепуганная морда Каткова, щеки его раздувались, глаза таращились, будто он увидел призрак Анны Болейн. — Погибов идет! Скорее! Надо смываться.

— Тьфу, ты напугал! — я спешно захлопнул дверцы шкафа и тумбочки, как было, и вскарабкался по лестнице.

Захлопнул люк и накинул замок на петли. Поковырял в замочной скважине проволокой, но совладать с механизмом по-быстрому не получилось.

— Идем! — уже дергал меня за рукав Алексей. — Нет времени, оставь как есть!

Замкнуть люк не получилось, ну и хрен с ним. Приладил дужку замка к его корпусу, чтобы хотя б с виду казался запертым, и накинул сверху половик.

Конечно, Погибов поймет, что у его были гости. Такие люди всегда помнят — запирали они дверь или нет. И никогда не сомневаются, вспоминая про выключенный утюг. Чекистов в нашей стране готовить умеют. Не получилось у меня скрытно проверку провести.

Катков уже бежал к двери. Я за ним. Выскочили на крыльцо, миновали калитку и свернули в подворотню. Прижались к забору и притихли. Темнота скрыла наши силуэты, смешав с другими тенями. Вовремя. В переулке показалась полуголая фигура Ивана. Рядом с ним был кто-то еще. Поменьше и в белой легкой одежонке. Пригляделся. Вот блин! Да это ночнушка. Какая-то босая женщина шла за “пастырем” в дом. Ага. Наш гуру еще одну жертву прикатывает? Потом она тоже исчезнет с радаров, как первые четыре?

Лицо гулящей тетеньки не разглядеть, но, судя по голосам, настроение у обоих прекрасное. О чем-то даже шутят. Слышен сдерживаемый смех. Парочка зашла в дом и заперла за собой дверь.

Я вылез из укрытия и прильнул к окну дома. Стекла в инее, да еще и завешены изнутри чем-то вроде дырявой мешковины. Шторы в стиле лофт, блин. Я пытался разглядеть, что происходит внутри, но нихрена не вышло. Черт. Прислушался. Голоса попритихли. Парочка явно занималась не беседами. И где он с дамой дружит? На полу прямо, что ли? Не потащит же он ее в свой секертный погреб.

Постоял, подождал. Ничего не происходит, вроде, никто никого не убил.