Мать твою компот! — Горохов таращился в окно, я выглядывал из-за его плеча. Перед нами картина маслом. По снегу чинно шествует босоногая процессия. Люди оказались не совсем голыми, как преподнес Алеша. В нижнем белье — панталонах и труселях советского калибра.

Во главе шагал бородатый старец, вылитый Лев Толстой. За ним шлепали граждане и гражданки антуража попроще, но возраста уже зрелого и вполне себе дееспособного. На мужиках трусы, на женщинах бесформенные балахоны ночных сорочек белого цвета. Ходоков оказалось около десятка. Морды у всех решительные и целеустремленные, будто за Моисеем идут, ну или в очереди за докторской продвигаются.

Мы накинули пальто и поспешили на улицу. Парад нудистов уже почти миновал наш двор, когда мы сгрудились на крыльце.

— Уважаемые! — окликнул их Горохов. — Вам не холодно? Вам снег ноги не жжет?

Вереница босопятых остановилась и повернулась в нашу сторону. Старец, а при внимательном рассмотрении, оказалось, что возраста он совсем не дряхлого, просто седая пакля на морде прибавляла ему десяток другой годков. Его голый торс крепок и напоминал зрелого ГТО-ошника. Предводитель моржей глубокомысленно произнес:

— Снег причиняет вред только тем, у кого в сердце холод.

— А что у вас за вечерний променад такой, да еще и в виде непотребном?

— Отчего же непотребном? — спокойно ответил “Толстой”. — Человек рождается таким, а все что сверху, есть порок и блаж, что отрывает нас от единения с природой-матушкой.

— То есть если голый, то святой, а если портки обувку надел, то сразу грешен стал? — саркастически выдал Горохов.

Вместо продолжения перепалки главный морж вдруг миролюбиво заявил:

— Меня Иван зовут. И то что вы видете, это не путь к просветлению, а исцеление силой природы. Вы можете тоже попробовать. Вы почувствуете, как заново начинаете жить…

— Спасибо, в другой раз. Мне бы курить просто бросить, а заново жить нет желания.

— Как знаете, но я бы не зарекался. Приходите к нам на собрание. Завтра в полдень у меня в доме. Спросите целителя Ивана. Тут все знают где я живу.

— Обязательно придем, — злорадно ухмыльнулся Горохов. — Не сомневайтесь. Мне много о чем с вами поговорить нужно.

— Если вы о пропавших женщинах, то нам об этом ничего не известно, — неожиданно выдал Иван. — Но вы все равно приходите.

Целитель развернулся и повел свой выводок дальше в ночь.

— Хм-м, — Горохов озадаченно сдвинул пыжика на затылок. — Он знает кто мы. Странно все это.

— Ничего странного, — проговорил я. — Это же деревня. Сарафанное радио работает со скоростью звука. Тут каждый знает, как зовут соседскую корову, и во сколько вчера муж у Зойки продавщицы из сельмага домой пьяный пришел.

— Какой Зойки?

— Ну, или Верки, это я так к слову. В деревне все на виду. Вы, Никита Егорович никогда не жили в деревне?

— Не приходилось как-то. Даже проездом не задерживался. Из своего родного провинциального городка еще в молодости в Москву попал, да так там остался. Прижился.

— Не зря говорят, — пошутил я. — От сумы, от тюрьмы и от Москвы не зарекайся!

Мы зашли в дом.

— Это что получается, Никита Егорович? — всплеснул руками Катков. — Они сумасшедшие?

— Не думаю, — ответил следователь. — Больше похоже на фанатиков.

— Скорее всего, — вмешалась Света, — это что-то вроде секты.

Света была права — попахивало культом и групповым помешательством. Сейчас секты не слишком распространены. Возникновение гуру различного пошиба — явление в СССР скорее экзотическое (если не считать гуру ЦК КПСС). Это потом в девяностых их станет как грибов после Чернобыльского дождичка.

Что общего между сомнительными религиозными культами, сетевым маркетингом и тренингами по личностному росту? Все они строятся по принципу секты. Во главе авторитетный лидер, чьи слова и действия не подвергаются критике и не оспариваются. Только этот лидер обладает исключительными сверхзнаниями, которые способны “перевернуть жизнь”, раскрыть глаза и дать прочие плюшки в виде вхождения в когорту избранных, успешных, у которых много баб, яхт или есть способность обрести жизнь после тотального пост-апокалиптического казуса, когда мир рухнет, и все кто не сними неминуемо сгинут.

Еще характерным признаком секты является требование к адептам (послушникам, последователям) полного самоотречения. От человека добиваются постоянной и абсолютной вовлеченности в дела сообщества.

— Поздравляю товарищи, — Горохов довольно потирал руки. — у нас появился первый подозреваемый в пропаже женщин. План такой. Завтра у него сходка. Всей гурьбой туда наведываться смысла нет. Значит так… Пойдет Светлана Валерьевна, как психолог ей нужно понять, что это за пингвины такие полярные в Мохово объявились, и с ней пойдет…, — следователь задумчиво обвел нас взглядом.

— Можно я? — будто школьный отличник, что всегда знает урок Алексей потянул руку вверх.

— Нет, Алеша. Пойдет Андрей Григорьевич, разнюхает, что да как, а от тебя какой там прок как от криминалиста? Следов на собрании искать не нужно.

— Но я могу могу помочь Светлане разобраться в устройстве этого псевдосоциума, — не сдавался Катков, уж сильно ему хотелось проявить себя, особенно перед психологией.

— Ишь ты! Словами какими умными загибаешь. Нет, — покачал головой следователь. — Мы с тобой, Алеша, людей местных поспрашиваем, что за целитель тут нарисовался. Чем живет и чем дышит. И почему нам доблестный участковый Полищук ничего про него не рассказывал?

***

На следующий день проснулись часов в шесть утра от холода, что пробирал даже через ватные одеяла. Подтапливать печь из нас городских, естественно, никто не догадался. А домик, толщиной в стандартный брус без утеплителя, оказался не слишком устойчивым к морозам.

Алексей напялил на себя сразу два свитера и хмуро потягивал горячий чай. Теперь жизнь в деревне не казалась ему такой радужной. Особенно после походов в уличный сортир. Крынка с молоком в его мечтах изрядно потускнела.

Я наколол дров и раздул печку. Дрова защелкали, в домике пахнуло дымком и жить стало намного веселее. За Гороховым приехал участковый Полищук и они отправились в райцентр утрясти все формальности с местной милицией. Попутно Горохов хотел лично переговорить с инспекторами уголовного розыска, что занимались без вести пропавшими.

Душа и ванны в доме, конечно, не предвиделось, поэтому решили истопить баню на вечер. Я снова отправился колоть дрова, но за мной увязался Алексей.

— Давай я тебе помогу, — предложил он, желая хоть как-то пригодится. Он единственный, кто не был задействован в наших сегодняшних планах. Ни в служебных, ни в хозяйственных. А ему очень хотелось проявить себя. Света как никогда была сейчас близко и Алешке не хотелось ударит в грязь лицом. Неугомонный, однако…

— С топором обращаться умеешь? — спросил я, немного напрягшись от Катковского рвения.

— А что там уметь, — Алексей выпятил грудь так, что она на время почти перекрыла его пузо.

— Смотри аккуратнее, — я протянул ему изрядно проржавевший инструмент с зазубринами на лезвии. — Топор тупой, бить надо сильно, иначе ничего не выйдет.

Алексей деловито закатал широкие рукава своего пальто, что смотрелось чуждо и нелепо посреди деревенского пейзажа. Особенно не вписывался в местный антураж каракулевый воротник цвета вороньего крыла.

Катков ухватил затертую до блеска рукоять, размахнулся и вдарил по полену. Тюк! Топор лишь немного надколол торец полешка и тут же отскочил.

— Сильнее бей, — подбодрил я. — Но только аккуратнее. Не отруби сего ничего лишнего.

Алексей украдкой огляделся и, заметив, что Света наблюдает за нами в окно, воодушевился и отнесся к делу добычи дров с еще большим рвением, приняв это действо за занятие для настоящих мужчин. Невдомек было криминалисту, что в деревне много более тяжелой работы, чем полешки играючи колоть. Это сельчане делают так, между делом. Отправляясь на перекур к дровеннику, отдыхали, махая топором.