— А как же вы на такие средства живете? — спросил я. — Зарплата школьного кочегара, я так подозреваю, не шикарна, еще и полставки.

Кочегар-проповедник развел руками.

— А мне много не надо, сами видите, как живу. На одежду не трачусь, надеваю ее только на работу утром, не разрешили мне перед школьниками в трусах щеголять. Да и прихожане помогают. Кто молока принесет, кто яиц, а кто и мясом угостит. Так что покупаю только хлеб и соль.

— А где же вы спите? — Света обвела аскетичное жилище недоуменным взглядом. — Неужели на полу?

— А где же еще, — улыбнулся бородач. — Вообще, на земле сырой надобно, но я пока до такого уровня еще не подготовил свое тело, чтобы на снегу мочь спать. Но надежды не теряю и, возможно, в скором времени мне и дом даже не нужен будет…

Неужели он все-таки из тех, кто сам практикует то, что проповедует — а не просто несет новую порцию опиума в народ?

— Скажите, Иван, — Света сверлила его взглядом, — а что находится под полом?

— Известно что, как в каждом деревенском доме подполье. Картошку хранить.

— Можете нам показать?

— Что, картошку?

— Ее самую.

— А зачем вам? — прищурился целитель. — Нет у меня там ничего. Пусто внизу.

— И все-таки мы бы взглянули, если вы не против, — Света настойчиво гнула свою линию.

— А если против? — Иван отвечал уже с холодцой в голосе, обычные советские граждане так с милицией не разговаривают. — У вас санкция на это имеется? Чтобы обыск устраивать?

— Так это не обыск, дорогой товарищ, — вмешался я. — Вы нам добровольно покажете. А мы как бы издали посмотрим.

— Будет санкция, тогда покажу, — бородач нахмурился. — Вижу, философия оздоровления моя вас не заинтересовала совсем. Но если передумаете, то приходите.

Вроде как, завершил аудиенцию. Ну нет, играть мы будем по нашим правилам.

— Ну, вообще-то мы еще не уходим, — теперь уже холод в голосе включил я. — Судя по прописке, вы живете в Мохово пять лет. Пять лет назад и начали пропадать женщины в селе. Вы их знали?

— Знал, конечно, но это разве преступление? В Мохово все друг друга знают.

— Вас никто не обвиняет, мы хотим побольше узнать о потерпевших. Кем они были? Чем жили?

— Известно кем, в колхозе местном работали. Кто дояркой, кто зоотехником, а одна ветеринаршей была, вроде.

— Кто из них посещал вашу… э-э… организацию? — я чуть не сказал “секту”, но вовремя сдержался.

— Все.

На пару секунд воцарилось молчание. Погибов его ничем не прерывал.

— Как — все? — удивилась Света. — Вам это не кажется странным? Потерпевшие стали пропадать с начала вашего приезда, и все с вами плотно контактировали, посещая ваши собрания.

— А мне скрывать нечего, — уверенно заявил целитель, поглаживая косматую бороду. — Говорю как есть. В Мохово, так или иначе, полдеревни плотно со мной контактировали, как вы это называете. Кто-то приобщился к закаливанию, кто-то из любопытства приходил, а кто-то жён своих отвадить, как сегодня Косой, прибегал.

— И как? Вам местные мужики морду, извиняюсь, лицо, еще не начистили? — я дивился прямоте целителя.

Либо он действительно ни при чем, либо слишком уверен в своей безнаказанности.

— Многие пытались поначалу, но потом привыкли. И даже некоторые мужики стали ко мне приходить и внимать наставлениям. Плохого я еще никому не сделал. Репутацию добрую снискал, теперь только единичные казусы случаются.

— Ясно, — кивнул я. — Спасибо и до свидания.

— Надеюсь в скором времени увидеть вас на своих занятиях, — целитель хитро прищурился.

— Насчет занятий — не знаю, но то, что скоро увидимся, можете не сомневаться, — посмотрел я в ответ тоже с хитрецой, и мы со Светой вышли на улицу.

Снежок хрустел и искрился в лучах февральского солнышка. Нахохлившиеся под снегом дома ждали близкой уже весны.

На улице ни души. Будто вымерло все. Но дымок из печных труб и лай дворовых собак говорили, что деревня жива.

— Странный тип, — задумчиво проговорил я. — Будто личины примеряет. На проповедях один человек, а с нами разговаривал — совсем другой.

— В психологии это называется социальными масками, — Света многозначительно посмотрела на меня. — Не каждый человек хочет, чтобы окружающие догадывались о его истинной сущности.

— Согласен, — кивнул я. — Едва ли не половина людей, что встречались мне в жизни, не те, за кого себя выдают. Это плохо?

Как знать, может, это я вокруг себя таких собираю. Или, по крайней мере, собирал в прошлой жизни — в этой уже виден какой-то просвет.

— Это становится нормой, примерять маски. Особенно это характерно для крупных городов, где правдиво человек называет лишь свое имя, а характер, который он показывает, это лишь обманчивая внешняя оболочка.

— На хрена это надо? — удивился я. — Не все же эти масочники извращенцы и преступники? Что им скрывать?

— Не все. Человек слаб и привык скрывать свои истинные эмоции. Маски для того и предназначены, чтобы не показывать то, что сидит глубоко внутри — зачастую животную сущность, которая слишком постыдна. Если человек снимет маску и раскроет свою сущность, выставив на всеобщее обозрение, то, скорее всего это его тем или иным путем опозорит. Задача криминалиста-психолога — научиться видеть сквозь маски.

Она говорила легко и даже вдохновенно — я подумал, что пока что ей редко где удается поговорить о психологических открытиях, и в нашем небольшом “летучем” отделе она тоже нашла себе отдушину.

— И как? У тебя получается?

— Не со всеми, — улыбнулась Света и снова многозначительно на меня посмотрела. — Но с нашим сектантом, вроде, получилось… Так? И что ты о нем думаешь? Он убил женщин? Пока их связывает между собой только одно — все они были его прихожанами. Правда, в разное время.

— Насчет причастности к убийствам я пока не знаю… Это еще поработать нужно. И потом, мои догадки к делу не пришьешь, нужны доказательства повесомее. А в его психотипе я уже начала разбираться. Есть разные лидеры. Этот не фанатик, хоть попоначалу и похож на него. Он просто манипулирует людьми. Выставляет напоказ свои “экспертные знания” в вопросе исцеления, чтобы снискать признание и уважение у своих последователей. И это работает, потому как целитель из него, как из мухи вертолет. Это примерно как быть одноглазым среди слепых. Он чувствует себя полубогом среди одураченных. Всегда на шаг впереди. Его аудитория руководствуется эмоциями и чувствами, не вникая в глубь вопроса. Ясно, что закаливание действительно повышает иммунитет и снижает риск болезней, но он выдает это не за особенность человеческого организма, а за силу Земли, проводником которой он себя нарек. Его оружие — это уверенность в себе.

— Все понятно, а почему ты спросила его про подпол?

— Там на полу были щели, некоторые почти с палец шириной, — ответила Света.

— Ну и что?

— А то, что из щелей несло не холодом, а теплом. Странно, правда?

— Ну да… — я сдвинул шапку на затылок, чтобы думать легче было. — И что он там прячет в погребе? Причем в теплом погребе…

— Вот оформите обыск и проверите.

— Долго это все… Прокуроры в Мохово не водятся. Опять Никите Егоровичу в райцентр придется ехать. В лучшем случае нужная бумажка будет у нас на руках завтра-послезавтра. За это время наш “снежный человек” подготовиться успеет. Ведь он сегодня, получается, прямо от нас предупреждение получил.

— И что ты предлагаешь?

Хрусткий снег заглушал нас разговор, но я все равно немного понизил голос.

— Проверить его жилище неофициально. Без привлечения, так сказать, процессуальных методов.

— Но это же незаконно?

Я вздохнул, слишком уж Света правильная. Нельзя же так…

— Не всегда с беззаконием получается бороться только законными методами. Иногда можно использовать и тактику не совсем легальную.

— Согласна, — неожиданно для меня заявила Света (не такая уж она и “пропащая”, оказывается). — Но, допустим, мы что-то там обнаружим в этом погребе. Как привяжем потом находку к делу? Ведь проникли-то незаконно.