Облезлый телефонный аппарат с крутящимся диском надрывно задребезжал. Я поднял трубку, которая раньше была белая, а теперь напоминала слоновую кость с эффектом старения. Телефон стоял в моем кабинете еще со времен царя Гороха. Берег я эту реликвию, как монашка невинность, не смотря на косые взгляды коллег-оперов.

— Розыск, слушаю, Нагорный, — недовольно пробурчал я неизвестному абоненту, который так не вовремя оторвал меня от важных и никому ненужных (кроме штабистов, конечно) оперативных отчетов.

— Алло, Андрей Григорьевич! Это дежурный Иващук, у нас труп с признаками удушения, группа собирается выезжать. Спускайтесь, пожалуйста.

— Что за труп? — я еле сдержался, чтобы не плюнуть от досады прямо в трубку: вечер пятницы обещал быть долгим и насыщенным.

Если по горячим не раскроем, то рабочие дни плавно перетекут на выходные. Но я уже привык. За тридцать лет в органах кожа стала, как у носорога, а рабочий горб вырос как у верблюда.

Темнухой меня не напугать, а работой и подавно. Просто планы были на сегодня. Следачка у нас новенькая объявилась. Только что после института МВД. Хорошенькая, как Гурченко в молодости. Глазками стреляет круче, чем молодняк из пистолета. В десяточку сразу.

Договорились с ней сегодня кофе выпить. Как на самого молодого сотрудника нашего управления, на “Гурченко” свалили интересное, но крайне безнадежное дело о хищении наркоты из камеры хранения муниципальной аптеки. Я это дело когда-то курировал по оперчасти. В курсе немного. Вот ей и посоветовали с матерым опером все обсудить. В кабинете я обсуждать рабочие дела с хорошенькими девушками не люблю. Договорились в кафешке встретиться. Она очень даже была не против неформальной обстановки. А я тем более: все работа, да работа… Скоро забуду, для чего мужчине хвост нужен.

Но бессовестный Иващук повесил на отдел глухаря. Вечно в его смену всякие убийства и прочие изнасилования случаются… Притягивает он к себе преступления, как портовая путана изголодавшихся моряков. Про таких дежурных мы говорим, что грешен. Уже бы давно в церковь сходил, да свечку поставил. Ну или на пенсию бы свалил, дачей и курицами занялся.

— Я на своей поеду, — ответил я дежурному. — Говори адрес и обстоятельства.

— Парк на набережной, — ответила трубка, — труп девушки предположительно двадцать пять-тридцать лет. Личность не установлена, очевидцев нет. Время смерти еще не знаем. За судмедэкспертом только машину отправили.

— Ясно, — я грохнул трубку о корпус телефона, в надежде, что он рассыплется.

Вдруг неожиданно захотелось его поменять. И не только его. В жизни что-то. Но чтобы построить что-то новое, надо разрушить старое. А телефон оказался крепким… Не судьба…

Я подошел к массивному серому сейфу довоенной эпохи, больше напоминавшему поставленный вертикально гроб для толстого карлика. Воткнул в скважину ключ с разлапистыми бородками (замков таких уж не сыщешь и единственный ключ я берег) и попытался открыть. Но сейф-старик вредничал. На погоду, наверное, сегодня стояла не по-сибирски жаркая майская благодать. Нормальные люди к отпуску готовятся, а я с сейфом воюю. В воспитательных целях пнул его даже и пожурил:

— Что же ты, паскуда кособокая, пистолет мой не отдаешь. А мне на происшествие ехать срочно надо. Снова душегуб проявил себя. Уже третья жертва за полгода.

Сейф пристыдился своего поведения (а может пинок в “живот” его напугал) и раскрыл скрипучую створку. Я засунул руку в черноту пасти и извлек потертую кобуру оперативки с вороненым пистолетом внутри.

— Привет, Макарыч, — я отстегнул магазин, щелкнул флажком предохранителя, передернул затвор и проверил наличие патронов.

Все норм. Можно на войну даже. Хотя для войны бы я ТТ-шник выбрал.

— Вы с кем там разговариваете, Андрей Григорьевич? — в открытую дверь кабинета просочился скудоусый паренек в подстреленных и зауженных, как у танцора штанишках и в тенниске в обтяжку. Если бы не его серьезный вид и пытливые глаза, можно было бы подумать, что он не из наших, а из тех, кто на парады в Европе ходит с цветастым флагом. Но молодежь сейчас вся так одевается.

Я хотел было по-стариковски ругнуться, мол, в нашу бытность, но вовремя себя осек. Не стар я еще, полтинник только разменял (хотя, по-оперским меркам — это старее дерьма мамонта). Но душой я молод, как Пугачева, когда в пятый раз замуж выходила. И Моргенштерна могу послушать и даже не пристрелить его после этого. Наверное…

— Да ни с кем, Боря, — отмахнулся я. — Пистолет я так свой называю.

— Жениться вам надо, Андрей Григорьевич, — по отечески покачал головой молодой напарник. — Уже с сейфом и пистолетом разговариваете…

Мы вышли в коридор управления и направились к выходу.

— Да какие мои годы, Боря? Вот поймаем душителя и сразу в ЗАГС. Ах да, невесту надо еще найти. Да только ладную и складную, а то перед женой бывшей неудобно будет. Она у меня еще та стерва.

— Что по трупу говорят? Опять душитель? — вздохнул опер, поправляя поясную кобуру. — Главк с нас головы снимет.

— Нет, Боря, головы наши им ни к чему, они задницами воспользуются. Время сейчас такое. Все через одно место решается. И любовь и наказание. Тьфу, блин! Эх… было же раньше времечко… Ни наркоманов, ни Моисеевых. А теперь каждый второй штанишки в обтяг носит.

Я покосился на напарника. Тот заметил мой взгляд.

— Да они сели просто, а жена на утро других не погладила, — поспешил меня успокоить парень.

— Фу-ух, — я театрально схватился за сердце, — пронесло, думал не уберег бойца. Провалился он в голубую яму.

— Нагорный! — окрикнул меня в коридоре пухлобокий крепыш на коротких гномьих ножках. Мешковатый пиджак и непомерно широкий галстук смотрелись на нем, как седло на гончей корове. — Ты еще здесь? Кто у тебя сегодня дежурит?

— У меня сегодня дежурит я, — улыбнулся я толстяку.

— Мухой давай на происшествие, там комитетские подъехали, а оперов до сих пор нет. Какого хрена, Нагорный, ты так долго собираешься? — начальник уставился на меня въедливыми глазками, словно готовящаяся к броску жирная кобра (интересно, почему не бывает толстых змей?).

— Петя, — продолжал я улыбаться. — Все норм будет, мы с товарищем лейтенантом (кивнул я на напарника) через десять минут там будем. Еще дежурку обгоним.

— Кокой я тебе Петя? — прошипел толстяк и, сверкая глазами, стал полировать мокрую лысину измятым платком.

Жара такая, а он в пиджаке. Ну начальник, положено ему…

Мы подошли к КПП и приложили пластиковые штуковины к окошку считывателя. Датчик турникета, признав своих, приветственно пикнул и разблокировал хромированную трубу. Расплывшийся жирной тушкой по продавленному креслу постовой, проводил нас сонным взглядом кастрированного кота, еле заставив себя оторваться от экрана смартфона.

Эх… Нормальный же парень был год назад, пока в ментовку не пришел. Стройный, улыбчивый. А щас с такой мордой только в регистратуре работать. Ну или в другом каком-нибудь ЖЭКе.

— Зачем вы так с Петром Сергеевичем? — спросил Борис. — Вот поэтому вы до сих пор не начальник, а всего лишь старший опер. Не молодой ведь вы уже, а бегаете за преступниками, как охотничий пес.

— Это для тебя он Петр Сергеевич, а для меня Петька-балбес. Сколько я ни учил его оперативной работе, толку ноль. Он потом в штаб перевелся и по бумажной линии в гору пошел. Писульки строгал со скоростью отбойного молотка. Такие в системе нужны.

— И теперь он ваш начальник, — поморщился Борис.

— А ты что не рад, что я опер и твой наставник?

— Рад, конечно, — лейтенант зажевал нижнюю губу, словно хотел ее медленно съесть. — Но мне кажется, что вы, Андрей Григорьевич, достойны большего. С вашей хваткой вы бы могли…

— Кабы у бабушки были яйца, то она была бы дедушкой, — прервал я сетования подопечного. — Боря, ты пойми. Каждый должен заниматься своим делом. Кто-то бумажки писать, а кто-то преступления раскрывать. Не уйду я с “земли” в кабинет с портфелем. Не мое это, дрочить на приказы, распоряжения, решения коллегий и прочую крайне нужную и важную мудоту. Я лучше пойду лишнюю краженку раскрою. Ну или заведу себе нового информатора на перспективу, а лучше двух.