А сейчас скорее домой. Жрать хочу, как стадо сусликов после зимней спячки. Работа плюс тренировка — много сегодня калорий потерял.

Я пожал Санычу руку и вышел на улицу. Уже вечерело. У входа в спортзал меня ждал Быков.

— Я с тобой, — сказал он. — До дома тебя провожу.

— Я же не девка, чтобы меня выгуливать, — насмешливо ответил я.

— Где-то я уже это слышал, — улыбнулся Быков. — Но возражения не принимаются. Можешь делать вид, что ты не со мной. Я все равно следом пойду.

— Да пошли уже, — отмахнулся я. — Есть охота. Завтра на работу рано вставать.

— Что же ты, как тля кособокая по цеху ползаешь, а толку с тебя, как с безрогого козла? — ворчал на меня гитарных дел мастер. — Ты почему деку верхнюю не той стороной в пресс запихал? Никак зенки продрать не можешь? Всю ночь с девками кувыркался?

— Если бы так, Петрович, — миролюбиво ответил я (с декой мой косяк, теперь весь гитарный корпус на помойку), — не выспался я просто. На тренировке устал, как собака, а заснул поздно.

— Так какого рожна в потолок таращиться? Баба есть у тебя? С бабой и спится лучше. Дела свои с ней сделал, ее под бочок и спи — не хочу.

— Нет у меня никого, — отмахнулся я. — Не до этого пока.

— Ой! — всплеснул заскорузлыми лапищами фронтовик. — Смотрите-ка, дела у него. Какие такие дела? Стручок мусолить? Девок у нас на фабрике, как земли в колхозе. Пахать — не перепахать. Или у тебя организм с дефектом каким? Аль не работает что?

— Все работает, Петрович, — насупился я. — Еще тебя научу.

— Да мне-то оно зачем? Я уже от этих дел отошел давно. Эх… Квелая нынче молодежь пошла. Вот в наше время… Помню, пойдешь вечером на сеновал, а там тебя сразу три девчонки дожидаются. Дни попутаешь, и бывает забываешь, что всех в один вечер позвал.

— И как ты выкручивался?

— А никак, прятался и ждал, кто из них не выдержит и первым уйдет. А с последней оставался.

— Ну ты сказочник, Петрович! Прям сразу три?

— Ну, было раз такое. Да…

В цех зашел Илья. Озираясь по сторонам, кадровик приблизился к нам:

— Андрей, можно тебя на минуту?

— Не видишь? — ответил вместо меня Петрович. — Занят он. Пресса контролирует. Не мешай работать.

— Сейчас, — сказал я ботанику. — Минут пять еще и освобожусь.

— Хорошо, — закивал Трошкин, — я подожду в коридоре. Не буду вам мешать.

Кадровик скрылся.

— Что ему надо от тебя? — Петрович озадаченно почесал седую бровь с щетиной, как у обувной щетки.

— Не знаю, — пожал я плечами, — может, расписаться в бумажках каких-нибудь надо.

— Странный он какой-то. И бабы у него нет. Ходит, бродит по фабрике, глазки бегают, челочка, как у Адольфа прилизана, будто задумал чего нехорошего. Тьфу! В окопы бы его на пару деньков. Проверить, что за птица. Но, слава богу, война кончилась, а такие вот цуцики остались.

— Да ладно, не наговаривай на парня, — заступился я за Трошкина. — Все люди разные. Кто-то рельсы укладывает, а кто-то бумажки пишет. Ладно, пошел я, схожу до него.

Я вышел из цеха. Трошкин подпирал закопченную стену коридора. Увидев меня, он оживился и подскочил, будто дождался старого друга. Похоже, что на заводе с ним больше никто не общался.

— Смотри! — воскликнул он. — Как тебе?

— Что? — я непонимающе на него уставился.

— Ну как что? Это же джинсы! Настоящие!

— А-а-а… Джинсы. Новые? Класс, — только сейчас я обратил внимание, что худые ноги кадровика покрыты тканью цвета индиго.

— Югославские, сто писят рэ отдал! Это целая зарплата! И то через нужных людей доставать пришлось. В магазине такие не купишь.

— Замечательно, Илья, но я тут при чем? Ты пришел похвастаться? У меня работа, вообще-то.

— Нет, нет, я сегодня все скажу.

— Кому и что?

— Раисе Робертовне… Что это я цветы дарил. Вот и хотел с тобой посоветоваться. Насчет внешнего вида. Как я выгляжу? Нормально?

— А-а-а… Ну с этого бы и начинал. Так-с… Рубашку другую надень. И туфли у тебя уродские, смени на ботинки. Есть что-нибудь из замши?

— Туфли почти новые, — насупился Трошкин. — Это же “Красный октябрь”. Фабрика на всю страну славится.

— Обувь качественная, не спорю, — кивнул я. — Но по стилю к джинсам не подходит.

— Как это? А рубашка чем не угодила? Натуральный шелк. Польская.

— Ох, Трошкин, свалился ты на мою голову. Фильмы про ковбоев смотрел?

— Конечно, — кивнул тот. — ГДР-овские. С Гойко Митичем в главной роли.

— Так вот, джинсы — это стиль дикого запада. А теперь представь себе ковбоя в туфлях “Красный октябрь” и в шелковой рубашке. Дошло?

— Дошло! — воскликнул Трошкин. — Джинсы надо другие. Да?

— Мозги тебе надо другие! Так, больше не думай, просто записывай!

— Куда?

— На подкорку, матрена мать! Рубашку оденешь в клетку и ремень купи. Мужик без ремня, все равно, что без хребта. Туфли поменяешь на ботинки, лучше не советские. Челку распуши, а то приклеилась ко лбу, будто корова языком прилизала. И сними эти дурацкие очки.

— Но я без них плохо вижу, — взмолился Трошкин.

— Ладно, очки оставь, глаза тогда не щурь. Что скажешь Раисе? Придумал?

— Ну, что… Вот, это я дарил цветы… И…

— Трошкин, в рот просроченный компот! Что ты мямлишь? Запомни, женщинам нравятся уверенные мужчины. Соберись. Тем более это не женщина, а Раиса. Будешь мяться, сожрет тебя, как кобра тушканчика.

— А что же мне делать?

— Дома перед зеркалом порепетируй, а лучше… Тут на фабрике у нас КВН образовался. Запишись и походи. Сцена она раскрепощает. Может уверенности наберешься.

— КВН? — тонкие брови Трошкина встали домиком. — Не думаю, что женщинам нравится клоунада.

— Клоунада нет, а парни с юмором — плюс сто балов к рейтингу сразу. Все. Давай. Мне работать пора. А то Петрович опять ворчать будет.

Рабочая смена закончилась, и я уже собирался домой, когда в коридоре напоролся на комсорга. Уткнув руки в упругие бедра, Зина стояла у выхода и отваливала комсомольцев, что случайно забыли про очередные досуговые мероприятия.

— А ты куда собрался, Петров? — Зина хищно улыбнулась, довольная, что я тоже попался в ее засаду.

— Как куда? Домой, — я хотел проскочить, но Рогова преградила мне дорогу, и я уперся в ее грудь.

— А репетиция?

— Какая репетиция?

— КВН сегодня, забыл? Я же тебя записала.

— А-а-а… Нет. Не забыл. Помню. Просто тебя увидел, вот, хотел подойти, поздороваться…

— Поздоровался?

— Привет, — улыбнулся я.

— Привет, а теперь марш в актовый зал.

Я развалился на тверди деревянного откидного кресла актового зала. На сцене резвилась молодежь, выдумывая шутки про загнивающий запад и империалистов. Они заразительно гоготали, считая свои перлы шедевром. Но для меня шутки выглядели наивными и отдавали детством. Хотя наблюдать за действом было в общем интересно.

Зина взяла на себя обязанности капитана команды и периодически покрикивала на чересчур шустрых КВН-щиков. Часа через полтора все вымотались и решили расходиться по домам.

Ко мне подошла комсорг:

— А ты, что просидел, как сыч весь вечер, ни одной шутки не придумал и слова не вымолвил? Так не годится, Петров. Раз пришел — участвуй.

— Хорошо, — кивнул я. — Давай на звуке сидеть буду?

— Это как? — заинтересовалась Зина.

— Вам же выступления подзвучивать надо будет? Где-то музычку включить, где-то еще какой-то звук. Для усиления эффекта выступления.

— Ну, мы думали с фабричной радиоточки кого-то позвать, — пожала плечами Зина. — Их попросить.

— Не пойдет. — Замотал я головой. — Вам нужен штатный звукач, который будет знать ваш сценарий наизусть. Я могу попробовать. Потребуется бобинник, запишем на него все, что нужно, а я буду на паузу и пуск тыкать в нужный момент. С этим я справлюсь, а на сцене скакать, извини — не мое. Смотреть нравится, но это другое. Это то же самое что книги читать и писать. Вещи разные.