Подполковник перебирал сшитые листочки. Я привстал и заглянул сверху на письменный стол.

— Так вот же она, — ткнул я пальцем в неказистый листочек с синей печатью.

— Это со школы, а с фабрики нет. Судя по записям вашего трудового стажа, вы там учеником мастера отработали около двух месяцев. Этот документ нужно приложить. А пока я вас не могу допустить до участия в соревнованиях.

— Но ведь приказ уже подписан на меня?

— А что приказ? — хитро улыбнулся подполковник. — Одним приказом назначаем, другим снимаем. Сами понимаете, на области будете представителем нашего управления. А там не только МВД, но и смежные, так сказать, коллеги участвовать будут. Так что жду от вас характеристики с последнего места работы.

Вот дотошный. Кадровики меня пропустили, а этот заметил, что бумажки не хватает. Он мне все больше начинал напоминать КГБ-шника. Может, так оно и есть. Хотя вряд ли. Конторский бы в глаза не бросался, звездами подполковничьими бы не отсвечивал и на такой должности бы не сидел. Прикинулся бы мышью серогорбой и пристроился бы поближе к бумажкам нужным. В штаб, например.

А этот что? Чем занимается? Людям на мозг капает и идеологию продвигает, да палки в колеса ставит, кто по его единственно правильному мнению мордой моральному облику не соответствует.

— Понял вас, товарищ подполковник! Завтра же привезу характеристику.

Трубников демонстративно вскинул руку и посмотрел на командирские часы на запястье:

— А чего тянуть до завтра. До конца рабочего дня еще далеко. Дуй на фабрику прямо сейчас. Паутова я сам предупрежу.

О как. Что же он так к характеристике моей привязался? Что за срочность такая? Не к добру. Ну да ладно. Разберемся…

— Есть, — кивнул я. — Разрешите идти.

— Разрешаю, — замполит то ли улыбнулся, то ли ухмыльнулся напоследок.

Этого я так и не понял. Мутный тип. Но с таким лучше не ссориться. В прошлой жизни много я дров наломал. В этой хочется, чтобы по-другому все было.

Я вышел из кабинета и хотел было юркнуть на третий этаж, чтобы самолично предупредить Паутова о своей неожиданной “командировке”, но спиной поймал на себе взгляд Трубникова. Уверен, что он наблюдает за мной. Не стал его приказа ослушиваться и направился к выходу. По должности, он поболее Паутова будет.

Я вышел на улицу и побрел на остановку. По пути забежал в продуктовый универсам и купил пару шоколадок “Вдохновение” с невзрачной синей оберткой в антураже советского балета.

“Ключник” на фабричной проходной узнал меня сразу и пропустил без проблем. Уверен, он даже еще не понял, что я здесь уже не работаю.

Я хотел прямиком направиться к Зверевой. Характеристики строчить, это по ее части. Но немного поразмыслив, придумал более легкий план. Наверняка начальник кадров отправит мою просьбу о выдаче характеристики в долгий ящик. Скажет, приходите завтра, а лучше после праздников. Новогодних. А если я ей подсуну готовую характеристику, то ей просто останется ее подмахнуть и печать шлепнуть. Сам на себя я такое наклепать не могу, не принято было так делать, а вот комсорг может. Она отлично знала молодого комсомольца Петрова.

Главное, чтобы Зина меня не послала. Слился я как-то не по-людски. Будто бы сбежал. Но не буду же я ей рассказывать про наши с Гошей терки.

Вот и знакомый кабинет. Дверь чуть приоткрыта. Я хотел постучать, но изнутри донеслись оживленные голоса. Разговаривали двое. Зина и парень какой-то. Я заглянул внутрь. Статный “сталевар”, будто только что сошедший с советского плаката “Даешь больше чугуна и стали!” вальяжно присел своей могучей тушкой на край Зининого стола. Столешня чуть прогнулась, будто “сталевар” сам из чугуна.

Его довольная морда улыбалась во всю ширь белых, как школьный мел зубов и напоминала мину чеширского кота, вожделеющего сметану. Только вместо сметаны была комсорг. Он о чем-то шутил и смеялся.

Зина тоже цвела и пахла, и щебетала что-то в ответ. Маску строгого комсорга, видно, сегодня дома забыла. Я невольно залюбовался ею. Возможно, если бы не ее папаша, у нас могло бы, что-то и получиться…

Тук! Тук! — Я вошел в кабинет, широко распахнув дверь. Сталевар спешно спрыгнул со стола, но увидев человека возраста чуть старше школьника, расслабился и продолжал лыбиться в сторону Зины.

У той наоборот. Улыбка вмиг улетучилась. Она хлопала на меня глазищами. Повернулась к ухажеру и официально-деловым тоном выдала:

— Товарищ Степанов, можете идти. Приказ о включении вас в нашу комсомольскую ячейку отдам на подпись завтра. Рада, что у нас на фабрике будут трудиться такие квалифицированные кадры. До свидания.

— До свидания, — пробасил парень. — Приятно, что называете меня квалифицированным. Думал, что о выпускниках ПТУ так не говорят.

Детина скрылся, а Зина поморщилась.

— Привет! — я широко улыбнулся и занял место “сталевара” на столе Зины. — Новый выпускник? С разрядом? Хорош.

— Что вы хотели, товарищ Петров? — в голосе Зины было столько железа, что можно было на металлолом сдавать.

— Зин, это же я. Что так официально? Можно как-то попроще?

— Можно и попроще, — кивнула она, — чего приперся?

— Не совсем то, что я хотел услышать, но уже лучше. Ты не шипи. Я по делу.

— Из ментовки выгнали, пришел обратно устраиваться? — в глазах Зины мелькнули еле заметные искорки радости.

Но они быстро потухли под маской официоза.

— Да не-е, — замотал я головой. — Как раз наоборот. Характеристика мне в милицию нужна. Замполит трясет.

— А я при чем, иди к Раисе Робертовне.

— Так у нее же фамилия сама знаешь какая. Зверева. А мне сегодня надо. Может, ты, как мой бывший комсорг напечатаешь по-быстренькому? Ты же тоже уполномочена характеристики давать своим подопечным? А я печать кадровскую шлепну и дело в шляпе.

Я протянул Зине шоколадку:

— Это тебе… Сделаешь, а? По старой дружбе?

— Не было у нас с тобой никакой дружбы, Петров! Иди знаешь куда!.. В кадры!

— Да что ж ты злая такая, как Шапокляк из Мурзилки.

— Шапокляк из чебурашки!

— Да хоть из колобка! — Я придвинулся ближе и наклонился, чуть свесившись со стола. — Я вообще-то скучал… Но ты пойми. Дело не в тебе. И даже не во мне. Не по пути нам. Ты комсорг, а я вчерашний школьник. Сама знаешь, что люди скажут. Еще на собрании тебя захотят разобрать. И потом… Как ты меня с отцом собиралась знакомить? Не собиралась? Да? Вот, то-то и оно…

От последней фразы Зина на секунду изменилась в лице. Задумалась, закусив нижнюю губу:

— Ладно, напишу тебе характеристику. Только правдивую. Не обижайся потом. И со стола слезь!

— Вот и замечательно! — я спрыгнул на пол и, подскочив к Зине, чмокнул ее в щеку.

Та чуть насупилась, но промолчала. Заправила лист в пишущую машинку:

— Что печатать? Есть пожелания?

— Напиши стандартно: умеет, не имеет, активен, не замечен, рекомендован. Подвиги не расписывай, выделяться не хочу.

— Да какие у тебя подвиги? — фыркнула Зина. — Комсорга охмурил?

— Вообще-то, это кто еще кого охмурил, — подмигнул я.

Поймав на себе гневный взгляд, поспешил ретироваться:

— Да шучу я. И, кстати, я ни о чем не жалею.

С заветной характеристикой я направился прямиком к Зверевой. Зина написала все, как я просил. Нейтрально-положительно. Толк в формальных бумажках она знала. И набила документ за пару минут.

Я постучал в дверь кабинета Раисы Робертовны. Только бы ведьма была сегодня в духе и не вздумала цепляться, что характеристика с ней не согласована или не выкинула бы что-то подобное.

— Войдите, — раздался знакомый голос.

И голос был не женский. Я с удивлением открыл дверь и шагнул внутрь.

За столом начальницы сидел… Трошкин.

— Андрей! — он вскочил и бросился ко мне навстречу, как собака, увидевшая на пороге долгожданного хозяина. — Ты как здесь? Привет! Как я рад тебя видеть!

— Э-э… Илья, — я недоуменно протянул ему руку. — Ты теперь начальник кадров? А Зверева куда делась?