— А я?

— А тебе со своими книжками интереснее…

М-да-а… А я не только лузер, но еще и импотент. Тьфу, тьфу, не дай бог… Такая деваха за мной бегает, а я не знаю что с ее телом делать. Да что с ее, со своим наверное тоже… Ни с девкой замутить, ни гирю потягать не могу. Это еще хорошо, что компьютеров в этом времени нет. А то бы совсем превратился в комнатного червя.

Мать вздохнула и, махнув рукой, встала из-за стола:

— Ладно, поступай в свою школу милиции. Но обещай, что станешь потом генералом.

— Это можно, — улыбнулся я.

— Долго до такого звания служить-то? — спросила мать.

— Генерал — это не звание, это счастье, во всяком случае в будущем так будет.

— Откуда ж тебе знать что дальше будет?

— Да все это знают, — пожал я плечами. — Мировой коммунизм распространится по всей Земле и по всем странам. Денег не будет. Каждый будет брать столько товаров и продуктов, сколько ему надо. Так вроде нас в детстве учили.

— Так, — кивнула мать. — Спать ложись. Поздно уже.

Утро ворвалось через открытое окно лаем собак и свежестью росы. Воздух казался чистым, как в деревне. Не открывая глаз, я привычным движением свесил с кровати руку и потянулся к полу. Поводил по заскорузлому линолеуму пальцами и ничего не нашел. Блин! Где этот чертов телефон? Будильник на нем не прозвонил. Надо срочно посмотреть время. Наверняка уже обед или того хуже — утро… Опять его оставил на зарядке на тумбочке. Сколько раз зарекался так не делать — батарея от таких забывалок дохнет…

Открыл глаза и с удивлением понял, что мобильника, интернета, мировых новостей и прочего треша в ближайшее время не предвидится. Я — выпускник средней школы и живу с матерью в обычном советском городе. Меня не заботят крипта и курсы валют, у меня все гораздо проще — надо поступить в школу милиции и найти своего сослуживца (ему сейчас наверное лет десять, не больше), того что убил меня в 2022 году.

В глубине души я порадовался, что это не сон. Все дороги открыты. Можно начать жизнь заново. Но почему, черт побери, я опять пытаюсь выбрать прежний путь? И ничего с собой не могу поделать. Может, судьба закинула меня сюда не просто так? Может, есть какое-то предназначение.

Я не верю в избранных и прочих блаженных, которых проведение (или сценаристы в Голливуде) назначило спасти мир от сил зла (или русских). Но в свете последних событий, учитывая, что я переместился в прошлое, уже не так категорично к этому отношусь.

Я встал с кровати. На мне была чуть растянувшаяся белая майка, висевшая на острых плечах, как флаг сдающегося в плен солдата. И черные хб-шные трусы-паруса. Все как в советских фильмах.

Я потянулся и, приняв упор лежа, попробовал отжаться. На пятый раз чуть не зарюхался носом в пол. Руки мои дрожали, как ноги проститутки после двойной смены. Да-а… Надо браться за это тело всерьез. Даже отжиматься нормально не умею. А мне еще на вступительных физо сдавать. Бег, прыг и другие турники.

Надо, кстати, узнать, что за экзамены там принимают. В своем времени я истфак закончил, так как совсем не собирался служить в органах внутренних. Но друг меня завлек и завертелось. А потом этого друга списали на пенсию и он стал маньяком. И убил меня, гад, исподтишка. Зачем? Все равно ему не скрыться. Наверняка Коля дал ходу справке о совпадении ДНК по базе.

С отжиманиями не срослось, и я решил поприседать. Выгнул спину в пояснице, как тиктокерша перед зеркалом, которая собралась сэлфить свой попец. Расправил плечи, и присел. Колени по-стариковски хрустнули. Раз, два, три. Через пару десятков раз хруст исчез. А я вывалил язык на плечо, как сербернар посреди пустыни, одышка тоже присутствует. Вот блин. Я на физру вообще что ли не ходил. Вроде в советских школах со спортом все по фэн-шую было. Наверное, я тот еще прогульщик.

Я оглядел свою комнату, чтобы узнать себя получше. Простенькие обои в безвкусный горошек, массивный чуть кособокий шифоньер, письменный стол с выдвижными ящиками и панцирная скрипучая кровать с ватным матрацем. Все…

Даже магнитофона нет. Но зато на стене висит гитара. Ух! Неужели я играть умею. В той жизни мне по уху (даже по обоим) пробежало стадо медведей. Больших таких, белых наверное, ну или минимум гризли. А в этой?

Я снял гитару и сдул с желтого, чуть потертого корпуса пыль. Левой рукой зажал струны, а правой ударил по ним. Дребезжащий звук разнесся по комнате. Ударил второй раз. Звук повторился, только стал еще более противным. М-да-а… А я думал ща как польется песня дивная. Очи черные, ну или утки на худой конец. И два гуся с ними. Хотел, как лучше, а получилось как у Бузовой. Ну, ту хоть куча народа слушает. А у меня даже воробьи с подоконника смотались после такого концерта. Даже нагадить успели в знак своей признательности.

В дверь постучали, я не успел ничего ответить, как в комнату вошла мать. Вид у не был обеспокоенный:

— Андрей, там к тебе пришли…

— Кто? — удивился я.

— Из милиции. Поговорить хотят.

Я быстро натянул трико с вытянутыми коленями и незаметной дырочкой на бедре и вышел из комнаты.

— На диване под настенным ковром с изображением пятнистого оленя сидел, похожий на него человек в милицейской форме старшего лейтенанта. Только вместо рогов кустистые усы. Глаза хитрые, как у Бармалея. Нос красный, как у Санты, покрыт сеточкой капилляров. Однако, любит служивый выпить.

— Андрей Григорьевич Петров? — милиционер вопросительно уставился на меня.

О, круто, отчество у меня, оказывается, как в прошлой жизни. Вот так совпадение. Или это не совпадение?

— Да, — кивнул я и уселся на стул напротив.

Мать, заломив руки, прислонилась к стене и вздыхала. Интересно, что он ей уже наговорил? Ладно. Разберемся сейчас с коллегой.

— Я участковый инспектор милиции Осинкин. Жалоба на вас поступила, Андрей Григорьевич.

— Какая жалоба? — непонимающе уставился я на него.

— Ну как же, драку на выпускном затеяли. За школой. Человека чуть не покалечили…

— Какого человека? — включил я Ваньку.

— Одноклассника вашего, Быкова.

У матери отвисла челюсть.

— Все нормально с Быковым, — невозмутимо ответил я. — Он сам упал и нос разбил.

— А у нас другие сведения… — загадочно проговорил Осинкин.

В голове прокрутились все возможные варианты событий. Что-то темнит коллега. Быков меня не сдал. Он даже в учительской ничего не сказал, когда ему в нос затычки вставляли. А тут вдруг целый участковый пожаловал. Конечно, в советское время побои в общественном месте карались серьезнее, чем сейчас. Как злостное хулиганство квалифицировались. Но Быков-то меня не сдал. И я вспомнил этого мента. Ну как же! Он всех местных алкашей в вытрезвитель регулярно забирал. А потом сам же их выпускал за пузырь или за червонец. Что ж ты, гнида честь советской милиции позоришь? Даже мне за державу стало обидно.

— Покажите мне заявление.

— Какое заявление? — опешил участковый.

— Которое написал на меня Быков. О причинении телесных повреждений из хулиганских побуждений.

— Заявление…. Э-э… Я же говорю, жалоба…

— Его нет, так?

— Но есть жалобы от других участников инцидента, — хриплый голос участкового растерял нотки уверенности.

— Каких?

— Вот, выпускник Зинченко сообщил, что вы вели себя неподобающе комсомольцу. Затеяли драку с одноклассником и разбили ему нос.

— Зинченко? Это дружок Быкова? — память реципиента постепенно ко мне возвращалось (главное, чтобы его мозг не вернулся, а то буду, как Билли Миллиган, с толпой разных ублюдков в голове жить). — А не у него ли случайно отец в горкоме партии работает? Это он вам звонил? И потом, если потерпевший Зинченко, тогда должен быть акт судебно-медицинского освидетельствования его бренного тельца с фиксацией побоев и определения степени тяжести причиненного вреда здоровью. А так получается, что вы превышаете должностные полномочия.

Осинкин не ожидал такого напора от пацана-тихони и заерзал под моим проницательным взглядом.