— О чем ты? — теперь приходит черед Чону напрягаться.

Выпутываюсь (не без его помощи) из одеяла и сажусь на кровати.

— Я прекрасно осознаю, что меня не просто «защищают». Ты делал это намеренно, желая привлечь внимание Лина. Ты использовал меня. И, как видишь, я все еще тут — сижу на кровати рядом с тобой и веду беседу, а не бегаю по набережной с криками «Ах, он — предатель! Я ему совсем не для этого нужна!», — поясняю спокойно, — То, что произошло между нами, не имеет никакого отношения к нашим целям. Наши чувства… они — отдельно. Есть дело, и мы должны его завершить. Ты сам сказал: я должна увидеться с отцом и задать ему несколько вопросов. Я согласилась это сделать. Более того, эта мысль пришла мне раньше, чем ты ее озвучил. Так что я не очень понимаю, почему теперь ты хочешь отстранить меня от всего. Я не фарфоровая. И я могу быть полезна. Пусть не в разговоре с Лином, но хотя бы в разговоре со своим собственным отцом. Ведь тебе необходимо спросить у него что-то очень важное, я права?

— Вижу, тебя задела мысль о собственной бесполезности…

Швыряю в него подушкой. Еще бы она меня не задела!

— Я тебя услышал. Но хочу, чтобы и ты услышала меня: рисковать собой без причины — просто глупо. И если в случае с походом в тюрьму этот риск — оправданный, хотя я могу сказать честно: мы растревожим осиный улей… то в случае с твоим желанием участвовать во всем и быть в курсе всего — это просто недопустимо. Тебе лучше не привлекать к себе внимание ненужных людей. Среди них есть куча скорых на расправу засранцев, которые не пожалеют тебя, окажись ты не в то время и не в том месте.

— Хорошо, я могу не участвовать. Но я должна знать, что происходит, — уперто повторяю.

— Ты уверена?

Этот вопрос Чону меня настораживает. Я даже машинально подтягиваю к себе одеяло, не очень понимая, от чего именно сейчас пытаюсь защититься. От правды? Или от Чону, произносящего этот вопрос таким голосом?

— Я хочу сказать… — молодой человек опускает взгляд вниз и некоторое время подбирает слова, — скоро ты выяснишь, что твой отец — не убийца. Я уверен, что он не станет врать тебе, когда ты задашь вопрос в лоб. И этот груз, наконец, упадет с твоих плеч. Но нужно ли тебе знать, как твой отец связан с господином Каном? Нужно ли тебе влезать в это болото? Оно затягивает — а ты совсем беззащитна. Иногда лучше не знать всего.

— Ты предлагаешь мне не разбираться в том, кто убил того человека? — медленно уточняю.

— Я предлагаю тебе хорошенько подумать, что тебе даст это знание.

Внимательно смотрю на Чону.

Он предостерегает меня. Но от чего?

— Я… — начинаю, было, но Чону меня перебивает:

— Твой отец в свое время сделал выбор. Найди в себе силы принять это решение.

— Что ты такое говоришь? А вдруг на него надавили?! Вдруг его заставили взять вину на себя?! — изумленно спрашиваю, а затем до меня доходит…

Он прекрасно понимает, что на моего отца надавили. И что его заставили это сделать.

Молча смотрю на Чону и не знаю, что на это ответить.

Как на это реагировать?..

— Сейчас у меня встреча… — взглянув на часы, произносит молодой человек, — я хочу, чтобы ты хорошенько отдохнула и не мучила себя пустыми переживаниями. Скоро ты встретишься с отцом и спросишь у него обо всем сама.

— Тот человек в костюме… ты пойдешь на встречу с ним? — отводя взгляд, спрашиваю отстраненным голосом.

— Да.

Чего и следовало ожидать.

— Завтра я позвоню папе. И предупрежу его о своем визите. Ты пойдешь со мной?

— Я буду рядом, — отвечает Чону, — но светиться под камерами мне нельзя.

— Ясно, — отвечаю ровно; сижу, не глядя на него, — ты озвучишь свой вопрос?

— Я хочу, чтобы ты передала ему записку. И хочу, чтобы он написал на ней ответ. И еще — хочу, чтобы ты в нее не заглядывала.

Поднимаю взгляд на Чону.

— Почему? — задаю прямой вопрос.

— Я уже дал ответ. Я не хочу, чтобы тебя затянуло это болото, — отвечает он, — несправедливость — это худшее, что может быть в этом мире. Потому что человек способен и даже рожден поступать по правде — но он продолжает оступаться и порой делает это намеренно. Такие люди порождают несправедливость и наживаются на ней. Чаще всего они находятся у власти и почти недосягаемы для системы правосудия. Я не хочу, чтобы ты пыталась бороться с ними.

— Потому что я проиграю? — спрашиваю, глядя ему в глаза.

— Потому что у тебя нет оружия против них, — спокойно парирует Чону.

— А если я найду это оружие?

Некоторое время Чону молчит. А затем подходит ко мне и прижимает к своей груди.

— Прошу, оставь это мне. Не лезь в это.

— Ты пользуешься нечестными приемами на этих переговорах, — замечаю, уткнувшись лицом в его свитер.

— Для того, чтобы удержать тебя от ошибки — все средства хороши, — негромко отзывается Чону.

— Я подумаю над твоими словами. А теперь иди. Я не хочу, чтобы у тебя были из-за меня проблемы, — выбираюсь из его объятий и встаю с кровати.

Иду в коридор.

— Кстати… где ты научился так драться? И откуда у тебя столько современной техники? Ты что — какой-нибудь агент секретной службы? — спрашиваю у Чону, останавливаясь у двери.

— Драться меня научил брат. Он занимался единоборствами… и меня заставил полюбить их, — опустив голову, отвечает Чону; и почему-то мне кажется, что он не хочет, чтобы я видела его глаза в этот момент, — А по поводу техники… это мое хобби, — прикоснувшись костяшкой пальца к моему носу, заканчивает он с улыбкой и открывает дверь.

— А ключи у тебя откуда? — почувствовав, что не хочу его отпускать, продолжаю сыпать вопросами.

— Когда-нибудь я тебе все расскажу. И про технику, и про драки, и про ключи, и про то, как ты просила тебя поцеловать, полусонная, — исчезая за дверью, отвечает этот хитрый лис, а у меня пульс начинает в ушах стучать.

Я просила его поцеловать меня?!

КОГДА?!

Когда он наготовил мне кучу всяких блюд, а я напилась с бутылки вина?.. БОЖЕЧКИ, это же не тогда произошло?!?!

Какой кошмааааар…

— Узнай, какие здесь правила посещения заключенных, — Чону спускается вниз по лестнице и заходит в свою квартиру.

— Нужно выбрать дату, подать заявление… — начинает перечислять голос из гарнитуры.

— Они начнут действовать раньше, чем она доберется до отца, — качая головой, бормочет себе под нос молодой человек и достает из холодильника упаковку апельсинового сока.

— Естественно. Но ты же на это и рассчитывал? — замечает голос.

Чону падает в кожаное кресло, включает телевизор фоном и откидывает голову на спинку. Он уже не был уверен в том, насколько точен его план. Да, без Стаей не обойтись, но ее звонок отцу станет отправной точкой. После него все винтики придут в движение и колесо закрутится…

Зачем он ляпнул про записку? Ему не удастся скрыть от нее имя человека, подставившего ее отца. А Чону был абсолютно уверен в том, что это отец Лина… вне зависимости от того, кто сидел за рулем.

Если Стася решит начать восстанавливать справедливость… Да, проще увезти ее в Корею, чем пытаться уберечь от всего того, с чем она столкнется. Это чужая страна, и защищать ее здесь будет намного сложнее — особенно, если окажется, что у господина Кана есть связи с властями. А они есть, это точно.

Когда их семья уехала из Кореи, был настоящий скандал… Компания досталась младшему сыну. Старший же, рожденный вне брака, должен был ему помогать, — но господин Кан имел слишком много амбиций… Он не хотел быть вторым. И он покинул страну, чтобы построить империю там, где его не будут ограничивать семейные узы и обстоятельства появления на свет. Да, в России не было такого понятия, как чеболь — и всех привилегий, ему сопутствующих. Но здесь было не паханное поле для бизнесменов, имеющих приличный капитал и кучу свежих идей. А также огромное количество возможностей — в случае тесных связей с чиновниками…