Темные глаза ведьмы затягивали в себя. Слезы катились по бледным щекам. Она боялась и ждала, вся обратившись вслух. Зрачки бегали по его лицу, оставляя дорожки горьких следов, каждый раз, когда он сильнее сжимал челюсть.

Нет!

— Я люблю тебя, — почти прошептал Скабиор и сам вытаращился в ужасе на Пенелопу, потому что совсем не хотел этого произносить, но замученный жарой мозг не поспевал за губами. Девушка судорожно всхлипнула, услышав такое желанное и внезапное признание.

— Я тоже люблю тебя, о, Крейг! — миг и рыдающая Гермиона повисла у него на шее. Машинально он обнял ее, отчаянно стараясь догнать смысл сказанных слов.

Она. Любит. Его. И он — ее. Мир разлетелся в сотни стеклянных осколков, раня, раня, раня. Но вместо боли — внутри растекалось нечто другое. Густое, как гной Бубонтюбера, примерно такое же опасное — и совершенно незнакомое ранее. Вот зачем все так гонятся. Жуткое и в тоже время упоительное ощущение того, что ты связан с ней чем-то незримо-сильным. Таким, сил противостоять чему не имеешь.

Сама же Гермиона вдруг почувствовала, что кусочки ее раздробленного мира встают на утраченные места и будто срастаются воедино. Она поглубже вдохнула его запах, крепко вцепившись в плечи егеря. Все было правильно. Наконец-то! Его слова еще горели в сознании, побуждая среагировать. Гермиона пылко бросилась целоваться, но как только поцелуй стал хоть сколько-то глубоким, она с воплем разорвала его и отскочила, отплевываясь.

— Что это?! — в ужасе глядя на Скабиора вскричала она, прикрыв рот рукой. Прогорклый, жженый, мерзкий вкус навязался на язык и не собирался покидать ее рот, мгновенно наполнившийся слюной, но даже ее обильное количество не могло смыть его!

— Аконитовое зелье, — засмеялся егерь, притягивая ее обратно.

Гермиона скорчила гримасу отвращения и опять заплакала. Чертово зелье испортило их первый поцелуй после признания! Да что ж такое! Она хотела сделать это настолько романтично, насколько возможно целоваться в камере аврората, на продавленном старом матрасе.

— Как ты его пьешь? Гадость страшная, — волшебницу снова передернуло. Она взяла недопитый стакан с колой и сделала несколько жадных глотков.

— Ты видела как, — усмехнулся Скаб. — Аконит это яд, а он не должен быть вкусным, — поправил выбившийся из-за ушка девушки блестящий локон.

— Ничего в жизни хуже не пила, — скривилась Герм. Она и не заметила, как Скабиор перетащил ее к себе на колени. — И сколько будет выветриваться? — расстроенно спросила Гермиона, посмотрев ему в глаза. И вдруг залипла. Он стал смотреть на нее как-то иначе. М-м-мерлин. Глаза егеря горели хорошо знакомым огнем, опаляя даже самые невинные из ее мыслей, поджигая и вновь плавя волю, подчиняя ее себе полностью.

— Можем отпраздновать по-другому, — то ли предложил, то ли утвердил егерь, прижимая ее ближе, усаживая ее на себя, лицом к лицу. Для удобства Герм перекинула ногу через его колени, окончательно оседлав. “Черт, неужели все-таки здесь”. Гермиона зарделась, сидеть стало неудобно. Она почувствовала его через юбку, низ живота предательски заныл, требуя долгожданной близости.

— Шесть дней еще не прошло, — слабо возразила волшебница, припоминая недавнее обещание. Тело — как обычно — капитулировало, сделавшись податливо-мягким в его руках, но мозг еще пытался сопротивляться неизбежному.

— Но ведь сегодня такой знаменательный день, — плотоядно улыбнулся Скабиор, требовательно смотря прямо ей в глаза. Гермиона со вздохом перевела взгляд на злые губы. Как жаль, что нельзя целовать их! Всю прелесть поцелуев она поняла только с ним, совершенно теряя самоконтроль в такие моменты.

— Попробуй Тергео, — верно считав ее расстроенный взгляд, пожал плечами Крейг, не теряя хватки. Большими пальцами он поглаживал спинку своей ведьмы, посылая по телу горячие импульсы.

— Открой рот, — фыркнула Гермиона, сосредоточившись на еще оставшемся на языке вкусе, ведь именно его нужно было аккуратно убрать, не затронув то зелье, что уже попало в желудок. Она почувствовала себя матерью, которая вела прием в своей клинике. О черт. Если бы она не получила письмо из Хогвартса тогда, то сейчас точно бы продолжила семейную стоматологическую традицию. И уж точно не готовилась бы заняться любовью с преступником прямо в камере! В магической полиции! Мерлин!

Скабиор медленно открыл рот, высунув язык, посмотрел на нее снизу вверх. Любой другой на его месте выглядел бы идиотом, но егерь умудрялся смотреться очень сексуально. Гермиону пробрало, она заерзала на месте, чем только усугубила ситуацию. Низ живота пульсировал, пылко отвечая на тепло, крепко и настойчиво упирающееся в тонкую ткань юбки.

— Тергео! — закусив губу, шепнула волшебница, кончик палочки легко вспыхнул. Впервые ей представилась возможность внимательнее рассмотреть его язык. Гермиона, в детстве навидавшаяся разных муляжей в клинике родителей, с удивлением отметила про себя, что он отличался от нормального человеческого. Язык оборотня был больше похож на собачий — отливал синевой и казался куда более шершавым на ощупь. Так вот почему… О, Мерлин! Сладкий спазм прокатился по телу, едва она подумала о причинах и следствиях.

Крейг закрыл рот, покатал получившийся вкус по языку, счел его удовлетворительным — и вновь перевел горящий взгляд на Герм.

— Ты заколдовала двери? — хрипло спросил он.

— Да. Гарри обещал, что никто не спустится вниз сегодня. Ведь оборотень перед полнолунием очень опасен, — томная улыбка заиграла на губах девушки. Вместо ответа Скабиор хмыкнул и, сцапав Гермиону за затылок, наклонил к себе для поцелуя. Несколько секунд он медлил, отмечая ее реакцию, однако Гермиона воодушевленно терзала его губы, не смущаясь более отвратительного вкуса аконитового зелья.

МакНейр сделал плавное движение бедрами, явно обозначая свои намерения. Томительно-обжигающая волна прокатилась от паха к мозгу, срывая с него пломбы “нет” и “так нельзя”. Какие, черт побери, нельзя возможны в мире, где его любит Гермиона Грейнджер?! Он крепче схватил девчонку за бедра, и отодвинулся назад так, чтобы спиной опереться о стену. Позвоночник немного стрельнул болью, но егерь решил не отвлекаться на такую мелочь, вновь полностью погрузившись в мягкость ее губ. Обманчивые губки мисс Грейнджер, с виду наивно нежные, таили за собой острые зубки. И ему это охренительно нравилось! Как и она вся, драккл! Без этой. Чертовой одежды.

С особым цинизмом Крейг практически разодрал многочисленные пуговицы на министерской форме Гермионы, оголяя грудь. Надо же, сегодня не надела лифчик. Еще лучше!

Гермиона вскрикнула, на секунду испугавшись ярости, с которой Скабиор накинулся на ее грудь, однако вскоре расслабилась под вполне нежными прикосновениями, они не сулили синяков на утро.

Оборотень плотоядно обнюхивал ее, срывая ноздрями запах с белой кожи, слизывая его длинными движениями. Как тогда, в памятный вечер второго дня у него дома. Гермиона и сама спятила примерно также. Мерлин, как она хотела его тогда! И не могла получить! Никогда раньше она не чувствовала такой всепоглощающей страсти. Но сейчас… Вспомнив мучительную волну желания, погубившую ее в тот злосчастный день, девушка нетерпеливо дернула бедрами, призывая его действовать более решительно. Однако Скабиор решил заартачиться, задрав нос и выжидающе глядя на нее темными, расширенными зрачками:

— Скажи, — выдохнул он ей в губы. Ему — определенно — понравилось и ещё сто раз хотелось бы услышать это от малышки. Пока есть такая возможность.

— Сам скажи, — вредно фыркнула Гермиона в ответ, вскинув подбородок. Оттого как он на нее посмотрел, по телу прошла нервная дрожь. Кажется, ее сейчас порвут! Одна огненная рука пробралась по позвоночнику, крепко ухватив за затылок. Гермиона закусила губу и игриво покачала головой, не имея сил оторвать взгляд от его глаз. В такие моменты в них не оставалось ничего человеческого. Звериный голод и жажда.

Ей нравилось быть сверху, пусть в этой позе она была всего лишь на полголовы его выше, однако Скабиору определенно шел подобный ракурс. Он чуть куснул ее за сосок, отвлекая от копошения внизу. Парой резкий движений он приспустил брюки, доставая член. Потом скользнул горячей ладонью под ее юбку и вскинул удивленно брови, не обнаружив трусиков. Пальцы без каких-либо препятствий добрались прямо до сочащихся лепестков.