— Знали на что шли, мисс Грейнджер? — прорычал он ей в шею.

— Люблю планировать, — прошептала Гермиона, сорвавшись на писк, когда пальцы резко оказались внутри и сразу же стали оглаживать, выделывая самыми подушечками круговые движения. Она прильнула к нему, обхватив за шею, и бесстыже подставляясь под ласку. Гермиона обожала, когда он делал так! Предпочитая вовсе не думать, где и с кем егерь успел столь хорошо наловчиться.

Внутри все горело и пульсировало от напряжения, глубина жадно засасывала его пальцы внутрь. Мозг осознав, что никто не обращает на его справедливые замечания никакого внимания, отсалютовал и отключился, оставив управление первобытному инстинкту.

Гермиона, подогреваемая снизу умелыми движениями, практически кипела. Чтобы не стонать очень уж громко, она решила заткнуть рот, отчаянно целуя егеря, мокро и совсем не эстетично, но так необходимо. Дала ведь себе зарок не сосаться с оборотнем перед полнолунием! Не трахаться с ним в камере! Да-да-да, конечно! С ним не работал ни один зарок. Каждый из них чертов Скабиор преодолевал, оказавшись, наконец-то, глубоко в ее сердце, откуда его теперь будет не так-то просто выгнать. Мысли мелькнули в затуманенном страстью сознании. Он любит ее! Мерлин, как же это….

М-м-м! Она не смогла сдержать стон разочарования, когда пальцы покинули ее так же внезапно, как и оказались внутри.

— Ска-жи, — вновь пристал к ней чертов МакНейр. Да он специально мучает ее! Что ж за зверь такой?!

— Ты скажи, — между ног противно заныло от острой пустоты. Гермиона сосредоточилась на том, как правильно говорить, и прикрыла глаза. А потому не увидела решительно-неистового выражения застывшего на лице любовника.

— Я, — он чуть приподнял ее за задницу, чтобы поудобнее расположить. Примерился, — люблю, — с силой насадил на себя, входя почти полностью. Гермиона всхлипнула от неожиданности и резкой атаки. Больно ей точно не было, смазки и подготовки хватило. — Тебя, — последнее слово он уже, конечно, прохрипел куда-то ей в волосы, замерев в тесном, влажном капкане плоти, давая привыкнуть.

Но недолго. Через несколько мгновений он подхватил под бедра, и стал долбить, наказывая за вредность. Она вцепилась в него, хватая ртом воздух. Он был так глубоко внутри! Так обжигающе горячо. Только бы чары выдержали! Рукой, которой она обхватывала его за шею, Гермиона заткнула себе рот, сдерживая рвущиеся стоны. Гарри хоть и обещал дать им время наедине, но если она будет орать как полоумная, то точно кто-то придет.

Не орать было сложно. Доведенная до исступления сначала эмоциональным выплеском, потом его признанием, Герм воспринимала реальность более чутко. Тело пылко откликалось на каждое глубокое касание. Она пыталась попадать в его ритм, двигая тазом, но раз за разом сбивалась все сильнее, явно проигрывая в скорости. А потому Гермиона просто обмякла в жестком кольце рук егеря и только принимала в себя его удары, сопровождая каждый новым укусом собственной ладони.

Три толчка. Укус. Оттяжка. Три толчка. Скабиор следовал ритму, в котором заходилось сердце. Три толчка. Три слова, зашифрованные в движениях. Осознанно или нет, он и сам не понял. Но девчонка любит загадки, пусть погадает на досуге. А он любит ее. И сейчас покажет — как.

Он остановился, оставаясь глубоко внутри. Гермиона принялась надсадно дышать, восстанавливая отношения с миром. Верх вроде был там где положено. Она почти уже кончила, но чертов егерь решил остановиться в самый неподходящий момент. Краем уха она услышала глупый смешок.

— Какое недовольное лицо, мисс Грейнджер, — прошептал Скабиор ей на ухо. — А ведь из нас двоих теперь молчите вы.

В ответ она просто застонала, потому что всякие его “детки” и “милашки” могла переживать достаточно спокойно, а вот фамилия вкупе с официальным “вы” из его уст звучала слишком горячо для нее в текущих обстоятельствах. Она уронила голову ему на плечо и двинула бедрами, понукая перестать болтать и вернуться к делу.

На этот раз застонал Крейг. Огненные тиски сжали его почти до боли, а малышка так умильно-требовательно дернула попкой, позволяя ему пройтись с давлениям по стенкам, что срочно потребовалось вспоминать горелые останки парней, чтобы не спустить в ту же секунду. Драккл!

Справившись с собой, Скабиор решил сменить позу на ту, в которой он мог контролировать себя лучше. Перехватив девчонку под коленом, он перекатил их клубок так, чтобы Гермиона оказалась лежащей на спине. В процессе все-таки он выскользнул, с радостью встретив теплый воздух каморки, который чувствовался даже прохладным, на контрасте с раскаленной Гермионой. Дал себе несколько секунд передышки, стоя на коленях и дикими темными глазами оглядывая раскинувшуюся перед ним девушку.

Она смотрела на него. Грудь вздымалась, тяжело качая воздух. Язык увлажнил слюной приоткрытые губы. Искусанная тыльная сторона одной руки. Она широко развела стройные ноги, приглашая вернуться. И ощутимо вздрогнула, когда он перевел горящий взгляд вниз, замерев в том самом месте, которое пульсировало и звало, щедро омывая матрас сочащейся влагой. М-мерлин, вот это уже было слишком. Люди так не смотрят! Жадно! С такой темной поволокой. С такой хищной усмешкой. Раздутые ноздри чуют скорую добычу. Всклокоченные волосы падают вниз, закрывая лицо, но не горящие глаза… Он весь — сплошная затаившаяся угроза. Сердце глухо стучало в груди. Три удара. Перерыв.

Гермиона даже успела испугаться. Резким движением он кинулся к ней. Своим чертовым собачьим языком Скабиор провел от ее киски до груди, размазывая по ее телу сочащуюся смазку.

— Ты! — не сдержавшись воскликнула волшебница. Тело свело спазмом. Она хватанула ртом воздух, выгнув спину дугой. Скабиору такая реакция весьма польстила. Он и так знал, что Гермиона тащится от его оральных навыков, а потому не отказал ей в удовольствии и еще несколько раз слизнул сок, успевший собраться на лепестках плоти, длинными движениями языка. Его пробрало. Грейнджер была абсолютно восхитительной на вкус. Крышу сносило начисто! Он еле сдержался, чтобы не начать безбожно отлизывать ей прямо сейчас, потому что планировал все-таки завершить начатое. Может быть, чуть позже.

— Скажи, — егерь требовательно навис над ней, опершись на локти, пожирал глазами каждую новую эмоцию на лице волшебницы. Гермиона протянула руку к его лицу. Прохладными подушечками пальцев коснулась щеки, потом подбородка и губ, обводя их злую форму. Такие же упрямые, как и он сам. Между их телами не осталось почти пространства, но он пока не входил. Сказать? Осоловелым взглядом она еще несколько мгновений изучала его лицо, находя его безумно привлекательным. Сказать? Гермиона пропала в светлых глазах, затаившихся над ней. Скабиор коленом раздвинул ее ноги шире, подобравшись кончиком члена почти к самому входу. Он отерся головкой по лепесткам, но по прежнему не входил, злорадно дразня разомлевшую девчонку. Видимо хорошо встряхнул ей мозги, пока она была сверху. Усилил натиск, чуть прокравшись внутрь. Гермиона открыла рот, чтобы застонать, но не смогла испустить ни звука. Только какое-то хриплое шипение. В глазах потемнело. Только и видела, как злые губы изогнулись в ядовитую усмешку. Мерлин, такой он весь и есть — ядовитый. Забравший всю ее жизнь.

— Я люблю тебя, — еле слышно прошептала Гермиона, в ужасе уставившись в холодные глаза МакНейра. Тот довольно усмехнулся и резким движением ворвался внутрь, пробираясь так глубоко, как только мог. И не только членом, ей показалось, что он и язык свой сейчас ей в глотку пропихнет — с таким неистовым усердием Скабиор пытался внедриться в Грейнджер всеми доступными средствами. Впитаться в нее. Как яд. Самый лучший яд со вкусом ванильного огневиски.

В этот раз он решил начать иначе — медленно, лишь постепенно разогревая амплитуду движений. Он знал, что Грейнджер не особо любила долбежку, в отличие от него, предпочитала нежный, но глубокий трах, на средних скоростях. А раз она больше не вредничала, вела себя, как хорошая, признавшаяся ему блядь в любви, девочка, то смысла мучить ее не было. Можно и поощрить. Одной рукой Крейг скользнул вниз, там где их тела сливались воедино, и надавил подушечкой пальца на ее клитор. Гермиона обреченно застонала в его рот, не разрывая поцелуй. Перед глазами затанцевали разноцветные круги. Она задыхалась от всего сразу — от любви, от нехватки воздуха, от его движений внутри, ласкающих все ее тело.