— Я могла бы вспомнить некоторые особенности предвоенной дипломатии, хотя совершенно уверена, что к согласию в этом вопросе мы не придём, — ответила Хенке. — Поэтому, вместо того, я ограничусь указанием на попытку убийства герцогини Харрингтон. Которая, могу вам напомнить, является моим близким другом.
— Я в курсе ваших близких взаимоотношений с герцогиней, — произнесла Причарт. — На самом деле это было одним из обстоятельств, которые, как я упомянула, и привели к нашей встрече. Некоторые из моих старших офицеров, включая военного министра Тейсмана, адмирала Турвиля и адмирала Форейкер встречались с вашей «Саламандрой». Они о ней очень высокого мнения. И если бы они хоть на секунду поверили, что моя администрация распорядилась о её устранении, то они были бы мною очень, очень недовольны.
— Простите, госпожа президент, но это не совсем то же самое, что сказать, что вы не давали такого распоряжения.
— Не то же самое? — Причарт улыбнулась. — Я на секунду забыла, что вы привыкли вращаться в высших сферах политики Звёздного Королевства. У вас ухо политика, даже если вы и «всего лишь флотский офицер». Что ж, я могу выразиться прямее. Ни я, ни кто-либо ещё из моей администрации не приказывал и не давал разрешения на попытку убийства герцогини Харрингтон.
Настал черёд сужаться глазам Хенке. Как и сказала Причарт, она была привычна иметь дело с мантикорскими политиками, если и не политикой как таковой. В своё время она встречала весьма искусных и поднаторевших в этом деле лжецов. Но по Элоизе Причарт не было заметно, что она могла быть одной из них.
— Интересное заявление, госпожа президент. К сожалению, при всём моем уважении, я никак не могу убедится в его корректности. И даже то, что вы его таковым считаете, не означает, что приказ не мог исходить от некоего недобросовестного члена вашей администрации.
— Меня не удивляет подобное отношение. У нас, в Республике, безусловно было более чем достаточно опыта операций, затеянных «недобросовестными личностями». Могу только сказать, что я очень сильно верю в то, что сделанное мною заявление верно. Еще могу добавить, что на должности начальников как внешней, так и внутренней безопасности я поставила людей, которых знаю многие годы и которые пользуются моим величайшим доверием. Если и была проведена операция против герцогини Харрингтон, то без их ведома и одобрения. В этом, как минимум, я абсолютно уверена.
— А у кого ещё по-вашему мог быть мотив желать её смерти? Или ресурсы для попытки убийства, проведённой таким образом?
— У нас не много данных о той попытке, — возразила Причарт. — Однако из того, что нам известно, похоже все сходятся на том, что её офицер — лейтенант Меарс, я полагаю — для покушения на её жизнь каким-то образом подвергся психокоррекции. Если это так, то у нас не было ресурсов для подобного предприятия. Особенно с учетом времени, которое, по-видимому, было в распоряжении того, кто проводил коррекцию. Предполагая, конечно, что всё было именно так.
— Надеюсь вы простите мне, госпожа президент, если я не буду торопится с принятием решения по данному вопросу, — через секунду ответила Хенке. — Вы очень убедительны. С другой стороны, вы, как и я, вращаетесь в высших политических сферах, а политики такого уровня обязаны быть убедительными. Я, однако, приняла сказанное вами к сведению. Следует ли мне полагать, что говорили вы это в надежде, что я передам ваши слова королеве Елизавете?
— Из того, что я слышала о вашей кузине, адмирал Хенке, — скривилась Причарт, — я сильно сомневаюсь, что она поверит какому бы то ни было моему утверждению. Включая и заявление о том, что вода мокрая.
— Вижу, у вас достаточно точное представление о её величестве, — заметила Хенке. — Хотя здесь вы, возможно, её недооцениваете, — добавила она.
— Я знаю. Тем не менее, если вам представится такая возможность, мне бы хотелось, чтобы вы это ей передали. Можете не верить, адмирал, но я тоже на самом деле не хотела этой войны. О, — быстро продолжила Причарт, увидев как Хенке начала отвечать, — я признаю, что именно мы сделали первый выстрел. И признаю, что зная то, что я знала тогда, я бы приняла такое же решение. Но это не то же самое, что желать войны. Я глубоко сожалею о всех мужчинах и женщинах погибших или, как вы сама, раненых в результате войны. Я не могу вернуть это назад. Но хотелось бы думать, что возможно найти способ завершить боевые действия прежде чем погибнет кто-либо еще с той или иной стороны.
— Мне тоже, — ровно сказала Хенке. — К сожалению, что бы там не произошло с нашей дипломатической перепиской, первый выстрел был именно вашим. Елизавета не единственный человек на Мантикоре или Грейсоне — или в Андерманской империи — который сочтет трудным забыть или проигнорировать это.
— И вы одна из них, адмирал?
— Да, госпожа президент, — тихо ответила Хенке.
— Понимаю. И признательна вам за честность. Однако это только подчеркивает суть затруднительного положения, в котором мы оказались, так ведь?
— Полагаю, что так.
В залитой солнечным светом комнате госпиталя повисла тишина. Достаточно странно, но по ощущениям Хенке это была скорее компанейская тишина. Минуты примерно через три Причарт выпрямилась, вдохнула и встала.
— Оставляю вас выздоравливать, адмирал. Врачи заверили меня, что дело идёт на поправку. Они ожидают полного восстановления функций и сказали, что выпишут вас где-то через неделю.
— После чего я отправлюсь в концентрационный лагерь? — с улыбкой произнесла Хенке и указала рукой на незарешёченное окно госпиталя. — Не могу сказать, что жду не дождусь перемены вида из окна.
— Думаю, мы можем обеспечить нечто получше жалкого барака за колючей проволокой. — В топазовых глазах Причарт промелькнул огонёк. — У Тома Тейсмана строгие взгляды на подобающее содержание военнопленных, что герцогиня Харрингтон могла бы помнить еще по их встрече у Ельцина. Заверяю, что все наши пленники содержатся в достойных условиях. Кроме того, я надеюсь что нам удастся договориться о регулярных обменах военнопленными, возможно под какую-то форму обязательства о дальнейшем неучастии в войне.