Итак, докопавшись до того, что казалось ему истиной, астролог снова заглянул в стальной шкафчик и извлек оттуда несколько листков бумаги. Листки эти были чистыми; лишь в самом низу на каждом стояла подпись Карла IX и королевская печать. Как Руджьери раздобыл такие бумаги? Получил от Екатерины или с присущим ему искусством подделал сам? Для нас это совершенно неважно.

Астролог заполнил два листка, потом спустился в лабораторию и установил новые светильники на место догоревших. Этим приходилось заниматься постоянно, ибо ни один светильник не должен был погаснуть — иначе астральное тело немедленно исчезнет из этого мира.

— Сын мой, — воскликнул Руджьери, — ты можешь быть спокоен! Уже нынешней ночью я напитаю твое материальное тело необходимой кровью; а чтобы отогнать злых духов, я устрою погребальный звон, который положит начало тысячам убийств — и тысячи астральных тел поднимутся в атмосферу…

Так говорил безумец…

Мы называем Руджьери безумцем. Действительно, впадая в состояние мистического возбуждения, он был способен на самые невообразимые и чудовищные поступки. В такие минуты рассудок покидал его.

Но его увлечение астрологией и магией нельзя назвать сумасшествием. В то время многие со страстью предавались этим занятиям: из хроник известно, что в Париже в 1572 году по самым скромным подсчетам практиковали тысяч двадцать магов, колдунов и звездочетов, услугами которых пользовалось тогдашнее двухтысячное население Парижа.

Итак, поговорив с астральным телом, Руджьери вышел из лаборатории, даже не взглянув на распростертый на мраморном столе труп Марийяка.

Верхом на муле астролог поехал в тюрьму Тампль. Он потребовал допустить его к коменданту. Встретившись с Монлюком, Руджьери предъявил ему заполненные им самим документы.

Монлюк прочел бумаги и посмотрел на астролога с изумлением и искренним ужасом.

— Я даже не знаю, работает ли эта штука… — неуверенно сказал комендант, — ею так давно не пользовались… Сейчас, видите ли, есть более верные средства для того, чтобы добиться признания…

— Не беспокойтесь, — ответил астролог. — Только проводите меня к тому человеку.

— Хорошо. Пошли!

Монлюк и Руджьери спустились вниз по лестнице и оказались в крохотном внутреннем дворике, в углу которого стоял у стены дощатый сарайчик.

— Он там, — сказал Монлюк. — Можете с ним побеседовать. А я пока подготовлю ваших молодцов. Вы хотите, чтобы я присутствовал при экзекуции?

— В этом нет необходимости.

Монлюк откланялся и торопливо ушел. Видимо, Руджьери внушал коменданту немалый страх, а, может, Монлюку не терпелось вернуться к себе: сегодня его обещали навестить девицы.

Руджьери заглянул в сарайчик; там сидел какой-то человек и чинил башмаки.

Человек этот был очень мал ростом, кривоног, но с неестественно широкими плечами и огромной головой. Похоже, он обладал геркулесовой силой.

Он был каторжником, которого помиловали за то, что он исполнял в тюрьме некие таинственные обязанности.

Руджьери показал ему бумаги. Человек согласно кивнул головой. Астролог вполголоса дал ему еще несколько указаний. Каторжник ответил:

— Сейчас иду.

— Нет, позже.

— Когда же?

— Ночью. Я смогу прийти сюда только в половине четвертого и тогда увезу с собой то, что мне нужно.

— Ладно. Если так, я возьмусь за рычаг часа в три.

Руджьери кивнул и вышел. Но уже покидая крепость, он внезапно передумал и вернулся назад, бормоча:

— Я должен увидеть все своими глазами… Важно изучить его руку.

После удивительного визита Мари Туше обоих Пардальянов вновь заперли в камеру. Отца и сына согревала теперь надежда. Однако, обладая железной выдержкой, они старались не показывать друг другу своей радости. Правда, как только за ними захлопнулась дверь темницы, ветеран заявил:

— Да, приходится признать, шевалье, ты не ошибся, спасая жизнь этой милой даме. Клянусь Пилатом, неужели я наконец увидел женщину, которой известно, что такое признательность?

— Можете прибавить к вашему списку и мужчину! — усмехнулся Жан.

— Это кого же? Твоего Монморанси? Да он бросил нас околевать в каменном мешке! Я бы на его месте уже давно подпалил Париж, разнес на куски крепость Тампль и вызволил бы нас отсюда…

— Но, сударь, — заметил шевалье, — тогда бы разорвало на куски и нас с вами. И вообще, я имел в виду Рамуса. Согласитесь, благодаря этому почтенному старцу, мы выбрались из очень неприятной переделки, помните — на Монмартрской улице?

— Да, верно… Неужели мне придется признать, что на свете есть и приличные люди?

Итак, чудом избегнув ужасной смерти, смельчаки уже весело болтали и обменивались шутками. Но беседа их все время возвращалась к прелестной и мужественной юной даме, выступившей в роли их ангела-хранителя. Обсудив все, отец и сын решили, что после вмешательства Мари Туше их положение стало менее скверным — и, разумеется, она вот-вот добьется освобождения узников

Так пролетел день. К вечеру, когда в камере стало совсем темно, а окошко еще оставалось светлым, вдруг приоткрылась дверь. Не скроем: сердца Пардальянов бешено заколотились. Неужели они обретут сейчас долгожданную свободу?.. Но в камеру шагнул Руджьери. Он вошел один, держа в руке фонарь. Сопровождавшие его охранники выстроились в коридоре вдоль стены, готовые открыть огонь из аркебуз при малейшей попытке узников к бегству.

Астролог, подняв фонарь, решительно приблизился к шевалье.

— Вы узнаете меня? — осведомился он.

Жан пригляделся к посетителю.

— Узнаю, хоть вы и сильно изменились, — произнес он. — Когда-то вы почтили своим визитом мое убогое жилище. Вы задавали тогда странные вопросы: о дне моего рождения, о моих планах… Вы вручили мне симпатичный подарок: кошелек с двумястами экю по шесть парижских ливров каждый. А затем попросили меня прийти в дом возле Деревянного моста и сами отперли дверь… Отец, позвольте вам представить: злодей каких мало, Сатана имеет все основания им гордиться. Знаете для чего он пригласил меня к нашей великой и доброй королеве Екатерине Медичи? Чтобы предложить мне прикончить моего друга, графа де Марийяка!

Астролог вздрогнул, глаза его наполнились слезами, которые готовы были покатиться по щекам. Однако он не зарыдал, а мрачно рассмеялся:

— Прикончить Деодата? Я? Я? Безумец, трижды безумец! Ах, если бы Деодат был жив!.. Но я заключил его астральное тело в магический круг…

Шевалье вцепился в Руджьери и принялся трясти его:

— Что? Что вы сказали? Деодат погиб?!

— Погиб! — воскликнул Руджьери, и глаза его дико засверкали. — Погиб!.. Но, к счастью, я сохранил оба тела — астральное и материальное… Юноша, именно это и привело меня к вам… Покажите мне свою ладонь… прошу вас…

Но шевалье, прижав руки к груди, шептал:

— Погиб! Такой молодой, такой честный и великодушный!.. Разумеется, все случилось из-за этой женщины… Ах, отец, вы, наверное, правы: наш мир полон волков и волчиц…

— Черт возьми! — вскричал ветеран, глядя на Руджьери. — Волков, шевалье, понятное дело, немало… Но и воронов хватает… Вот один из них — прилетел… Мерзкая птица… От вас воняет мертвечиной, сударь… Убирайтесь!

— Шевалье, — робко настаивал Руджьери, обращаясь к Жану, — прошу вас, дайте вашу руку.

В голосе астролога звучала такая отчаянная мольба, что Жан пожал плечами и медленно протянул ему руку, промолвив:

— Не знаю, что вы там натворили, но у вас слезы на глазах… Вот моя рука… пожалуйста…

Шевалье решил было, что непрошеный гость потрясен смертью Марийяка и просто хочет пожать руку его друга. Но астролог судорожно вцепился в ладонь Пардальяна, осветил ее фонарем и принялся внимательно ее изучать, читая по линиям руки. Он уже забыл о своей родительской скорби; им опять полностью овладела сумасшедшая идея, определявшая все его поступки.

— Вот! Вот оно — доказательство! — возопил Руджьери. — У Деодата на руке — точно такая же линия! Видите?..