Тени на краю поляны стали непроглядными, я двинулся туда. В самом деле отдышаться да пойти домой. Спать. Хватит, набегался.

Очередная ладонь ударила меня по плечу.

Ругнувшись про себя от досады, я начал разворачиваться. И сложился от удара под дых.

Леон

В наших краях в день Солнцеверта девушки украшают срезанную березку цветами и ветками, а парни пытаются ее отбить. Порой деревце за день переходит от одних к другим раза три.

Похоже, в этих краях принято не отбить, а побить. Залетную осину. Или дуб. Или что там у местных считается символом тугодумия.

Пока я пытался восстановить дыхание, меня вздернули за грудки. Лица в темноте было не разглядеть, только светлое пятно. Я потянулся было к магии сотворить «Кошачий глаз» и бросил. Какая мне разница, кто это? Разыскивать днем и мстить я все равно не стану. А сейчас белых праздничных рубах и отсветов костра было достаточно, чтобы увидеть фигуры.

– Ты какого… к нашим девчонкам лапы тянул? – прошипели мне в лицо, обдавая хмельной вонью. – Свою лапай, понял? А то мы тебе оторвем и лапы, и…

Я выслушал молча. Не сраженный красотой слога – до солдат Вальтремо этим олухам было далеко. И не впечатлившись перечислением того, что эти остолопы грозились мне оторвать и куда вставить. Руки коротки.

Я испугался. Не их – себя. Потому что не страх забурлил в груди. Радость. Радость из-за возможности отыграться на них. Сами же нарвались, так? Их явно больше, иначе бы не полезли. Значит, можно дотянуться к силе и…

Вот только не бывает безобидных боевых заклинаний, все они созданы, чтобы убивать. И хотя магия зудела на кончиках пальцев, я заставил себя бросить ее.

– Понял? – закончил парень.

– Понял, – кивнул я.

– Что ты понял, мать твою…

А вот маму мою трогать не стоило. Совсем не стоило.

– Понял, что кто-то здорово нарвался, – выдохнул я.

Шагнул навстречу, сокращая расстояние, и на развороте двинул локтем в челюсть, одновременно вырываясь из захвата.

Парень отлетел, я отскочил в сторону, пропуская несущийся в меня кулак второго, и ударил. Бил, уворачивался и снова бил, не чувствуя боли, срывая на них всю досаду, всю злость. На себя? На Габи? На весь женский род, а то и вовсе род человеческий?

Я так и не разглядел, сколько их. Некогда было считать. А потом они удрали – только ветки под ногами захрустели. Гнаться за ними я не стал, мотнул головой, прогоняя звон в ушах – кто-то из них все же меня приложил, – и зашагал в дом бабки Салы.

Вытащил ведро воды из колодца, бросил туда пяток монет из кошелька. Долго прикладывал их, одну за другой, к ноющей скуле. Светить завтра синяком не хотелось. Хотя какая разница, на самом деле, кому на меня любоваться-то?

Хуже другое. Как бы парни всерьез не закусились. Покалечить я вроде никого не покалечил, все на своих ногах удирали. Но унизил знатно: толпой одного не одолели. Тоже ведь захотят отыграться, хорошо на мне, а если на Габриэле? Хватит у нее духа ударить боевым заклинанием человека или нет, так и этак плохо выйдет.

Пожалуй, лучше мне какое-то время глаза им не мозолить. Пусть остынут. Пусть решат, в конце концов, что я испугался возможной мести и от них спрятался. Поболтаюсь пару дней… Тут, чуть выше в холмах, бежал ручей, стекал маленьким водопадом, промыв озерцо, и снова уходил в лес, чтобы потом влиться в речку. Чудное местечко. Местные его сторонились, говаривали, нечисто там, но я несколько раз забредал к этому озерцу, обследуя окрестности, и ничего странного не заметил. Рыбы в этом озерце водилось – хоть руками лови. Вырежу удочку, наковыряю червей да и отдохну. Ни тебе бабок с их нескончаемыми просьбами, ни ревнивых парней. А от диких зверей есть щиты, следилки, пугалки и прочие интересные штуки. Да и в разгар лета им есть чем питаться, если не выставлять под нос свежую, пахнущую кровью убоину.

Собирался я недолго. Все тот же плащ, отчищенный магией, все те же две фляги, нож и топорик, запас еды, соль. Я даже успел пару часов поспать, а когда начало светать, постучался в дом старосты.

Мастро Фаббри смерил меня взглядом, посмурнел.

– На своих ушли или посылать искать?

– На своих. Не найдется ли у вас лески и крючков? Порыбачить хочу сходить, на денек. Я заплачу.

Он кивнул, вернувшись, вручил мне катушку и берестяную коробочку. Забрал половинку серебряка. Спорить я не стал, хотя по хитрому блеску глаз понял – переплатил.

– Кто хоть? – спросил он.

Я пожал плечами.

– Не разглядел. Без магии ночью все кошки серы.

– Ничего. – Его лицо разгладилось. – Ежели без магии, увижу да поспрошаю. А так – дело молодое, уж не обижайся. Но все ж пару дней порыбачь. Не обижайся. Чужой ты.

– Да я не в обиде, – заверил его я.

Несмотря на рассвет, под кронами деревьев тьма стояла непроглядная, но «Кошачий глаз» помог мне добраться до места. Оглядевшись, я навесил щиты на воткнутые в землю колышки, добавил сигналку и пугало. Завернувшись в плащ, уснул сном младенца, чтобы проснуться, когда солнце перевалило за полдень.

Давно надо было уйти на рыбалку, или еще куда, отдохнуть от людей. Правду говоря, последние дни здорово меня утомили. Я не торопясь перекусил, напился воды из речки – прозрачной и ледяной, аж зубы ломило. Так же не торопясь соорудил удочку и устроился на камне.

Клевало так, что я сам себя забыл, только успевай подсекать! В вырытой магией ямке недалеко от берега уже плескалось три форели, одному мне, пожалуй, даже много, но азарт взял верх.

Наверное, потому я и не услышал шагов. Спохватился, только когда мне на глаза легли теплые ладошки.

Я вывернулся, едва не упустив удочку. Поднялся. Настроение испортилось. Смерил Габи мрачным взглядом.

– Зачем ты пришла?

Она улыбнулась – неловко и смущенно. Шагнула навстречу, обнимая меня за шею.

Желание зажглось в крови, затуманило разум. Да что это со мной, будто год женщины не видел! Но эта мысль растаяла, когда ее губы коснулись моих.

Не умеет целоваться? Притворяться она умеет здорово, вот что! Целовалась она так, что голова закружилась. Я сам не понял, когда усадил ее себе на колени. Мельком удивился, когда ее одежда куда-то разом исчезла. Я ведь ее не снимал. Или снимал? Да какая разница, когда трясет от желания и кровь шумит в ушах! Я попытался подвинуть ее, расстегнуть штаны, но она перехватила мои ладони, лукаво улыбнулась, мол, не торопись. Наверное, и в самом деле не стоило торопиться, ведь в первый раз, и до сегодняшнего дня я был уверен в ее девичестве. Правда, сейчас я вовсе не был в этом уверен. Она устроилась на мне верхом, руки скользнули под рубашку, ноги обвили мою талию, вжалась там, где и без того все готово было взорваться.

Не торопиться? Да еще немного, и все кончится, не успев начаться, и это будет редкостное позорище! Но и эта мысль промелькнула и исчезла, только сильнее закружилась голова и перестало хватать воздуха.

Габи

На празднике я не задержалась: хватило и того, что увидела. Арабелла взяла Леона за руку и потащила в танцевальный круг. С Фальконте все как с гуся вода. Я так и не поняла: догадался ли он, что я в бешенстве? Сделал вид, что ему все равно? Или ему действительно все равно?

Наверняка последнее. Леон влился во всеобщее веселье, улыбка не сходила с его лица, а у меня на душе кошки скребли.

Он добился, чего хотел – поцелуя неприступной заучки, – и с радостью переключился на других. Столько девчонок в Кранивилье – целовать не перецеловать.

Я не стала дожидаться, когда он перейдет к делу. Арабелла пожирала его взглядом, пока они кружили в хороводе вокруг костра.

Почему так больно от мысли, что я для Леона – всего лишь галочка в его списке побед?

«Уйду и не обернусь. Пусть делает что хочет!» Впрочем, Фальконте и не нуждался в моем разрешении.

И все равно оглянулась. Ровно в тот момент, когда Леон жадно впился поцелуем в губы какой-то девицы: издалека и не разглядеть, с кем милуется. «Еще одна галочка, Леон! Да ты сегодня в ударе!» – мысленно поздравила я его со всей язвительностью, на какую была сейчас способна.