— К Красному Знамени?.. — переспросил он.

— Начальство ценит вас.

— Не вижу.

— Как это понять?

— Вы, товарищ полковник, приказали бы выдать нам сейчас по сто пятьдесят и отпустили бы спать...

Полковник засмеялся:

— Неужели думаешь, что я совсем зачерствел? Идите к старшине Яковлеву, он знает и все, что пожелаете... По мере возможности, конечно.

Толкунов удовлетворенно хмыкнул в кулак:

— Спасибо, товарищ полковник.

— Как быть с парнем? — спросил Бобренок.

— С каким?

— Который помог нам взять радиста.

— Юным бандеровцем? — пошутил Карий.

— Не такой он уж и юный, — вмешался Толкунов.

— Хороший парень, — сказал Бобренок уверенно. — И сделал все, что смог.

Полковник подумал и распорядился:

— Скажите Щеглову, чтобы связался с городским отделом госбезопасности. Как его? Юрий Штунь, если не ошибаюсь? Пусть выпишут ему документы и отпустят.

— Он хочет учиться.

— Наученный уже... и так умный, — сказал Толкунов.

— Это ты, Алексей, напрасно! — горячо возразил Бобренок. — Кто лез в схрон, рискуя жизнью? А кто положил их старшего? Неизвестно, взяли бы мы без него радиста живым. Я бы ему даже рекомендацию дал — пусть учится, польза будет. Пойдет в армию, повоюет, а потом за учебу...

— Ну давай-давай... — примирительно проворчал Толкунов.

Розыскники ушли, а Карий набросал текст радиограммы и приказал позвать агентов.

— Познакомься, — показал ее радисту, — все правильно?

— Все правильно, — подтвердил радист. — Когда передавать?

— Ваш график выхода в эфир?

— С шести часов утра до восемнадцати. Поэтому, — улыбнулся мрачно, — я ничего не заподозрил, когда тот бандера вызвал меня из схрона.

— Скажи ему спасибо, — посоветовал Карий. Но радист только нахмурился и ничего не ответил.

— Можете не сомневаться, — вставил Олексюк, — мы все сделаем как надо.

Полковник смерил его безразличным взглядом: от Олексюка, собственно, ничего не зависело, и вообще в запланированной радиоигре он был лишней спицей в колесе. Карий только на всякий случай держал его под боком, и, как выяснилось позже, весьма предусмотрительно.

А сейчас полковник приказал проводить агентов в комнату, где была подготовлена для выхода в эфир рация, захваченная у диверсантов.

Радист натянул наушники и застучал ключом. «Цеппелин» отозвался почти сразу, следовательно, их ждали и агент сказал правду. Радист передал в эфир зашифрованную радиограмму и получил подтверждение, что сообщение принято и ответ будет через десять минут.

Карий нетерпеливо ходил по комнате. Наконец «Цеппелин» вышел в эфир, на бумагу легли цифры, и полковнику дали расшифрованный текст:

Ясно, это была проверка. Но старший группы убит, и, если не ответить на вопрос, «Цеппелин» прервет связь.

Карий почувствовал холодок под сердцем: неужели удачно начатая операция закончится так безрезультатно?

Полковник положил радиограмму перед агентами. Радист только покачал головой, а Олексюк наморщил лоб и предостерегающе поднял руку.

— Подождите, — сказал нерешительно, — подождите, Горохов хвалился... дай бог памяти...

Полковник нетерпеливо уставился на него — неужели не вспомнит?

— Да, — вдруг решительно произнес Олексюк, — точно! Он говорил, что весь вечер сидел с оберштурмфюрером Телле. Тот инструктировал его в последний раз.

Лоб у Карего разгладился.

— Пишите! — приказал и продиктовал ответ: — «Последний вечер перед вылетом на задание Горохов провел с инструктором школы Телле. Прошу учесть, если вы нам не доверяете, то мы без вас обойдемся легче, чем вы без нас. Тридцать седьмой».

И снова потянулись минуты ожидания. Наконец пришел ответ:

Полковник вытер аккуратно сложенным платочком лоб. Жестом приказал вывести агентов. Минуты две сидел, обдумывая сообщение, затем направился звонить генералу Рубцову.

После обеда у Маркова было еще полчаса свободного времени, и он воспользовался этим, чтобы прочитать газету. Даже от чтения геббельсовских газет иногда получал удовольствие, особенно когда речь шла об очередном сокращении линии фронта и об оставлении немецкими войсками разных городов.

Читал и размышлял: скоро, самое большее через месяц-два, ну через три, Красная Армия освободит их город, «Цеппелин» снова передислоцируется дальше в тыл, потом еще раз — и тогда до Берлина рукой подать.

Кто-то сел рядом с Марковым, тот недовольно скосил взгляд, но, увидев Сидоренко, забыл о газете. Сидоренко работал на аэродроме — опытный инженер, после скитания по лагерям был зачислен в обслуживающий персонал аэродрома. Уже год, как Сидоренко работал с Седым.

— Ну? — спросил кратко Марков, не откладывая газеты.

— Такие дела, Григорий Григорьевич: вчера к нам на аэродром прибыл самолет. Называется «Арадо-332». Высокая скорость и большой потолок полета, точно не знаю сколько, но до черта. Только одних пулеметов девять. И любопытно вот что: самолет оснащен совершенно новым шасси — двенадцать резиновых катков, сядет где угодно. И откидной трап, по которому прямо из самолета можно выехать на мотоцикле. Я сам не видел — меня и близко не подпускают, — но немцы-технари хвастались.

Марков на мгновение закрыл глаза: вот оно, последнее звено цепи. Спросил:

— Когда планируется вылет?

— Говорили, дня через три. Может, раньше.

— Спасибо, дружище, — поблагодарил Марков Сидоренко. — Если будет что-нибудь новенькое, не медли. Все, что связано с «арадо», очень важно.

Встал и, помахивая газетой, направился к школе. Итак, оставался резервный вариант. Марков мог пойти на него только в случае крайней необходимости, но, вероятно, такая потребность и возникла.

И все же...

Марков немного подумал и решил, что, возможно, не следует идти на крайности. Все зависело от того, удастся ли обвести вокруг пальца начальника школы.

Выждав с полчаса, Марков зашел к начальнику школы гауптштурмфюреру СС Людвигу Кранке. Тот разговаривал по телефону. Помахал Маркову рукой, предлагая сесть, и закончил разговор.

— Что случилось? — спросил.

— Возможно, я ошибаюсь, — начал Марков осторожно, — но лучше ошибиться мне, нежели потом пострадает дело. Короче, не нравится мне курсант Бакуменко.

— Чем? — заинтересованно вытянул голову Кранке.

— Перепуганный какой-то. Группу запланировано выбросить завтра, сегодня я провожу последний инструктаж, а он ничего не слышит, и глаза бегают. С таким настроением забрасывать человека...

Кранке слушал внимательно. Собственно, все, что говорил Марков, могло быть и плодом его воображения, но сигнал оставался сигналом, и Кранке должен прислушаться к нему. И так в последнее время значительно возросло число провалов агентов, а если этот прохвост Бакуменко на самом деле провалит группу, кому грозят неприятности? Ему, Кранке, поскольку был предупрежден Марковым.

Гауптштурмфюрер не долго раздумывал. Спросил:

— Кого можете порекомендовать вместо Бакуменко?

— Курсанта Подгорного.

— Почему?

— Надежный и учится прилично.

Кранке задвигался на стуле.

— Хорошо, — согласился, — пусть готовят вашего Подгорного. — Он снял трубку и отдал соответствующее распоряжение. — Благодарю вас, Марков, за бдительность, прошу и в дальнейшем докладывать обо всем подозрительном. А курсантом Бакуменко мы займемся.

Марков вышел из кабинета начальника школы с чувством выполненного долга. Во-первых, уже послезавтра советская разведка будет знать об «арадо» и подготовится к его приему. Во-вторых, этот Бакуменко — на самом деле мерзавец: служил карателем, руки в крови, да и вообще законченный подлец.