— Какое задание?

— Это знает только командир.

— Кого высадили?

— Не знаю.

— Сколько их было?

— Двое.

— Их задание?

— Нам ничего не говорили.

Это было резонно: конечно, бортрадист ничего не мог знать об операции. Карий пробрался сквозь кусты к небольшой полянке, где под деревьями расположили пленных.

— Кто командир? — спросил полковник.

Темная фигура отделилась от остальных.

— Ваша фамилия и звание?

— Гауптман Петер Шульц.

Все совпадало, и бортрадист сказал правду.

— Вы высадили диверсантов, — сказал полковник так, будто знал планы гитлеровцев, — кого и с какой целью?

— В наше задание входило только высадить их, — ответил гауптман, — больше никто и ничего не знает.

— Кто они: немцы или русские?

— Я давал присягу... — начал гауптман не очень решительно. — И пленный не обязан...

— Вы приземлились на чужой территории со шпионско-диверсионной целью! — жестко оборвал его Карий. — А по законам военного времени со шпионами...

— Мы не шпионы, экипаж самолета выполнял задание командования.

— Это еще нужно доказать.

— Все равно конец один, — безнадежно махнул рукой гауптман, — расстрел.

От группы пленных отделился невысокий худощавый человек. Назвался:

— Штурман Арвид Гейдеман. Мы действительно не диверсанты, тут только экипаж самолета, два стрелка и бортрадист. Второй пилот убит. Я скажу все, и ты, Петер, — обернулся к гауптману, — не прав. Для нас еще не все кончено, присягу давали фюреру, а Гитлеру — конец. Капут нашему фюреру... — добавил по-русски, — да, Гитлеру капут, но не нам, и мы должны рассказать все.

— Что? — спросил полковник.

— Диверсанты выехали из самолета на мотоцикле по специальному трапу. Мужчина и женщина. Мы не знаем, кто они. Но имеют какое-то очень важное задание. Ходили слухи: их готовил сам Скорцени. Вы знаете, кто такой Скорцени?

— Да.

— И еще говорили: об этой операции знает сам фюрер. Мы, правда, не верим, но все возможно.

— Сам Гитлер? — засомневался Карий.

— Так говорили.

— Маршрут? — спросил полковник. — Куда направились диверсанты?

— По дороге на Сарны.

— Их приметы?

— Мужчина в форме вашего майора. Среднего роста, чернявый, в таком же плаще, как и вы. Женщина — младший лейтенант. Красивая. Едут на советском мотоцикле — вероятно, трофейном...

Полковник поднял руку, и Туликов подошел к нему.

— Рацию немедленно сюда! — приказал Карий.

— Готова.

Полковник властным жестом остановил штурмана, который хотел что-то добавить. Ведь остальное — мелочи, во всяком случае теперь мелочи, и нужно срочно передать приказ по рации.

Аппарат светился зеленым глазком, полковник нагнулся над ним и сказал четко:

— Говорит Третий. Повторяю, говорит Третий. Из четырнадцатого квадрата, где приземлился вражеский самолет, ориентировочно по дороге на Сарны движется мотоцикл с двумя диверсантами. Мужчина и женщина. Мужчина в форме советского майора, женщина — младшего лейтенанта. Мужчина среднего роста, чернявый, женщина красивая. Всем группам захвата немедленно принять меры к задержанию. Повторяю... — Еще раз передал в эфир приказ. Сделал паузу и добавил: — Возможны уточнения. Мой следующий выход в эфир минут через десять — двенадцать. — Круто повернулся и направился к пленным.

«Виллис» выскочил из лесу и буквально поплыл по разъезженной дороге. Его носило от края до края. Виктор крутил баранку и тихо ругался. На небольшом подъеме машина почти остановилась, и пришлось включать передний мост. Теперь ползли ухабистой, глинистой дорогой между полями со скоростью двадцать пять — тридцать километров в час. И Виктор молил бога, чтобы не остановиться — на таком глинистом грунте завяз бы окончательно, не поможет и передний мост.

Начало светать. Тучи ползли низко, но дождь прекратился еще ночью, часа два назад.

Толкунов достал из-под заднего сиденья термос, поболтал его и, убедившись, что полный, довольно похлопал Виктора по плечу.

— С тобой не пропадешь, — похвалил капитан. — И что бы мы делали без тебя?

У Виктора от удовольствия порозовели уши, объяснил:

— Горячий чай, и сладкий. Возьмите кружку — там, в корзинке.

Машину бросило, и Толкунов сказал что-то не очень лестное по адресу людей, мирящихся с такими дорогами, но все же умудрился налить полкружки чаю и подал Бобренку.

— Давай, майор, согрей душу. Жизнь у нас — как эта дорога — разъезженная и ухабистая, — и не знаешь, где закончится.

Бобренок не отказался. Глотнул, обжигая губы, и передал кружку Толкунову. Так и пили по очереди, с удовольствием ощущая, как тепло разливается по телу. Толкунов подлил еще и предложил Виктору, но тот лишь покачал головой — ему не хватало только чаю: и так едва управлялся с машиной.

После горячего чая капитана потянуло на разговор. Поправил фуражку, едва не слетевшую на очередном ухабе, и начал, вроде бы сетуя:

— Спешим, несемся неизвестно куда. А я так считаю: напрасно. Примета у меня такая: что хорошо начинается, плохо заканчивается. Вот и сегодня — самолет как будто бы точно должен был сесть, а черта с два! Большая фига под нос. Ибо все сначала пошло гладко: бандита на хуторе голыми руками взяли, потом второго из схрона вытащили. Вроде бы побаловались. А теперь что?.. Сел самолет в открытом поле — иди шпион на все четыре стороны, гуляй, а документы у него, считай, комар носа не подточит, попробуй поймать...

— Будто здесь только мы с тобой, — не согласился Бобренок. — Всю зону перекрыли, вокруг заставы, на дорогах патрули.

— А если он по бездорожью?

— Местные люди чужака заметят.

— Бандеры в этих лесах, говорят, еще есть, — возразил Толкунов, — может, к ним попадут.

Бобренок подумал: это был бы наихудший вариант. Действительно, остатки банд еще скрывались в здешних лесах. Если диверсанты свяжутся с ними, найти их будет значительно сложнее.

— Может быть, — сказал хмуро. — По оперативным данным, в этих лесах есть остатки банд.

— Вот и посадили самолет в этом квадрате.

— Что нам гадать? Есть приказ — перекрыть Тринадцатое шоссе. Перекроем так, что никто не проскочит.

Толкунов незаметно просунул руку под шинель, погладил орден, врученный вчера Карим, его первый орден Красного Знамени. Сказал:

— Жаль, если эти диверсанты выйдут на кого-нибудь другого.

Но Бобренок понял, о чем именно думает капитан. Чуть заметно усмехнулся и сказал:

— Еще награды захотел? Вряд ли дадут — только что получил.

Поля кончались, в километре уже чернел лес, за ним протянулось Тринадцатое шоссе, которое розыскники должны были перекрыть. «Виллис» уже не носило по разъезженной грязи, начиналась лесная песчаная дорога. Толкунов спрятал термос под сиденье и поправил автомат на коленях. Если бы имели в «виллисе» рацию (не успели забрать из блиндажа на импровизированном аэродроме), то именно в эту минуту услышали бы взволнованный голос Карего:

«Говорит Третий... Из четырнадцатого квадрата, где приземлился вражеский самолет, ориентировочно по дороге на Сарны движется мотоцикл с двумя диверсантами. Мужчина и женщина...»

Дорога на Сарны и была этим Тринадцатым шоссе, что пролегало за лесом.

Однако в «виллисе» не было рации, и Бобренок с Толкуновым не могли знать того, что было уже известно сотням поднятым по тревоге людей, контролировавшим все дороги в районе приземления гитлеровского самолета.

Но розыскники приближались к Тринадцатому шоссе, где встреча с врагом была наиболее вероятной, и согретый горячим чаем Бобренок ощутил, как легкий холодок коснулся кожи на затылке — явный признак того, что он приготовился к бою...

Ипполитов остановил мотоцикл на опушке и выключил мотор. Слез с седла и распрямился. Спросил:

— Ну как я их?

Сулова отбросила брезентовую полость с колен.

— А что, — ответила уверенно, — теперь мы среди своих, а они должны чтить героев. — Сказала так, что Ипполитов понял легкий иронический подтекст.