А наши войска меж тем находились в напряженном ожидании немецкого наступления. В конце июня разведка донесла, что противник начнет его второго июля. Но этого не случилось ни второго, ни третьего, ни четвертого.

«Когда же он, проклятый, решится? Долго ли ждать?» — терзала всех мысль.

Медленно, словно нехотя, накатывалась поздняя темень в ночь на пятое июля. На востоке уже появились робкие звезды, а небосклон на западе еще играл кровавым багрянцем. Уходящий день был привычно беспокойным, быстро и незаметно пролетел в делах и заботах, каких в боевой обстановке множество.

А тут еще в штаб Центрального фронта прибыл из Москвы маршал Жуков. Он всегда объявлялся там, где предстояла жаркая схватка. И хотя заявил, что вмешиваться в дела не намерен, но генерал Рокоссовский слишком хорошо знал его характер, чтобы поверить в это.

— Я же сказал, Костя, что доверяю тебе полностью. Действуй, словно меня здесь нет.

У них и по сию пору сохранились еще с давних времен совместной учебы уважительные отношения. Глубокой ночью командарм-13 генерал Пухов сообщил:

— Немецкие саперы снимают со своих полей мины. Одного удалось схватить, и он признался, что сегодня в три часа войска перейдут в наступление. Пехота уже заняла исходное положение, танки подведены, артиллерия в полной готовности.

— Возможно, немец хитрит? — высказал Рокоссовский сомнение. — Пытается ввести нас в заблуждение?

— Не похоже, товарищ командующий.

Константин Константинович взглянул на часы: стрелки приближались к двум ночи. В его распоряжении оставалось чуть более одного часа. Что делать?

«Может, позвонить в Ставку?» — возникла мысль, но он тут же ее отверг: трата времени. Промедление же могло привести к тяжелым последствиям.

— Что случилось? — вошел на КП Жуков. Выслушав, сдержанно произнес:

— Вы, генерал Рокоссовский, командуете фронтом. Вам и решать.

Ответ развязывал командующему руки. Словно угадывая его мысль, генерал Казаков сообщил:

— Артиллерия в полной готовности для контрподготовки.

И хотя контрподготовка спланирована, каждой батарее, орудию, ракетной установке указана цель, однако решиться на ее проведение не просто. Для нее выделялась почти половина боевого комплекта снарядов и мин. По замыслу огонь должен быть нанесен по исходным для наступления позициям. А если они немцами не заняты? Если сообщение ложное? Чем тогда отбиваться от танков и пехоты в ходе сражения?

Сомнения одолевали всего мгновение. В следующую минуту Рокоссовский спокойно и твердо произнес:

— Василий Иванович, дать команду на контрподготовку!

В 2 часа 20 минут предрассветную тишину разорвал орудийный гром. По немецким позициям ударили пятьсот орудий, четыреста шестьдесят минометов, сто реактивных установок «катюша». Их огонь пришелся но главной вражеской группировке.

Как было установлено позже, наша артиллерия упредила начало артподготовки противника всего на десять минут. Изготовившиеся к выдвижению войска были застигнуты врасплох. Они решили, что советская сторона сама переходит в наступление, и атака была отменена.

Около двух часов потребовалось немецкому командованию, чтобы навести порядок и дать приказ своим ослабленным силам начать наступление.

Утром прозвенел звонок ВЧ.

— Что у вас, товарищ Рокоссовский, происходит? — послышался характерный, с акцентом голос.

— Немцы начали наступление, товарищ Сталин! — отвечал возбужденный генерал.

— А чему вы рады?

— Теперь победа будет за нами!

— Вы уверены?

— Уверен. Даже очень!

Главный удар на северном фасе Курского выступа немцы наносили в полосе обороны 13-й армии. С самого начала бой там приобрел упорный характер. Советские воины расстреливали немецкие танки огнем артиллерии, закопанных в землю танков, самоходно-артиллерийских установок, бронебойных ружей, поджигали бутылками с горючей жидкостью, уничтожали противотанковыми гранатами. Много немецких танков подрывалось на минных полях. Прорвавшиеся в окопы немецкие солдаты истреблялись в рукопашном бою.

Но немецкое командование, не считаясь с потерями, вводило в бой все новые и новые силы. И опять все повторялось сызнова. К концу для противник продвинулся на 45- километров. И только.

На второй день генерал Рокоссовский предпринял своими резервными танковыми соединениями контрудар. В результате его противник понес немалые потери. Успех второго дня отмечался продвижением на 3–4 километра.

Семь суток нескончаемо гремела канонада. Бой кипел на земле и в небе, где шла напряженнейшая борьба авиации за господство в воздухе.

А 12 июля, когда немецкая танковая армада, казалось, прорвалась на оперативный простор, ее встретили советские танковые соединения. Там, под Прохоровкой, развернулось грандиозное танковое сражение, в котором с обеих сторон участвовало около 1200 танков. В ожесточенной битве вражеская группировка была обескровлена, она выдохлась и не в состоянии была продолжать активные действия. Операция «Цитадель» провалилась.

После 12 июля армии Рокоссовского контрударом отбросили противника на исходные позиции, а затем, взаимодействуя с соседними фронтами, перешли в наступление, преследуя врага.

В гигантской по своему размаху и ожесточенности Курской битве был окончательно сломан хребет немецко-фашистской армии.

5 августа в Москве прогремел первый в Великой Отечественной войне салют. В приказе Верховного Главнокомандующего отмечались успешные действия фронтов в гигантском сражении. И в нем среди отличившихся командующих был назван генерал армии Рокоссовский.

В 1943 году Константин Константинович дважды удостоился повышения в воинском звании: в январе он стал генерал-полковником, а спустя три месяца, в апреле, он был уже генералом армии. Авторитет военачальника был неоспорим.

Осенью на соседнем 1-м Украинском фронте, которым командовал генерал Ватутин, создалась критическая обстановка. На одном участке немцы перешли в контрнаступление, овладели Житомиром, угрожающе нависли над нашей группировкой.

Когда об этом доложили находящемуся в Тегеране на конференции глав трех правительств Сталину, он потребовал на прямой провод Рокоссовского.

— У Ватутина неблагополучно. Противник перешел под Житомиром в наступление. Поезжайте к нему в качестве представителя Ставки, разберитесь и помогите.

Это было необыкновенное поручение. В недалеком прошлом Ватутин занимал высокий пост заместителя начальника Генерального штаба, пользовался непререкаемым авторитетом «генштабиста». К тому же ныне оба находились на равном положении. Перед отъездом Рокоссовскому была вручена телеграмма, чтобы он в случае необходимости, не ожидая указаний из Москвы, принял командование Украинским фронтом.

Ознакомившись на месте с обстановкой, Константин Константинович с присущим ему тактом посоветовал Ватутину перейти от обороны к решительным действиям, срочно организовать контрудар. Рекомендации были незамедлительно приняты, положение на фронте выровнялось.

У Константина Константиновича Рокоссовского и Георгия Константиновича Жукова много общего. Оба родились в одном году — 1896-м, оба прошли солдатскую службу в царской армии, были в ней рядовыми и унтер-офицерами, участвовали в первой мировой войне, а позже, в гражданской, командовали сабельными эскадронами.

И вот война, и они снова вместе, на Западном фронте. Но служебные отношения, по признанию Рокоссовского, складывались не всегда гладко. Причина в том, что они по-разному понимали роль и форму проявления волевого начала в руководстве войсками. Аттестуя в свое время подчиненного, Рокоссовский о Жукове писал: «Сильной воли. Решительный. Обладает богатой инициативой и умело применяет ее на деле. Дисциплинирован. Требователен и в своих требованиях настойчив. По характеру немного суховат и недостаточно чуток. Обладает значительной долей упрямства. Болезненно самолюбив…»

О самом же Рокоссовском маршал Жуков отзывался так: «Рокоссовский был очень хорошим начальником. Блестяще знал военное дело, четко ставил задачи, умно и тактично проверял исполнение своих приказов. К подчиненным проявлял постоянное внимание и, пожалуй, как никто другой, умел оценить и развить инициативу подчиненных ему командиров. Много давал другим и умел вместе с тем учиться у них. Я уже не говорю о его редких душевных качествах — они известны всем, кто хоть немного служил под его началом».