Они часто обсуждали подробности своих новых предприятий.

— Пора подключить тебя к какому-нибудь длительному серьёзному делу, — говорила Лоранс. — Тебе нужно сделать имя и репутацию в свете.

— Зачем?

— Затем, что ты губишь свою репутацию, живя у меня. Ты еще молода, Меллиса, но скоро может стать поздно. Тебя и так уже многие знают в Париже. И при дворе.

— Какая печаль мне от этого? — удивлялась Меллиса.

— Ты не сможешь подняться выше моего круга, останешься дамой полусвета. А я хотела бы, чтобы мадемуазель де… пока не знаю, вращалась при дворе.

— Но я не хочу. Что мне там делать?

— Нашлись бы занятия, — таинственно обещала Лоранс. Потом она стала говорить, что нужны люди в Испании. Меллисе могли бы получить дела колоссальной важности.

— Ты внешне, конечно, слишком француженка, — с лёгкой досадой говорила Лоранс. — Но при упорной работе и настойчивости ты могла бы стать чистокровной испанкой. Хватило бы нескольких месяцев. Нет, хотя бы полгода.

— За-чем? — недовольно спрашивала Меллиса.

Лоранс терпеливо объясняла, что ее величеству королеве Анне грустно на чужбине и среди ее приближённых полно шпионов. Практически, кроме своей наперсницы и камеристки доньи Эстефании королеве не с кем поговорить о родине и о своих королевских и женских сердечных тайнах. А королевские тайны это почти всегда тайны политического характера. И устроить в королеве молодую фрейлину испанку… притом, что кардинал выжил из дворца почти всех близких ее величеству людей… это было бы грандиозно. Монсеньор, разумеется, был бы всячески против, строил козни против этой безрассудно смелой, верной и преданной юной особы… Но зато как была бы счастлива королева!

Меллиса, прямо сказать, от этих планов не приходила в восторг. Жизнь комнатной королевской собачки ее не прельщала. Ни фрейлин, ни парадных платьев, ни пышных фраз и жеманного кокетства она не любила.

Лоранс утверждала, что, оставаясь искренней, естественной и непритворно честной, Меллисс завоюет гораздо большую любовь "ее страдающего величества" Анны Австрийской. Но для успеха всего предприятия надо быть искренней "по-испански". А для этого придется брать уроки, сделать родословную и документы известной, преданной королевскому дому семьи и, наконец, придется ехать в Испанию…

— Но когда ты приедешь обратно, Меллиса, ты станешь приближённой королевы! Ты сможешь оказывать большое влияние на дворцовые интриги, будешь в курсе переписки ее величества с Мадридом и австрийским двором ее брата. А главное… Англии. Это стратегически важно для Монсеньора.

Наши великие полководцы: принц Конде* и Бассомпьер* считают, что серьёзной военной компании под стенами Ла-Рошели не избежать. Иначе, пока у англичан есть поддержка в этом укреплённом гугенотском гнезде, никакие переговоры с Карлом I*, а тем более с его распрекрасным министром Бэкингемом — невозможны.

— При чём же ко всей этой мужской драке наша королева?

— При том. Сердце женщины… — таинственно возвела очи к небу Лоранс. — Говорят, ее величество меньше заинтересована в победе Франции, чем полагается доброй супруге нашего короля и католичке. И если, несмотря на то, что испанские и австрийские Габсбурги ведут давнюю войну с Англией, они вступят временно в военный союз, скреплённый общей ненавистью к Ришелье, у нас с тобой, лично, будут крупные неприятности.

Меллиса вздохнула понимающе и почти согласно.

— Но почему Испания? И почему именно я? Мне гораздо больше хотелось бы работать в Италии, у меня просто лучше бы получилось.

Лоранс всплеснула руками:

— Не сомневаюсь в этом! — саркастически сказала она. — Но тебе, милочка, придется подождать хотя бы лет десять, пока я не уйду от дел. Италией занимаюсь я! И мне вот только не доставало такой нахальной молодой соперницы!

Меллиса снова вздохнула, теперь сожалеющее, и шмыгнула носом. В Испанию ее правда не отправили, но Лоранс не отказалась окончательно от своих планов, просто выжидала момент. Меллиса прилежно, хотя и с явной неохотой совершенствовала свой испанский, училась танцам и разбирала сплетения геральдических узоров и ветвей родословных древ Священной Римской Империи*. Единственное, что приносило ей некоторую радость, то, что во время этих занятий Меллиса живо вспоминала своего дорогого друга сеньора Гаррехаса — Клоуна. И когда учитель ругал ее за галисийский* акцент, Меллиса упорно считала это комплиментом.

Но с сентября 1627 года началась осада Ла-Рошели. Полки выступили из Парижа, чтобы принять участие в настоящих сражениях. "Испанский план" Лоранс отодвигался в будущее, уступив место более мелким насущным интригам. Меллиса, сказать правду, была этому рада.

Вместе с Лоранс они покинули Париж и переехали в Сентонж*. Дю Гартр уехал гораздо раньше, еще до выхода из Парижа королевского полка и самого короля с ближайшим окружением. У графа имелись близкие знакомые в Рошфоре*, и женщинам была обеспечена прекрасная штаб-квартира в замке.

Лоранс очень часто ездила в расположение королевских войск. Меллиса предпочитала выезды к океану. Она видела впервые эту стихию, так непохожую на тёплое, бархатное, шитое золотом Средиземное море, и была потрясена знакомством. Она влюбилась в огромные серо-голубые валы, встававшие, словно спина гигантского зверя и щетинящиеся белой кипящей пеной. Шипение, грохот и стоны воды, дрожь высокого берега под ударами прибоя, интересовали Меллису куда больше, чем флот англичан и грохот пушек под стенами Ла-Рошели.

Замок Рошфор пустовал — хозяева принимали участие в боевых действиях; а хозяйка отдыхала где-то на водах. Лоранс постоянно находилась в разъездах, и Меллиса нередко оставалась единственной владелицей замка по нескольку дней. Это было мирное время для нее, счастливое своим покоем. Но вокруг шла война, и очень скоро пришлось уезжать из старого замка: перебираться в маленькое селение Бюзей, под Ла-Рошелью. Поближе к театру боевых действий.

Неизвестно, кому в голову пришло это сравнение, но Меллиса считала его верным. Война разворачивалась перед ней, со своими действующими лицами и хором оружейных залпов. Но казалась слегка нереальной. Меллиса наблюдала бои издалека, ни разу не прочувствовав хоть малейшей опасности.

Боясь, что Лоранс именно теперь отошлёт ее в Испанию, выяснять, не готовит ли Англия тайный союз с Габсбургами в обход интересов Франции, Меллиса постаралась включиться в битву на месте. Здесь, в тылу королевских войск собиралась пёстрая компания, не хуже чем при дворе, но более открытая, желавшая с полной готовностью принять всех в свое общество.

В особенности, если "все" — это хорошенькие женщины.

Лоранс говорила, что сейчас главные их противника находятся не на поле брани. Английские кирасиры и шотландские стрелки Карла I — грозная сила, но солдаты честнее дерутся с солдатами, чем политики между собой. В светском обществе и среди гонцов, вестовых, оруженосцев прячутся осведомители и предатели. Меллиса принесёт больше пользы если сумеет раскрыть и пресечь деятельность хотя бы одного агента англичан, чем если бы взяла в руки мушкет и стала бы стрелять в гугенотов и английских солдат.

В словах подруги было всё верно, но Меллиса почему-то не могла согласиться с ней до конца. Ей очень хотелось попробовать вступить в войну с оружием в руках. Некоторые дамы, из числа весьма знатных, взбирались на бастионы, кричали, подбадривая своих любимых мужчин, размахивали французскими флагами и даже стреляли с крепостных стен в солдат противника. Меллиса молча завидовала им. Потом, однажды, не выдержав, она сорвалась без спросу на поле битвы.

Молоденький вестовой привёз письмо от Лоранс, в котором просили передать некоторые сведения о вновь прибывших в Бюзей. Ходили слухи, что могла приехать сама госпожа де Шеврез*. Если этой знаменитой в политике даме, близкой подруге Анны Австрийской удалось всё-таки бежать из-под наблюдения в Туре, где мадам сидела в ссылке, в собственном замке, и миновать заставы на военных дорогах.