— Да бабуль. Вот так задачку ты задала, — почесал он маковку. — Но я слабый медиум, экстрасенс из меня и того хуже. Третья степень мастерства. Сверх-тонкоматериальный план, я не увижу, даже если выжму все соки из запаса своего. Скорей голова взорвется.
— Ведьма я али нет? Я на время изменю твои способности. Перенаправлю потоки в как ты говоришь сверх-тонкоматериальный план. Только трудно тебе первое время будет. Ну, ничего, освоишься. Согласен?
— Согласен бабуль, — подошел он к старушке. — Вечно у всех какие-то условия. Пойди туда, принеси то, прихлопни этого… Нет бы, чтобы за просто так. Задаром.
— А ты не бухти, не бухти. Просто так милок, только мухи родятся. Вставай на колени, и давай сюды свою голову. А теперь терпи. Будет больно.
Иван сидел на крылечке маленькой избушки уже около часа, но привыкнуть к новому виденью мира все никак не мог. Если ранее в режиме иного взгляда, он мог видеть энергетические оболочки, которые называют аурами, то он их видеть перестал. Теперь его взгляд миновал ауры насквозь, и видел саму суть всех энергетических процессов, что собою скрывали эти оболочки.
Все вокруг, и живое, и не живое, было наполнено энергией. Она текла потоками сквозь все, смешивалась с другими потоками, где наполняя некую вещь, а где осушая. Весь мир пришел в движение. Даже повешенный на покосившийся плетень, глиняный горшок, и тот источал свою энергию, которой по разумению Ивана в неживом объекте, быть просто не должно.
Он видел мир сразу в двух измерениях. В общепринятом трехмерном, в котором все было словно полупрозрачным. И в тонкоматериальном, состоящем из эфира. И во всем бурлила, и плескалась разная энергетика.
Нет, мастер не стал видеть сквозь людей и вещи, его взгляд не стал рентгеновским. Он видел, что на самом деле происходит в оболочках, которые люди называют своими телами.
Внимание мастера привлек молодой парень, в котором стремительными реками и потоками плескалась энергия. Он видел, как эти реки растекаются по конечностям, устремляются к определенным точкам, и там выплескиваются ее избытки. И, похоже, это было, на коронарные выбросы солнечной энергии, что доводилось видеть в старых книгах, в библиотеке Обители.
Вот его золотистые потоки, исходящие от вихря в голове начали приобретать оранжевые оттенки. Парень затаив дыхание наблюдал за идущей на встречу симпатичной девушкой. Ее рыжая, пышная коса, обвила тонкое плечико, и покоилась огненным змеем между скрытыми белоснежным платьем холмиками острых, вздернутых грудей.
Девушка тоже вся струилась золотистым цветом, но заметив парня, ее бурный поток, устремившийся к солнечному сплетению, начал терять цвет, и уже вскоре стал напоминать холодную сталь. Лицо ее нахмурилось, а энергетические потоки, превратились в реки ртути.
Мастер ясно видел, что девушка избегала его внимания, но парень все же ее остановил.
Он вкрадчиво ей, о чем-то говорил, улыбался и поедал девушку глазами, а она выслушивала его с холодным видом. Но холоден был не только вид, серебрящиеся реки ее энергии принимали холодный синеватый цвет. А вот с парнем все было наоборот.
Потоки, исходящие от головы и устремляющиеся к солнечному сплетению, стали похожи на лавовый поток, что заполнив озером, район сердца, устремились вниз, и теперь в районе его паха, ширилось и росло, пульсирующее солнце.
Ох — о — хо. Иван всегда думал, что всему виной кровоток. А оказывается, не только кровь массово приливает к причинным местам, вызывая возбуждение, но и энергетика.
Коронарные выбросы огромной силы устремлялись к девушке, но бессильно разбивались, об ее ледяные реки, и рассеивались вокруг нее. Все его попытки были бесплодны. Она, наконец, нашла повод, и быстро попрощавшись, отправилась дальше по своим делам.
Парень нахмурился и все смотрел ей в след, а потоки лавы застывали и темнели. Медленно угасало то самое солнце. Парня окутал темный ореол, что сгущался вокруг него, будто грозовые тучи. Он бросил на удаляющуюся фигурку еще один взгляд, и отправился восвояси.
Ивану, свидетелю разыгравшейся пред ним сцены о несчастной любви, показалось, что теперь с новым виденьем, все более — менее ясно, и он отправился искать то, о чем говорила знахарка.
Раздалась трещотка пулеметной очереди. На помосте стоял плечистый молодец, и из-за прикрытия высокого забора, поливал свинцом неприятеля из шестиствольного пулемета, что приводился в действие, вращающейся ручкой. Эта машина чем-то напоминала огромную мясорубку, изрыгающую снопы искр и облака дыма. Рядом еще несколько человек, отстреливали, бешенных, из своих винтовок. И у всех, как у одного, энергетика перемежалась от оранжевого к красным цветам.
Значит, любовь и ненависть одного поля ягоды, а точней почти одинаковы на вид. Но если энергетика парня была похожа на лавовый поток, то у этих, напоминала багровые реки. Иван и это обстоятельство взял на заметку, и зашагал дальше, в направлении корчмы.
Так разглядывая людей, и примечая, насколько разнится их энергетика, мастер прошел по центральной улице селения, к реке, у которой находилась корчма.
Иван никогда не любил напиваться. Выпить, чтобы поднять настроение, либо помянуть знакомых, было нормой, но напиваться, он ненавидел. И уж точно не чувствовал ни малейшего сострадания к пьянчугам, кои потеряв человеческий облик, словно свиньи валялись в лужах и канавах, и давно растратив последние крохи совести клянчили монетку на опохмел.
Он остановился около пьяного до безобразия мужичка, что лежал на брусчатке у корчмы, в собственной блевоте, и неразборчиво ворчал сквозь храп. Ничего кроме отвращения к этому животному, мастер не испытывал, но с большим интересом рассматривал то, что угнездилось на нем.
На плешивой голове присосавшись к затылку, находилось нечто похожее на огромную лягушку или же тритона, с недоразвитыми лапками, и несоразмерно большой головой. Огромная пасть с толстыми губами целиком поглотила затылок и высасывала энергию из едва теплящегося источника. Как и говорила старуха, энергия эта уходила в раздутый и свисающий с боков живот, и там оседала.
Иван присел на корточки, чтобы поподробнее рассмотреть полупрозрачную ментальную пиявку. Никак, не реагируя на мастера, медленно, но верно, она продолжала, тянуть жизненную силу с пропойцы. Он с опаской провел рукой, которая ожидаемо, прошла сквозь паразита. Казалось, ничего не изменилось, но разбухшие округлые веки паразита открылись, и в Ивана вперился черный, ничего не выражающий, лягушачий взгляд.
Мороз пробежал по коже. Мастер встал и инстинктивно отшагнул от пьянчуги. Выпуклые глаза тут же закрылись. Пьяница пошевелился, поднял голову, и посмотрел на Ивана бессмысленным взглядом.
Бывалый мастер всякого повидал на своем веку, и противного, и откровенно мерзкого. Но не было ничего омерзительнее мутного и отупелого, рыбьего взгляда опустившегося алкоголика. Даже вылупленные глазища рыбоголова казались куда милее и осмысленнее, нежели эти глаза живого мертвеца.
Иван, поборол желание сплюнуть на это опустившееся существо. С перекошенным от брезгливости лицом, он направился к входу в корчму, над которой, на цепях покачивалась выцветшая вывеска «Тихий омут».
Лишь открыв дверь, и ступив в общий зал, он снова едва заметно скривил усеянное шрамами лицо.
В нос ударила дикая смесь кислого пива, конского пота, крепкого перегара, рыбы, жареного лука, чеснока и дрянного табака. В зале, густым туманом висел дым от папирос и самокруток. Свет тусклых электрических ламп, с трудом пробивался к столам, делая заведение, мрачным и угрюмым.
Рассмотрев, наконец, стойку с грузной фигурой корчмаря, Иван направился к ней, попутно рассматривая шумных, пьяных посетителей, и отмечая, что почти на каждом был паразит. Различия были лишь в размерах, и полноте утроб, ментальных пиявок.
— Добро пожаловать в Тихий Омут, — приветствовал без всяких эмоций хмурый боров, сверля чужака маленькими злыми глазками. — Я вижу, господин у нас впервые?
