— Верно дружище, — приветливо отозвался Иван, присаживаясь на свободное место у стойки. — Что есть из выпивки?

— Как и везде, — бесстрастно отвечал корчмарь, сосредоточившись на протирании глиняной кружки. — Пиво, самогон, медовуха, водка, вино.

— Пиво, пожалуй. Только не то пойло что всем льешь. — Подмигнул ему Иван, и положил на стойку золотой.

Хмурое лицо корчмаря тут же разгладилось, приняло угодливый вид, а в глазах отразился блеск золотой монетки. Судя по всему, тут кроме медяков и серебрушек, другого номинала не видели давно.

— Для дорогого гостя, все самое лучшее, — заулыбался корчмарь, да так неискренне, что мастеру захотелось дать ему в морду.

Но припомнив, что все корчмари как один, словно братья близнецы на одно лицо, он решил не заострять на этом внимания. Отвык он от человеческого общества, которое порой так тяготит, что впору с болотником или лешим поболтать.

— А из еды что предложишь? — спросил он, даже не притрагиваясь к засаленным, и пропахшим рыбой картонкам, представлявшим собою меню.

Из — под стойки появилось новехонькое меню с трафаретным текстом. Иван водил по нему пальцем, и бормотал: «рыба — рыба, снова рыба», пока корчмарь наливал пиво, и, вздохнув, бросил его на стойку.

— Не люблю рыбу, — скривился он. — А кроме рыбных блюд есть, что-то еще?

— Для господина, можем подать курочку, утку, или гуся, если господин соизволит подождать. А если вы гурман, то у нас есть свежий летучий змей, час как доставили. Горный аспид, говорят для потенции ох как хорош.

— Нет уж. Лучше гуся, и к нему побольше овощей.

— Все будет в лучшем виде, — натянуто улыбнулся корчмарь.

— Надеюсь, — сказал Иван, встал из-за стойки и направился в зал.

Выбрав наименее загаженный столик в темном углу, мастер, устроился под казавшимся издалека картиной, а на самом деле рисованным рекламным плакатом, местной рыбной промышленности. На плакате, с белозубой улыбкой, красовалась румяная девушка, в белом платке, которая держала в руках большую рыбину, а ниже были нарисованы стеклянные, и что удивило Ивана, металлические консервные банки. Размещенная под ними надпись гласила: «Наша продукция гарантированно долго хранится и имеет отличные вкусовые качества. Купи, не пожалеешь».

Иван перевел взгляд, от миловидного лица на плакате, на серое и хмурое лицо, напротив. Почесывая щетину на шее, работяга в мятой кепке, потягивал кислое пиво, и молча пялился на шрамы, усеивающие лицо охотника за нечистью. Сквозь кепку, в районе его затылка тоже виднелся ментальный паразит. Пока небольшой и почти пустой, но, тем не менее, он был.

— Ну, и чего пялишься? — хмуро спросил работяга, и отхлебнул пива. — Я те чай не девка. Спросить, чего хочешь?

— Да вот заинтересовало, у вас серьезно, в металлической таре консервы продают?

— Серьезно, — ответил он. — Но купить ты их не сможешь.

— Что, так дорого стоят?

— Не так чтобы и дорого, но не поштучно. Партиями. Ты на купца не больно-то похож, потому и предупреждаю.

— Я в охране каравана работаю. Вдруг хозяина заинтересует. Закончится эта канитель с бешенными, вернусь, да идейку ему подкину, — Иван ему подмигнул. — За барыш естественно.

— То-то лицо у тебя такое. Я так и подумал, либо бандюга, либо наймит. Я думал сперва, ты из братства. Слушок прошел, что прорвался к нам один из мастеров.

— А, слышал, — улыбнулся Иван. — Знакомец мой. Да только раненный он, у ведьмы вашей отлеживается. А что, нужда в нем есть какая?

— Да на кой он нам, — отмахнулся работяга. — У нас охрана хорошо поставлена, и аспида собьют, и лупоглаза выловят, если заберется, и бандитский налет отобьют. Духи водные задобрены, как положено, ведьма наша за этим зорко следит. Так что нужды, как ты говоришь в нем нет.

— А чего все хмурые такие, будто беда какая? — спросил мастер, пригубив пива, действительно неплохого. Не подвел корчмарь.

— Ты с дуба рухнул что ли? — скривился работяга. — Сам про бешенных обмолвился ведь. из-за этих сволочей вся работа встала. Осадили нас тут, товар сбывать некуда. Завод стоит, деньги не платят. Снова как в старые времена с реки кормимся, да сухари последние доедаем, а нечисть эта за стенами хороводы водит. И сколько их не стреляй, меньше их не становится. Весь поселок уже мертвечиной из-за стен провонял. Как бы мор в гости не пожаловал, на запашок-то. Хотя странно, что они не обращаются после смерти.

Ладно, я хоть при деле, на генераторах работаю, а остальные вон, рыбаки да заводские сидят, последние гроши пропивают. Потому мил человек и хмурые, — распалялся работяга, от чего паразит зашевелился и стал потягивать его энергию. — С ума вон от безделья сходят, кто в петлю, кто в реку, кто пулю в лоб. Нельзя ведь, нашему люду без дела, понимаешь? Скисают, да распускаются. От того и лезет им в голову всякая дурь.

— Ладно — ладно, ты не серчай. Сглупил я, признаю. Кстати я Иван, — он протянул руку работяге.

— Тимофей, — пожал крепко шершавой от старых мозолей рукой в ответ работяга. — Ну, будем знакомы.

— Твое здоровье Тимофей, — звякнул своим бокалом о подставленный бокал мастер, как и новый знакомец, осушил его до донышка. — Что, еще по бокальчику?

— Только, если угостишь. Я мелочевку уже спустил, а крупные дробить не охота.

— Да не вопрос, — ответил охотник, и собрался отправляться к стойке.

— Погоди, — остановил его Тимофей. — Тут подавальщица есть. Да только брезгует она промеж пьяных ходить, пока не позовут.

Иван повернулся, и с трудом рассмотрев сквозь клубы сизого дыма стойку, крикнул корчмарю, мол, еще четыре пива. На что тот кивнул. На мастера воззрились несколько осоловелых взглядов завсегдатаях, осмотрели с ног до головы и тут же потеряли интерес, потому что в зале появилась подавальщица.

В белом платье — рубашке расшитом орнаментом, в красном передничке, русая коса до пояса, горделивой походкой, будто пава, она несла поднос с гусем и пивом.

Энергетическая обстановка в зале тут же изменилась. Ток энергетики по телам пьянчуг и простых посетителей заплескался, заструился, зашевелились паразиты, откачивая в свои брюшка хлынувший избыток энергии. Даже хмурый Тимофей оживился, и серость лица сменилась легким румянцем. Заблестели глаза, заалели и вскипели потоки, бегущие по его телу. Коронарные выбросы с силой хлынули в сторону Ивана, и он едва не отшатнулся, но вовремя опомнился.

Тощий паразит на затылке работяги несмотря на активность, не получил и доли энергии от Тимофея. Он был не подвижен и в прозрачное брюшко, не поступило от хозяина ни капли. У остальных напротив, паразиты пили, захлебываясь из встревоженных потоков наполняя свои полупрозрачные брюшка.

Красивая девушка, несущая поднос, напротив была холодна словно айсберг. Она окатывала осклабившиеся пьяные лица холодным взором синих глаз. Казалось один взмах длинных ресниц, и похабная усмешка навеки замерзнет на лице того или иного посетителя. Но в действительности же она умело лавировала среди оживившихся пьянчуг, избегая шлепков и щипков, жирных, и пропахших рыбой, дрожащих рук. Миновав назойливых мужиков эта снежная королева, остановилась у их столика.

Перед Иваном стали появляться пивные бокалы с пенными шапками, только что испеченный, истекающий соком жирный гусь с гарниром из овощей, свежий, душистый хлеб, и такая редкость, как салфетки.

Одну из кружек он поставил Тимофею, что словно невзначай, бросил взгляд на подавальщицу. Иван тоже взглянул на ее миловидное личико, но сразу же был послан, куда подальше надменным взглядом ледяных озер ее глаз. Услужливая фантазия даже предоставила ощущение дуновения, обжигающего холодом ветра.

— Разделим по-братски? — подмигнул мастер, Тимофею указывая на источающего ароматную дымку гуся. — Я один не одолею.

— А? — будто опомнился полыхающий Тимофей. — Не откажусь, — улыбнулся он и снова, вскользь окинул взглядом ладную девушку.

Еще, когда она расставляла заказанное блюдо на столик, Иван заметил, как она украдкой постреливала глазками в Тимофея. В то же время, страшилась встретиться с ним взглядом, а ее холодная энергетика заалела и начинала бурлить. И думал он, что ей богу как дети. Сменяются времена, эпохи, эры, гибнут цивилизации и на их прогнивших останках появляются новые ростки, а человеческое поведение, мимика и ужимки не меняются.