Срочно пишу в Токио Акитори послание. Самогон ударил в голову, и правильно выводить тушью иероглифы стало сложно. В сёдзи просунулась голова самурая и спросила, желаю ли я сегодня видеть Нуэко-сан. Ах, она уже «сан»![41] Вчера еще была «тян». Однако быстро слухи разносятся по замку. Я попросил не беспокоить меня и позвать Сабуро.

Оказывается, мой секретарь уже ждал меня в соседних покоях. Я отбрасываю недописанное письмо, напрягаю свою память на предмет читаного или слышанного о чуме и начинаю диктовать:

— Первое. Срочное послание почтовыми голубями всем коор-бугё всех провинций, крепостей, уездных уделов. В связи с эпидемией чумы запретить сроком на месяц любые передвижения торговцев, паломников, монахов, бродяг по подведомственной территории. То же самое в отношении кораблей в портах. На тракте Токайдо и второстепенных дорогах установить карантинные пункты. Копию приказа отправить генералам Хотте Абэ, Танэде Цурумаки и Таро Ямаде. Второе. Письмо Акитори Кусуриури. «Конничи-ва, Акитори-сан! До меня дошло письмо, сообщающее о пришедшей к нам из-за океана с кораблями гайдзинов страшной угрозе — болезни, именуемой ими „пистес“, или „черная смерть“. Как Вы можете знать из хроник эпох Кэмму и Муромати, этот страшный недуг является к нам с материка, и от него умирают девять из десяти заболевших. Бороться с пистесом не умеют ни в Китае, ни в южных или северных странах. Посему повелеваю срочно выехать со всеми учениками в Киото. Как Вы уже слышали, в столице и окрестностях появились заболевшие пистесом. Это заболевание передается от человека к человеку через воздух. Однако мало оградить пациентов от контактов со здоровыми людьми. Основные переносчики пистеса — грызуны и блохи. После укуса зараженной блохи у людей на месте укуса возникает на коже пузырек, наполненный гноем, который в дальнейшем отравляет все внутренние органы, включая легкие. В легких появляется пенистая кровавая мокрота, которая выкашливается на окружающих, заражая их. Если быстро не выявлять пузырьки и не направлять инфицированных людей в особо предназначенные для содержания больных пункты, которые следует организовать в каждом районе, то скорость распространения болезни значительно возрастает. Заклинаю Вас не пытаться использовать древние методы лечения, на которые вас будут склонять местные врачи. Ни настойка на змеях, ни прижигание пузырьков не помогают в лечении „черной смерти“. Я знаю о Ваших опытах с плесенями и успехах в вопросе выращивания дыни под эти лечебные плесени на аптекарском огороде, однако сейчас наиглавнейшей задачей считаю обеспечение карантина. Даю Вам максимальные права в этом вопросе, вплоть до подчинения всех вооруженных сил в районе Киото. Требую жестко пресекать все скопления людей, включая религиозные шествия, молебны, а также дворцовые приемы и празднества. Соответствующие приказы направляю голубем Хиро. Кроме устройства карантина, хорошим способом борьбы с болезнью являются баня и прожарочные пункты. Всю одежду людей, которые контактировали с больными, следует несколько часов прогревать на железных листах. Таким образом погибнут зараженные блохи. Можно также использовать кипячение в чанах. Тела умерших надлежит сжигать как можно скорее, даже без соблюдения надлежащих ритуалов, ибо они также могут распространять болезнь. Для борьбы с крысами и мышами используйте опыт местных властей по разбрасыванию отравленных приманок. Прошу Вас и Ваших учеников неукоснительно заботиться о собственном здоровье, носить шелковую повязку на лице и каждый день посещать сэнто[42] и паровые бани, мусибуро! Да поможет, вам боги Аматэрасу, Окунинуси и Бисямонтэн!»

Сабуро еле поспевал за моей мыслью, и я сделал паузу. Вроде все правильно расписал. Но чего-то не хватает! Поставки еды в зараженные области, чтобы оттуда не бежали больные? Непременно. Деньги? Сейчас же дам указания клановым казначеям Токио и Киото выдать моему Онищенко все нужные суммы. Письмо императору о грозящей опасности? Обязательно! Сабуро составит в самых вежливых и изысканных выражениях. Однако какое-то чувство неправильности происходящего не оставляло меня. Из глубины души поднималось стремление в этот тяжелый час быть вместе с моим народом. МОИМ? Во оно как, Михалыч… Неужели за этот год я окончательно ояпонился и считаю жителей островов своими? Променял, понимаешь, родину, белые березки, Ивана Грозного и взятие Казани на азиатов «с раскосыми и жадными очами». Впрочем, когда Блок писал своих «Скифов», он-то как раз имел в виду пушкинское «поскреби русского — найдешь татарина».

Мои раздумья прервал вопросительный взгляд секретаря, который уже успел не только все написать, но и разогреть на свечи воск для княжеской печати.

— Вот что, Сабуро-сан… — Я все-таки решился. — Добавьте в письма, предназначенные Акитори Кусуриури и Симодзумо Хиро, что я сейчас же выезжаю в Киото.

Понимал ли я, на что подписываюсь, отправляясь в Киото? Понимал, и очень ясно. Шансы заболеть чумой, а заболев, умереть — весьма велики. И это обесценило бы весь мой труд и труд соратников за последний год. Смерть даймё Сатоми тут же подведет черту под всеми начинаниями, исследованиями… Япония будет завоевана кланом Симадзу или еще каким-нибудь сильным родом аристократов. Самураи не будут долго заигрывать с христианами и очень быстро выставят их вон. Слишком уж отличается цивилизация европейцев от обычаев и культуры японцев. Это значит, что история вернется на круги своя: триста лет изоляции, командор Перри,[43] революция Мейдзи, догоняющая милитаризация общества, война сначала с Кореей и Россией, потом с Китаем и Штатами, ядерная бомбардировка Хиросимы и Нагасаки, миллионы погибших, искалеченных…

Проблема была также в том, что, пожив на островах, я сильно изменился. Западный эгоцентризм постепенно сменился в моем сознании средневековым корпоративизмом. Не все зависит от меня, мир не крутится вокруг моей персоны, все более-менее важные дела делаются сообща. Кроме того, я достаточно трезво относился ко всему тому «прогрессу», что мне удалось устроить. Ну, подтолкнул я немного вперед медицину, оружейное дело, кораблестроение… Производство железа вышло на новый уровень, появились зачатки химии, начата реформа образования и административного устройства, армии. Но приди к власти Симадзу, первые, кого вырежут самураи юга Хонсю, — это мои сподвижники. Все носители знаний — айн Амакуни, доктор Акитори, химик-самоучка Хаяси — пойдут под нож. А уж прирезать гайдзина Джона Фарлоу сам бог велел. А ведь это почти весь небольшой налет цивилизации на огромном пласте средневековой дикости и невежества.

Однако, размышляя над поездкой в чумной Киото, я понял, что вопрос стоит еще глубже. А насколько вообще велика роль личности в истории? Взять, например, Колумба. Если бы он не нашел инвестора в лице испанской королевы Изабеллы, которая, по слухам, ради экспедиции заложила свои драгоценности, была бы открыта Америка? Ведь Христофор обошел пять дворов и был послан почти всеми европейскими монархами. Но если вспомнить, что весь пятнадцатый век испанские и португальские моряки последовательно ходили вдоль побережья Западной Африки, открыли Азорские острова, Канары, Мадейру, ситуация выглядит несколько иначе. Южная Европа жила в состоянии сжатой пружины. Если бы не Колумб, был бы Кабот, Васко да Гама, Америго Веспуччи и еще десятки исследователей. Между открытием Америки и первым кругосветным плаванием прошло всего тридцать лет! Мореплаватели буквально в очередь стояли, ошивались у дворцов королей, выпрашивая финансирование, изобретали навигационные приборы… Первую астролябию придумывают арабы в одиннадцатом-двенадцатом веках, еще сто лет она добирается до Европы, потом два века европейцы пользуются импортными приборами, и вдруг в пятнадцатом веке — бац, создают собственные, компактные и удобные в плавании по океану. Что случилось-то? Неужели дело не в людях, а в случайном техническом прогрессе? Накапливаются по мелочи шальные открытия, количество переходит в качество — и вот уже Колумб рассекает Атлантику на каравелле — первом корабле, на котором можно предсказуемо переплыть океан.