Одно омрачает жизнь нашу высокоранговую. Нет, я не про венерические заболевания сейчас говорю — сам пять раз сифилисом и хламидиозом болел. И не про высокую смертность нашего брата-доминанта (на днях товарищ заживо сгорел в „Альфа-Ромео“, врезавшись по пьяному делу в фонарный столб). Я про субдоминантов. Как же они меня достали! Ни дня покоя. То тут, то там пытаются что-то откусить. Ночью практически не сплю, охрану меняю каждый месяц (а вдруг предадут!), друзей и товарищей у меня давно нет. А как ты с ним будешь дружить, если низкоранговый тебя боится и поддакивает, а выскорангового ты сам опасаешься? Ну, друзья — черт с ними! Подчиненных тоже можно выстроить — хотя девяносто процентов жизни занимает гонять их с утра до ночи, — иначе жди неприятностей.

Девки мои меня убивают! Так и норовят налево гульнуть. И с кем! С эпсилонами паршивыми. Спрашиваю знакомого этолога: в чем, мол, дело? Чем я их не устраиваю? Выясняется, что неверность — это тоже такая сексуальная стратегия. Дескать, альфы — они непредсказуемые. Сегодня с одной, завтра с другой. Вот и предпочитают самки, не дожидаясь измены, найти себе стабильненького субдоминанта, который ее будет обеспечивать, и жить с ним поживать, добра наживать. До чего дошел. Я уже не уверен, что мои дети — мои. Вчера у старшего тайком ночью отрезал прядь волос, чтобы отдать в лабораторию, где проводят генетический анализ. Теперь сижу трясусь, жду результатов. Я так не трясся даже в позапрошлом году, когда ждал своих анализов на СПИД.

Еще одно заблуждение хочу развеять. Дескать, богатство — это свобода. Богатенькие буратины по Куршевелям разъезжают, на горных лыжах катаются. Ну, и все такое. Сказать, чем мы там занимаемся? Честно сказать? Ритуалы! Доминирования и подчинения. Целые сутки даришь подарки, сидишь в приемных, выпиваешь с нужными людьми, демонстрируешь свою верность и ценность вышестоящим особям. Причем каждый раз как по лезвию бритвы идешь. Шаг вправо, шаг влево — расстрел. И никогда не угадаешь, под какой каток можешь попасть. Несколько лет назад я чуть не попал под каток под названием „Ходорковский“. Этот поц тогда в силе был, „семья“ его любила — они на пару с Абрамовичем кошельками работали. А я на взлете был, помощь мне нужна была сильно. Скорешился я с Ходором, продемонстрировал ему свою лояльность, а когда его чекисты под откос пустили — вот страху натерпелся! Думал, все, конец мне. Пойду с ним за компанию по этапу — и будут мне зэки лицо резать! Все висело на волоске, так измучился, что хоть сам в петлю лезь. А что? Лучше уж ужасный конец, чем ужас без конца. Мой сосед, владелец банка, спланировал с пятнадцатого этажа. На него уголовное дело завели за черный обнал, и светила ему десятка. А он предпочел выйти в окно. Страх, липкий ужас — вот что сопровождает нашу жизнь доминантов.

Мы, альфы, не только рабы наших ритуалов и иерархической борьбы. Нет, все еще хуже. Мы лишены простых житейских радостей: проявить заботу и альтруизм — это не для нас. Окажешь внимание ближнему, поможешь кому просто так — значит, слабину дал, решат твои соратники, век бы рожи их подхалимские не видать. И начнут рвать тебя с удвоенной силой. А я уже не железный — и сердце болит вечерами, и простатит с геморроем.

Одиночество. Старость приближается — кто воды подаст? Слуги? Завтра все отберут вышестоящие — и не будет у меня ни денег, ни слуг. Женщины мои? Не любят они меня, да и я их тоже. Дети мои? Мои ли они…»

Паланкин дернулся последний раз и остановился. Пьяная исповедь Виктора Семеновича тут же вылетела из моей головы, и я, с удовольствием потянувшись, вылез наружу. А тут все уже было готово. На небольшом холме расставлены расписные ширмы, расстелены скатерти с едой и напитками, вокруг толпились аристократы, в отдалении стояли музыканты. При моем появлении все встали на колени и поклонились. Я махнул рукой оркестру, и те заиграли что-то заунывно-восточное. Видимо, звук флейты и сямисэна должен помогать сосредоточиться на созерцании осенней природы, листопада.

Но я-то приехал сюда не отдыхать, а работать. И первым делом — встреча с главой старейшин синоби. Ко мне подводят монаха, одетого в оранжевую накидку и конусообразную шляпу, скрывающую лицо. Монах кланяется, слегка приоткрыв свой лик, и я вижу мужчину в самом расцвете сил, с волевым подбородком, черными глазами и сломанным носом. Мы чинно начинаем прогуливаться вдоль стены из ширм.

— Итак, — первым нарушаю молчание, — какой очередной пакости мне ждать от синоби?

— Светлейший! Как можно… — делано оскорбляется Иттэцу. — Сын Неба неприкасаем и священен!

— Ага, в Госё до сих пор стоит запах гари.

— Это были отщепенцы, отбросы. Они наказаны самым жестоким образом. Подобное больше не повторится!

— И какие гарантии этого вы можете дать?

— А какие здесь вообще уместны?

— Легализация. Полное узаконивание кланов синоби. Я создаю специальную Палату внешней разведки, которую вы возглавляете. В ней начинают работать все ваши соратники. Тайные тренировочные лагеря должны быть нанесены на карту, я поручу ведомству Гэмбана проводить в них инспекции, принимать экзамены. Это, кстати, улучшит качество навыков гэнинов. Можно проводить совместные учения — даем задание новичкам разведать что-либо или провести диверсию, а людям Цугары поймать их. Кроме того, полный доступ священников синто к тренировочным базам. Синоби — точно такие же японцы, как и все остальные, и должны иметь возможность проводить обряды.

— И что дальше?! Уплата налогов?

— Финансирование. Все расходы Палаты покрываются бакуфу. Вы перестаете принимать заказы внутри страны — взамен ежемесячно получаете деньги.

Как я и ожидал, тема презренного металла оказалась верной. Началась торговля, обсуждение условий, и через час тяжелых переговоров мы достигли соглашения. Конечно, я не верил в то, что синоби завтра откроют властям все свои базы и схроны, но первый, самый трудный шаг в этом направлении был сделан.

Вторая встреча на пикнике — беседа с послами Чосона, Китая и Сиама. Мой братик Хайра все-таки взялся за ум и наладил некоторое подобие Министерства иностранных дел. Составил список стран, с которыми у нас есть дипотношения, поднял старые договоры о границах. Выяснились всякие неприятные вещи. Например, как и четыреста с лишним лет спустя, у Японии есть территориальные споры с Китаем за острова Сенкаку, Окинаву и еще ряд территорий. Существуют проблемы с Чосоном, который последний месяц заявил об открытой поддержке сацумцев. Послов сильно волнует вопрос долгов. Оказывается, сёгунат Асикаги набрал кредитов от зарубежных правительств, после чего почил в бозе. Дипломаты деликатно мне намекнули, что надо бы взять на себя обязательства прежнего правительства. Ага, держите карман шире. Корея будет поддерживать Такахису, а я, значит, давать им деньги на это благое начинание. Нет уж. Всем, кому должен, — прощаю. С Поднебесной тоже все не очень гладко. Посол Чжоу Ли ведет себя весьма нагло. В ультимативной форме требует возврата фигурок воинов из кургана императора Чжао Куан-иня. Угрожает разрывом торговых связей, эмбарго. Дипломатам что-то известно, раз они стали такими бесцеремонными. Пришлось в грубой форме прервать аудиенцию и возвращаться в плохом настроении во дворец. А красными кленами я так и не смог насладиться.

Как победить депрессию? Во-первых, надо перестать себя жалеть. Когда вы жалуетесь на жизнь, плачетесь своим друзьям и соратникам, они, конечно, проявляют внимание и сочувствие. К сожалению, именно понимание и сочувствие близких поощряет выделение гормона окситоцина (он дает кратковременное удовольствие, но не лечит), а значит, депрессивное поведение продолжается и усугубляется. Во-вторых, физическая активность. Прогулки, тренировки, даже игры в снежки — пускайте в ход все, что можно. Наконец, как ни странно, вкус и запах цитрусовых. Если по первому пункту у меня было все отлично (самураи не плачут), по второму я худо-бедно вернулся к занятиям джиу-джитсу с одним из инструкторов синоби, то третий пункт стал настоящим открытием. Японские мандарины и апельсины оказались жестковаты, кисловаты, но я на них реально подсел. Ел тоннами, раскладывая кожуру в форме лепестков, цветков и еще с десяток различных конфигураций.