– Так их, Аккерман, так их! – радостно закричал Рикетт. Он был снова у окна. – Вот как надо действовать!

Проход между сараями опустел, если не считать серых фигур, которые больше уже не двигались.

– Они отступили, – тупо сказал Ной. – Их больше там нет. – Тут он почувствовал, как что-то мокрое прильнуло к его щеке. Это Бернекер целовал его. Он плакал, смеялся и целовал Ноя.

– Ложись! – закричал Рикетт. – Прочь от окна!

Они нырнули вниз. Через какую-то долю секунды над их головами послышался свист. Пули застучали по стене, ниже «Нормандии».

«Очень мило со стороны Рикетта, – спокойно подумал Ной, – просто удивительно».

Открылась дверь, и вошел лейтенант Грин. У него были воспаленные, красные глаза, а челюсть, казалось, отвисла от усталости. Он медленно, со вздохом сел на кровать и положил руки между колен. Грин медленно раскачивался взад и вперед, и Ной боялся, что он вот-вот упадет на кровать и заснет.

– Мы остановили их, лейтенант, – радостно закричал Рикетт. – Мы здорово им всыпали. Так им, собакам, и надо.

– Да, – сказал лейтенант Грин своим пискливым голосом, – мы хорошо поработали. У вас никого здесь не задело?

– Нет, в этой комнате никого, – ухмыльнулся Рикетт. – Здесь у нас бывалые ребята!

– А в другой комнате Моррисон и Сили, – устало сказал Грин. – А там, внизу, Фаину прострелили грудь.

Ной вспомнил, как Фаин, огромный детина с бычьей шеей, говорил ему в госпитальной палате во Флориде: «Война не будет длиться вечно, и потом ты сможешь подобрать себе друзей по вкусу…»

– Однако… – Грин внезапно оживился, словно готовясь произнести речь. – Однако… – Он мутными глазами обвел комнату. – Ведь это «Нормандия»? – спросил он.

– Да, «Нормандия», – ответил Ной.

Грин глупо улыбнулся.

– Я, пожалуй, закажу на нее билет, – сострил он.

Никто, однако, не засмеялся.

– Между прочим, – сказал Грин, протирая глаза, – когда стемнеет, попытаемся отсюда прорваться. Внизу почти не осталось патронов, и, если они опять полезут, мы погибли. Они сделают из нас жаркое с подливкой, – добавил он тихо. – Как стемнеет, действуйте самостоятельно. По два, по три, по два, по три, – визгливо пропел он, – рота будет выходить группами по два-три человека.

– Лейтенант, это приказ капитана Колклафа? – спросил Рикетт, все еще стоявший у окна, откуда он, чуть высунувшись, вел наблюдение.

– Это приказ лейтенанта Грина, – ответил лейтенант. Он хихикнул, но тут же опомнился и снова придал своему лицу строгое выражение. – Я принял командование, – объявил он официальным тоном.

– Разве капитан убит? – спросил Рикетт.

– Не совсем так, – ответил Грин. Он вдруг повалился на белое покрывало и закрыл глаза, но продолжал говорить. – Капитан временно ушел в отставку. Он будет готов к вторжению в будущем году. – Грин снова хихикнул. Он продолжал лежать с закрытыми глазами на неровной перине. Затем он внезапно вскочил на ноги. – Вы что-нибудь слышали? – спросил он возбужденно.

– Нет, – ответил Рикетт.

– Танки, – сказал Грин. – Если до наступления темноты они пустят в ход танки, жаркое с подливкой обеспечено.

– У нас есть «базука» и два снаряда, – сказал Рикетт.

– Не смеши меня. – Грин отвернулся и стал глядеть на «Нормандию». – Один мой приятель как-то плавал на «Нормандии», – сказал он. – Он был страховым агентом из Нового Орлеана в Луизиане. Между Шербуром и Амброзским маяком его по очереди обработали три бабы… Обязательно, – серьезно добавил он, – пустите в ход «базуку». Ведь она именно для этого и предназначена, не так ли? – Он опустился на четвереньки и пополз к окну. Потом осторожно приподнялся и выглянул наружу. – Я вижу четырнадцать убитых фрицев. Как вы думаете, что затевают оставшиеся в живых? – Он горестно покачал головой и отполз от окна. Ухватившись за ногу Ноя; лейтенант медленно поднялся. – Целая рота, – оказал он, и в его голосе прозвучало удивление, – целая рота погибла за один день. За один день боя. Невероятно, а? Вы, конечно, думаете, что это можно было предотвратить, да? Помните же, как только стемнеет, действуйте самостоятельно и постарайтесь прорваться к своим. Желаю удачи.

Он пошел вниз. Оставшиеся в комнате переглянулись.

– Ну что ж, хорошо, – угрюмо сказал Рикетт. – Мы еще пока не ранены. Вставайте к окнам.

Внизу, в столовой, Джеймисон стоял перед капитаном Колклафом и кричал на него. Джеймисон находился рядом с Сили, когда того ранило в глаз. Они были земляками из небольшого городка в штате Кентукки, дружили с детства и вместе вступили в армию.

– Я не позволю тебе этого, проклятый гробовщик! – бешено кричал Джеймисон на капитана, который сидел за темным столом в прежней позе, безнадежно опустив голову на руки. Джеймисон только что услышал, что если ночью они попытаются вырваться из окружения, Сили придется оставить в подвале вместе с другими ранеными. – Ты завел нас сюда, ты и выводи отсюда! Всех до единого!

В комнате было еще трое солдат. Они тупо смотрели на Джеймисона и капитана, но не вмешивались.

– Да вставай же ты, сукин сын, полировщик гробов! – орал Джеймисон, медленно раскачиваясь взад и вперед над столом. – Какого черта ты здесь уселся? Вставай, скажи что-нибудь. Ведь ты здорово разглагольствовал в Англии! На словах-то ты был герой, когда никто в тебя не стрелял, паршивый бальзамировщик трупов! А еще собирался стать майором к четвертому июля! Эх ты, майор с пугачом!.. Да сними ты эту чертову игрушку. Видеть те могу твоего разукрашенного пистолета!

Не помня себя от гнева, Джеймисон перегнулся через стол, выхватил из кобуры капитана украшенный перламутром пистолет и швырнул его в угол. Он попытался сорвать и кобуру, но она не поддавалась. Тогда он выхватил штык и свирепыми, неровными ударами отрезал ее от ремня. Он бросил блестящую кобуру на пол и стал ее топтать. Капитан Колклаф не пошевелился. Остальные солдаты продолжали безучастно стоять у резного дубового буфета.

– Мы должны укокошить больше фрицев, чем кто-либо другой в дивизии, ведь так ты нам говорил, кладбищенская собака? Ведь за этим мы и прибыли в Европу? Ты ведь собирался заставить всех нас внести свой вклад, не так ли? А сколько, немцев ты сам убил сегодня, сукин ты сын? А ну, давай, давай поднимайся, поднимайся! – Джеймисон схватил Колклафа за плечи и поставил на ноги. Капитан продолжал оцепенело смотреть вниз, на стол. Когда Джеймисон отступил назад, – Колклаф медленно соскользнул на пол. – Вставай, капитан! – в исступлении кричал Джеймисон, стоя над Колклафом и изо всех сил пиная его ногой. – Произнеси речь. Прочитай нам лекцию о том, как можно потерять целую роту за один день боя. Произнеси речь о том, как оставлять раненых немцам. Расскажи, как надо читать карту, поболтай о воинской вежливости. До смерти хочется тебя послушать. Иди-ка в подвал и прочти Сили лекцию о первой помощи, а заодно посоветуй ему обратиться к священнику насчет осколка в глазу. А ну, давай говори, расскажи нам, как обеспечивать фланги в наступлении, расскажи нам, как мы хорошо подготовлены, расскажи нам, что мы экипированы лучше всех в мире!

В комнату вошел лейтенант Грин.

– Убирайся отсюда, Джеймисон, – сказал он спокойно. – Возвращайтесь все на свои места.

– Я хочу, чтобы капитан произнес речь, – упрямо твердил Джеймисон. – Одну небольшую речь для меня и для ребят, что там, внизу.

– Джеймисон, – повторил лейтенант Грин пискливым, но властным голосом, – возвращайся на свое место. Это приказ.

В комнате воцарилась тишина. Снаружи застрочил немецкий пулемет; и было слышно, как пули с жалобным свистом застучали о стены. Джеймисон ощупал предохранитель своей винтовки…

– Ведите себя как подобает, – сказал Грин тоном школьного учителя, обращающегося к ученикам. – Идите и ведите себя прилично.

Джеймисон медленно повернулся и вышел. Трое других последовали за ним. Лейтенант равнодушно взглянул на неподвижно лежавшего на полу капитана Колклафа. Он не помог капитану подняться с пола.