— Нет, ну почему же? — Пытаюсь справиться с замком и невесть откуда взявшимся сильным волнением, дёргаю ключ в скважине, но он всё время заедает, требуется недюжинная сила, чтобы открыть дверь. — Афанасий молодой, крепкий, с татуировкой. Он у нас тут, знаете ли, нарасхват. За ним очередь.

— Большая?

— Ну, приличная очередь: человека три-четыре. Почтальон, продавец, фельдшер, — как дурочка загибаю пальцы.

Максим неожиданно громко и заливисто смеётся. У него приятный хриплый тембр голоса, и от этого располагающего к себе звука у меня совсем не кстати по загривку ползут мурашки. Я оборачиваюсь, чтобы фыркнуть, а сама залипаю на его фигуре. Эта чёрная рубашка, очень хорошо подходящая ему, придаёт его мускулистому телу неповторимой элегантности.

— Татуировка, спрашиваю, большая у вашего Афанасия?

— А-а-а, — в тысячный раз краснею, позорище какое-то нескончаемое. — Ну, нормальная такая, красивая татуировка, а что?

— В интимном месте рисунок или, как говорится, у всех на виду, в общедоступном?

— А это вам зачем? — всплеснув руками, пытаюсь успокоить дыхание.

— Я просто пытаюсь понять, Ксения, как далеко зашли ваши с большим начальником отношения. Если вы видели татуировку на его ягодице, то мне уже и ловить тут нечего, понятно, что замуж вы пойдете за него.

И снова мои щёки алеют нешуточным румянцем. Он как будто всё про меня узнал, и теперь стыд за нелепые и ненужные отношения с замглавой администрации просто как заноза в пальце.

— Ну, знаете ли, это не ваше, Максим, дело.

Продолжаю мучить дверь сарая. Я уже не соображаю вообще, как её открыть.

— И что там у вашего начальства выбито? Золотые купола?

— Ага, маковки на всю волосатую грудь.

Максим снова смеётся.

— Всё равно я окончательно запутан и нахожусь в смятении. Зачем при живом Афанасии вам понадобился я?

Он отбирает у меня ключ и лёгким движением руки отпирает сарай. А я, залюбовавшись сильными руками, понимаю, что абсолютно точно теперь стыжусь своих отношений с Афанасием. Я ведь его никогда не любила. А позволила многое. Зачем? Почему? Наверное, боялась, что со смертью Ивана закончится моя жизнь.

— Не вы, Максим, а приличный, скромный мужчина для фиктивного брака. — Захожу внутрь сарая и с мандражом внутри оглядываю пыльные полки и бардак в инструментах.

В углу паутина такого размера, что впору снимать фильм ужасов.

— Дайте угадаю. Афанасий жениться не спешит, а вам нужно разобраться с инспекцией?

Оборачиваюсь. Глядя ему в глаза. В них пляшут смешинки.

— О господи, — кривится Максим, продолжая ехидничать. — Афанасий уже женат?

Смотрю на Дубовского исподлобья, вздыхаю с вырывающимся из груди глубоким недовольным рыком. Максим подходит ко мне и становится рядом, заглядывает в деревянные ящики, помогает искать лампочку.

— Не угадали, Дубовский. Подумайте лучше.

Я перебираю пыльные коробочки. Встаю на носочки. Он роется рядом.

— Для нашей страны это прям очень большая редкость, но всё же смею предположить, что Афанасий у нас другой ориентации. А вы были для него прикрытием, но жениться это уже прям очень сильный шаг, и на последнем повороте он сдулся.

Смотрю на него искоса, поджав губы.

— Я даже забыла, зачем мы сюда пришли.

— Ну откуда же мне знать? — хохочет Максим, разводя руками. — Что там у вас с Афанасием за отношения?

— Так может стоит спросить у меня? — звучит за нашими спинами голос замглавы администрации.

И мы оборачиваемся одновременно. На пороге стоит Афанасий собственной персоной. Вот что называется: помяни чёрта — он и появится.

* * *

— Можно узнать: а что здесь происходит? Мне участковый сообщил, что возле твоего дома стоит подозрительная тачка. Что какой-то мужик вломился к тебе и не уходит. Но так как сам Виктор сейчас очень занят — у его дочки старшей выпускной, он не может подъехать, поэтому я пришел спасти тебя.

— Ваш участковый занят и не может прийтии спасать жителя подконтрольного ему участка? — Чуть отходит от меня Максим и, полностью развернувшись, прячет руки в карманы, с интересом разглядывая «гостя».

— Ну да. У нас спокойный городишко. Витя знает, что Ксюша под моей защитой и с ней ничего не может случиться.

— Повезло, Ксении. — Слегка поворачивается ко мне Максим и, просияв едва заметной улыбкой, осматривает меня с ног до головы.

— А вы кто, собственно?

— Ох, я забыл представиться.

Макс делает шаг и протягивает Афанасию руку. Тот нехотя подает свою, их пальцы соприкасаются. Я себя чувствую так, словно меня положили на плаху и вот-вот отрубят голову.

— Я Максим Дубовский. Ксюшин жених.

На минуту в сарае повисает пауза. Даже пчелы перестают жужжать, а птички чирикать.

— Вот как? — медленно переводит взгляд с Максима на меня Афанасий.

Когда он смотрит мне в глаза, я думаю, что, наверно, прямо сейчас умру на месте.

— Ещё вчера ты валялась со мной на сеновале, а сегодня у тебя уже появился жених! Какая же ты быстрая, Ксения!

Вот же сволочь. Моё лицо тут же покрывается краской стыда и бессильной злобы. Я не хотела таких подробностей для Максима. Мне не по вкусу вся эта ситуация.

Потупив глаза, прямо чувствую, как Дубовский в очередной раз меня разглядывает. Я, конечно, хотела его выставить и отправить туда, откуда он приехал, но почему-то в глубине души мне очень жаль его разочаровывать. А ещё я совсем не желаю, чтобы вся наша «деревня» была в курсе того, что я дала брачное объявление. И больше чем уверена, Максим сейчас опять спросит: «Зачем вам понадобился фиктивный брак, если у вас есть жених?»

— Теперь понятно, почему она не пошла за вас замуж, Афанасий — большой начальник. Настоящий джентльмен никогда не опустится до того, чтобы рассказывать подобные вещи о своей даме в присутствии постороннего. Тем более мужчины. Вы тюха-матюха и деревенщина, Афанасий!

— Чего?! — глаза Котова лезут на лоб, лицо искажается, губы дёргаются, и, недолго думая, Афанасий кидается на Максима с кулаками.

Но, оказывается, он только с виду такой мощный и здоровый.

На самом деле замглавы администрации — слон в посудной лавке. Дубовский легко обманывает его, согнув пополам и вывернув за спину руку.

Максим даже не нервничает. Говорит спокойно и без эмоций. Меня поражают его проницательность и сообразительность. Он всё понял, сразу расставил по местам. Я даже взвизгнуть не успеваю. Так и стою, открыв рот и заворожённо наблюдая за действиями гостя из столицы.

— Если дама против отношений, Афанасий, к сожалению, не знаю, как вас по батюшке, не стоит настаивать. Надо гордо уйти в сторону и найти другую женщину. Нужно быть благодарным за часы, проведённые в её компании и отпустить, если она этого желает. А пытаться настаивать... — Он выворачивает руку Афанасия сильнее, и тот вынужден кряхтеть. — Это путь охламонов и невежд. Вы же не хотите, чтобы Ксения считала вас невеждой? Вы же из администрации города, насколько я понимаю. Так что, пожалуйста, держите марку и докажите нам с Ксенией, что туда берут только самых достойных.

— Отпусти меня, шваль!

— Афанасий, что нужно сказать человеку, чтобы он выполнил просьбу? Что вообще в такой ситуации говорят воспитанные люди?

— Пожалуйста, урод!

— Ну вот, — отпускает Максим руку Афанасия. — Не могу отказать.

Максим разминает плечи, поправляет рубашку. А красный как рак замглавы администрации пыхтит, кричит жуткие слова, топчется на месте, скалит зубы и машет кулаком, угрожая. Правда, больше не кидается.

— Я это так не оставлю! Я ещё устрою! А ты, Ксения… Ты… Вместо того чтобы выбрать правильный путь, сама себя погубила окончательно! Так и знай! Попомни моё слово! Я тебя, Ксения Акимова… Жди!

Афанасий уходит из сарая. А я, смяв подол майки, в шоке присаживаюсь на большой старый пень, выкорчеванный в саду ещё моим отцом и использующийся в сарае вместо стула.

— Как же я дальше жить здесь буду?! — Руки трясутся, за детей страшно. — Он же никогда этого не простит. У него знаете какой характер? — шепчу будто в бреду. — Он нашего электрика Бориса чуть со свету не сжил, когда тот его на велосипеде из лужи обрызгал.