— Где? — снова хлюпнув носом, младшая настороженно наблюдает за ним.

— Ну ты даешь, маленькая. Мермедия — это волшебная страна, в которой живут русалки.

У Максима в руках чудом появляются зелёнка, ватные палочки, бинт. Он убалтывает мою дочь, дует на ранку как паровоз и, рассказывая ей о каких-то там волшебницах, ключах и магических ягодах, мажет вокруг раны бриллиантовый антисептик, а на поверхность накладывает салфетку, смоченную хлоргексидином. Дальше фиксирует всё это дело бинтом. Я, если честно, в шоке.

— А это вы откуда умеете?

— Медбрат в военной части от звонка до звонка! — отвечает на мой вопрос Максим и хитро улыбается, затем добавляет: — Или, может быть, я хороший дядька с опытом в три племянника-сорванца? А вдруг, Ксюшенька, я папка внебрачных близнецов? Отсюда у меня такой обширный опыт лечения детских коленок! — смеётся Дубовский.

— Спасибо большое за помощь. Но вы надо мной явно издеваетесь, Максим. — Беру на руки младшую и иду к дому.

— Ну что вы, Ксюша. Я бы не посмел.

— Зачем вам фиктивный брак?

— Потом скажу, давайте лучше покормим детей. — Помогает он мне вернуться в дом.

Дубовский явно никуда не собирается. Опять заходит за нами в дом, разувается, аккуратно убирает обувь в сторону, придерживает дверь. Если подумать логически, то упрямство не такое уж плохое качество. Особенно для настоящего мужчины, привыкшего получать то, что ему нужно. Добиваться своего. И Максим явно настроен осуществить идею фиктивного брака. Но мне до сих пор непонятно, зачем ему это, и потому я ему не доверяю. Да и слишком он красивый. Ну это же напасть какая-то. Стоит обернуться, встретиться глазами, и желание выгонять его тут же пропадает. А фиктивный брак — это прежде всего деловое соглашение. Вот какие могут быть с ним дела?

— Красиво тут у вас, Ксюш. Я пока за зелёнкой прогулялся, вокруг меня витал такой чудный аромат разогретого на солнце сада, — рассказывая, он аж жмурится от удовольствия, — а над нежными кисточками этой вашей крупной, махровой сирени, — демонстрирует руками размер, — никогда такую не видел, жужжали пчёлы, чирикали пташки. Чудеса. В городе такого не увидишь.

— Это «Красавица Москвы». Сорт такой, считается самым красивым сортом сирени в мире.

— Великолепно. Только темновато у вас в зале, ветки деревьев надо бы убрать, а то пол-окна закрывают. — Включает свет.

Знаю я про эти ветки, только руки всё никак не доходят, хотела Егорку попросить, да он тоже вечно занят. А самой не управиться.

Смотрю на него и ушам своим не верю. Максим всё же с виду человек неплохой. Вот взять хотя бы того же Афанасия: всегда себя вёл так, будто я должна радоваться тому, что он выбрал именно меня. Ещё бы, его тут невесты местные избаловали. А Максим вроде богатый, городской, но с интересом меня разглядывает, и если прибавить сюда магически привлекательную внешность, то выгонять его из дома совсем не хочется. Самое интересное, что я его не знаю, но при этом он ни капельки меня не раздражает, даже наоборот, его помощь с детьми очень даже к месту.

Но я же не могу оставить чужого мужчину в доме? Кроме того, что это опасно, глупо и из разряда ситуаций, о которых потом пишут в новостях: «Как она до такого додумалась?», это ещё и неприлично. С Афанасием мы вроде как официально встречались и состояли в отношениях. А Максима я знаю два с половиной часа. Стыдоба какая-то. Надо всё-таки, чтобы он ушёл.

Он остаётся в коридоре, у раскрытой двери в ванную.

— А у вас нет каких-нибудь важных дел, Максим? Спасибо, — благодарю Дубовского за полотенце и, умыв лицо Никуше, вытираю её покрасневшую от слёз мордашку.

— Каких например?

— Ну не знаю. Бриллианты пересчитать, «Ролекс» смазать, — кивком указываю на его дорогостоящие часы.

Он отходит в сторону, пропуская нас с дочерью.

— Нет. До следующих выходных я совершенно свободен, Ксюшенька. Так что у нас полно времени, чтобы познакомиться.

— Вы собрались в нашем доме до выходных пробыть?

— Так ведь всего четыре дня осталось, и потом — после свадьбы мы всё равно будем жить вместе.

Мы с Максимом переглядываемся, и моё сердце бросается вскачь, как пришпоренная лошадь. Плюс ко всему я ощущаю непривычное тепло во всём теле. Здравствуйте, приехали! Испугавшись своей реакции, тут же отворачиваюсь.

А в это время слышен вскрик Аси:

— Мама, ты что же, замуж за курьера собралась? Ты с ума сошла сошла?

— Не надо так грубо разговаривать с мамой, — вступает в разговор Максим, улыбнувшись моей старшей.

— То этот противный Афанасий приходил, теперь какой-то курьер! Мама! – психанув, Ася залезает с коленями на диван и начинает ныть.

— Ху из Афанасий? — обжигает меня взглядом Максим и вопросительно приподнимает правую бровь.

Улыбка с его лица исчезает.

— Он большой начальник и мамин жених. Так сказала баба Аня. И он мне тоже не нравится!

— Ася! — покраснев, ругаю дочь.

Почему-то мне не хочется, чтобы Максим знал про мою интрижку.

— А вы прямо-таки шкатулка с секретиками, Ксения, — он больше не улыбается и опять ведёт бровью. — Ну и зачем вам фиктивный брак с курьером, если у вас есть большой начальник?

— А вам фиктивный брак зачем?

Дубовский, рассмеявшись, смотрит прямо на меня. В тёмных глазах столько тайн, что я даже теряюсь.

— Ксюша, ну так нечестно. Вы так и пытаетесь меня подловить. И всё выведать.

— Значит, знать, зачем мне фиктивный брак — честно, а зачем вам — нечестно. Скажите спасибо, что я не пытаюсь вызвать участкового. Незнакомец расхаживает у меня в доме, хозяйничает, ищет, на чём бы поиграть, — пытаюсь я вернуть себе строгий вид и намекаю на гитару.

— Лечит ваших детей.

Киваю. Над головой начинает мигать лампочка, затем неожиданно тухнет. Максим закатывает рукава и берёт табурет, забирается на него.

— Может, отключим электричество, прежде чем вы полезете туда руками?

— Боитесь за меня? — стреляет золотом глаз, подмигивая. — Не стоит, у вас же есть Афанасий.

Вздыхаю.

— Да нет, я за вас не боюсь, Максим, просто у меня, как вы успели заметить, не очень хорошо с оказанием первой медицинской помощи. Помню только, что вас в случае чего надо будет ударить деревянной палкой.

— Чтобы добить? — Крутит лампочку в руках. — Перегорела, зараза.

— Отделить пострадавшего от токоведущих частей.

— Ого! Умная вы все-таки, Ксения. Не по годам.

— А то.

Усаживаю младшую на диван рядом со старшей, которая по-прежнему ноет, но не так сильно, учитывая, что никто не обращает на неё внимания. Ставлю перед Никой две миски гречки. Пусть опять перебирает, её это успокаивает.

— У вас другая лампочка есть, Ксения?

— Да. В сарае. Сейчас принесу.

Максим с умным видом направляется к своей обуви в коридоре.

— Отлично. Я с вами.

Девочки остаются дома, а мы с Максимом выходим на улицу. Лёгкий ветерок приносит с огорода запахи душистой зелени и цветов. Идём за лампочкой к сараю по заросшей тропинке. Вокруг моего сада растут кусты сирени и бирючины, в саду — яблони, груши и сливы, а у ворот — два высоких клёна. Белая акация и сирень пахнут так сильно, что, кажется, воздух и сами деревья одурманены собственным ароматом. Вообще у меня очень красиво, но конкретно здесь кусты и сорняки разрослись до того буйно, что совсем скоро могут заслонить собой и сам сарай. Опять стыдно за то, что мой участок в этой части сада не выглядит идеальным. Грядки я пропалываю, чтобы росли ягоды и овощи, а вот на такие вещи меня просто не хватает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

На покосившихся дверях висит большой, амбарный, давно проржавевший замок. Я сквозь землю готова провалиться из-за того, что дверь давно не крашена, выглядит ободранной и держится на соплях.

— Ну и какой он, этот ваш начальник? — Вздрагиваю, услышав проникновенный глубокий голос Максима за спиной, а он продолжает: — Большой, толстый и старый?