— Ладно. — Ловко прогуливаясь пальцами по позвоночнику, вызывает новую жаркую пульсацию во всём теле. — Я же тебе объясняю, Ксюшенька, что моими заказчиками выступают федеральные, территориальные и муниципальные предприятия. Обычно это полностью государственные учреждения или органы власти, ну иногда организации с частичным участием государственного капитала. Поэтому, когда я сообщил некоторым своим коллегам, что на нас наезжает хамло Афанасий из Большевика, они мне сразу же помогли. Потому что своих не бросают.

— Хорошо, почему сразу не позвонил, как только возникли проблемы? — Непроизвольно жмурюсь и прикусываю нижнюю губу, когда Максим, продолжая обнимать меня, откидывает волосы, зарываясь носом в ямку на плече.

— Хотел справиться сам, по-нормальному, но Афанасий зашёл слишком далеко. Ты пойми, Ксюнь, большая часть госзакупок проходит на открытой конкурентной основе с публикацией результатов в интернете, но если человек с опытом, тогда контракты сами текут в руки.

— Как ты?

— Как я, солнышко.

— А жениться на первой встречной тебе зачем?

— Ну какая же ты первая встречная, Кюшенька? Ты посмотри, как меня от тебя клинит.

— Это сейчас, когда мы пообщались. А до этого? У тебя было объявление, в котором ты писал о возможности фиктивного брака.

Максим прикусывает мочку моего уха, и я, цепляясь за его плечи, в тысячный раз закатываю глаза.

— Говорят, что там всё держится на откатах, в твоих закупках?

— Есть такое, но законы, регулирующие распределение бюджетных денег, с каждым годом становятся всё строже. Поэтому у государственных заказчиков не остаётся возможностей подтасовывать результаты участия в закупках или уклоняться от заключения договора. А я в этом бизнесе давно. По-прежнему остаются «законодательные дыры»…

— И ты этим пользуешься.

— Немножко.

И снова губы.

— Нет! Стой! — Мотнув головой, упираюсь ему в плечи. — Мы должны разобраться.

— Ты хочешь за меня замуж или нет?!

— Хочу, — выпаливаю, не подумав.

— Ну вот и отлично.

И опять мой рот сводит от жарких поцелуев.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Тогда пошли! — Переплетая наши пальцы, тянет меня к зданию Максим.

— Почему я? Почему не мисс Москва 2018 или 2020?

— Ты хотя бы представляешь, насколько эти женщины избалованы мужским вниманием? Что они там пьют, употребляют и какие от них родятся дети? Думаешь, они согласятся варить мне кофе по первой просьбе или кинутся фиксировать пальцы ноги, если я уроню на них топор?

— Думаю, что нет.

— Вот именно. Сама подумай, на фиг мне такая жена?

— А двое чужих детей тебе на фиг?

— А куда их деть, если они уже есть, Ксюшенька? — красиво улыбается Максим. — Ах, чёрт, чуть не забыл! — Кидается к машине Дубовский, потом обратно, но уже с букетом, вручает его мне.

— Ну вы идёте или нет? — выглядывает из-за двери незнакомый мне мужчина в белом костюме.

— Это Саня, он свидетель.

Заходим внутрь.

— А Михайловну ты знаешь, она твой свидетель.

Я, открыв рот, смотрю на восседающую в белом блузоне соседку. Я ещё обратила внимание, что, после того как принесли сарафан, её нигде видно не было. Вот же зараза. И что он ей пообещал? Новую рассаду для палисадника?

— Дети с Егором, не волнуйся, — чинно складывает руки соседка на своей старомодной бархатной юбке.

— Прости, но Виолетту я звать не стал. — Зависает позади меня Дубовский, разминая плечи. — Она сеет между нами отрицательную энергию.

— Прошу, — улыбается регистратор, кажется, Зинаида Никифоровна.

Я этой тётке когда-то мёд продала, и она осталась жутко недовольна, а теперь скалится, словно выиграла миллион. Хотя кто его знает. Может, и выиграла — за срочную регистрацию.

— Стой, почему я? — Оборачиваюсь и, положив ему руки на плечи, заглядываю в глаза.

Они блестят золотом, а ещё я видела его без майки, и никто в здравом уме неспособен отказаться от мужчины, у которого скульптурный загорелый торс и что-то вытатуировано на груди на кельтском. Эта маленькая надпись манит своей таинственностью не меньше, чем сам Дубовский.

Я в шаге от того, чтобы сдаться.

— Ты хочешь правду? Я скажу тебе правду. Мне хотелось пожить нормальной жизнью, где женщина всё делает для меня искренне, а не ради бабла, поэтому я и выбрал этот способ. Скажу честно, ты не первая, к кому я ездил, до этого была Наташка из Северного, Инна из Лагойска, ну и Алина из Лаптево. И я бежал от них, сверкая пятками.

У меня отваливается челюсть.

— Но, когда я встретил тебя, Ксюша, всё это уже не имело значения. Твои остроумные ответы в переписке заинтересовали бы любого мужчину, ты умная, красивая, горячая, такая…

— Обычная.

— Соседка справа у тебя обычная, а я лучше знаю, какая ты. Я ведь мужчина. Ты справлялась со всем сама. Я тебя уважаю, блин, да что тебе ещё надо? Пошли.

Я вроде бы и пытаюсь упираться, но всё равно иду. Зинаида всё делает по правилам, и, когда меня спрашивают, согласна ли я, почему-то отвечаю «да». Максим тоже. Мы расписываемся, где нужно. Всё будто во сне.

— Дубовская Ксения Владимировна, властью данной мне…

— Нет. Это ещё что такое? Стойте! Какая ещё Дубовская? Я же не говорила, что буду менять фамилию?!

— Это он решил, — фыркает Зинаида.

Я поворачиваюсь к Максиму, чтобы поругаться, но меня глушит марш Мендельсона.

— Как ты могла выйти замуж за курьера и не позвать нас на свадьбу! — всплеснув руками, рыдает моя старшая дочь. — Я должна была нести корзинку с цветами и таскать твою фату!

— Ася, доченька, — вздыхаю, — послушай меня. Это ненастоящая свадьба. Это делается для того, чтобы злая комиссия не отобрала вас у меня. Брак между мной дядей Максимом фиктивный.

— Брак, может, и фиктивный, но брильянт вполне себе настоящий, — с завистью кривится на кольцо на моём пальце Виолетта.

По моему скромному мнению, с кольцом Максим перегнул. Такой здоровенный камень больше подходит британской принцессе, чем пчеловоду Ксюше. И как только с размером угадал? Ниточкой, что ли, померял, пока я спала?

— Почему нас с Никой не позвали? Почему втихаря всё? Вон баба Аня была!

— Я близкий человек, так что ничего удивительного, — хвастается Михайловна, горделиво выпячивая вперёд грудь во всё том же белом блузоне.

— А как же тадам? — уже не плачет, но всё ещё злится старшая.

— Какой ещё тадам?

— Как какой? Мама, ну помнишь, когда участковый наш женился, у него тадам был и две команды, жениха и невесты. И мы обматывали невесту рулоном туалетной бумаги. Это было весело! А теперь выходит, что тебя без нас с Никой обмотали, а мы даже не видели!

— Тамада, — подсказывает Максим и, почесав нос, смеётся в кулак.

— Ничего такого не было, просто регистрация. И тамады не было. Я не люблю все эти конкурсы и не хочу, чтобы меня чем-то обматывали.

— И всё равно! Почему нас не позвали?

— Да! — поддакивает ей младшая. — Да-да!

— Мне тоже интересно почему? — скрещивает руки на груди Виолетта.

— Вита, мне кажется, когда я говорила: семейный совет, — я ни разу не имела в виду тебя.

На диване в рядок сидят Ника, Ася, баба Аня, Егор, а на подоконнике присел Максим.

— А у меня, может, душа за тебя болит, соседка, — отвечает Виолетта. — Просто тебе этот франт столичный глаза шорами закрыл, и ты уже друзей настоящих не узнаёшь.

— Это тебя уже муж с детьми не узнают, так редко ты в своём доме бываешь.

Максим смеётся, явно оценив шутку. Обернувшись, ловлю на себе его горячий взгляд. Этот большой сарафан всё равно идёт мне, и Максим не сводит с меня глаз. Мне капельку стыдно и чуточку неловко. И я убираю за уши волосы, потому что от жарких комплиментов, которые он делает, разглядывая меня, даже и не знаю, как не покраснеть и при этом ещё успокоить детей.

— А давай организуем праздник. Позовём всех и тадама пригласим. Устроим конкурс для жениха, буду опознавать невесту на ощупь. Ну помнишь, жениху дают потрогать коленки девушек, присутствующих на торжестве, а он ищет свою.