Только не опять, я не могу опять… Как было с Иваном.

— Эй, ты чё орёшь?

— Афанасий?! — перестаю ныть и тру кулаками глаза.

Вижу в дыру в заборе, что, поправляя штаны, со ступеней спускается замглавы администрации.

— Чё примолкла? Удивилась? Не стоит. Думаешь, я только с тобой спал, что ли? Всегда тебе изменял и жениться хотел из жалости, думал с детьми помочь. А ты дурой оказалась! Чё надо-то?

На меня нападает ступор. Правда, тут же отпускает. С детьми он хотел посодействовать — вначале натравил комиссию, потом взялся помочь… Помогальщик чёртов.

Надо же! Опять распетушился. То скулил, за батю просил, а то снова море по колено. Впрочем, плевать.

— Марина мне нужна! В ваши дела я не лезу!

— А ты чё, в свадебном платье, что ли?! — усмехается. — Слышал про праздник. Не мешал. Таки вышла за своего идиота. Быстро вы.

— Марину позови! Помощь, говорю, нужна!

— А ты тут не кричи. Соседей разбудишь. Лучше расскажи, что случилось. С детьми, что ли, что-то?

— Позови, пожалуйста, Марину! — шиплю сквозь зубы. — Мне нужна её помощь.

Не знаю, как он догадывается.

— А, понял! Твой кобель перебрал и теперь нуждается в поддержке и опоре.

— Марину позови!

— Не позову. Я хочу, чтобы ты страдала, как мучился я, когда ты меня бросила!

Плюнув и наматывая сопли на кулак, бегу обратно. Меня аж колотит. Надо собраться и успокоиться. Думать.

Прибежав домой, я вижу всё ту же картинку.

— Где фельдшер?!

— Там Афанасий.

— Афанасий?! — Мотнув головой. — Я дозвонился в скорую. У них одна машина, и она на выезде. У бабы Нюры инфаркт.

— А вдруг у него тоже инфаркт! — ору на Егора, кидаюсь к мужу. Упав на колени, глажу по волосам, не знаю, что делать.

— Может, его бить надо, поливать водой?! Трясти?! Мы Михалыча трясли, когда его ударило током.

— Я не знаю, — снова впадаю в истерику. — А если мы сделаем хуже? У него голова болела часто. Мне неизвестно, что с ним.

В это время из комнаты выползает моя заспанная, растрёпанная дочь.

— Мама, что случилось?

— Иди спать, — рыдаю, никак не могу взять себя в руки. — Егор, уведи её!

Быстрей бы приехала скорая. Шепчу какую-то молитву, пытаюсь собрать мысли в кучу, и в эти секунды начинает звонить телефон Макса, на экране горит «Саня». Его друг. Его приятель должен что-то знать. Он наверняка в курсе.

— Что с ним? Что?! — ору в трубку без всякой прелюдии.

— Уже? — спокойно отвечает этот Саня, с которым я познакомилась только сегодня днём. — Максиму надо в больницу.

«Уже?!» Что это такое? Почему? Ничего не понимаю. Что значит «уже»?!

* * *

«Мужчина ищет жену для прогулок по лесу. Хочу познакомиться с девушкой, которая тоже любит гулять, сидеть где-то между деревьев или у пруда и слушать птиц. Был и в краснодарском лесу, и в кировском. Нигде не заблудимся, т.к. компасом пользоваться умею:) Согласен на фиктивный брак.»

Закрыв глаза, вижу его объявление. Оно стоит передо мной, как будто я прочла его только что. Я не помню, как мы добрались до больницы, как Максима забрали в реанимацию, как подключили ко всем этим аппаратам. Что-то вкололи мне, выставив в коридор всю такую неадекватную, впавшую в очередную истерику. Обнаруживаю себя сидящей на пластиковом кресле в коридоре. Рядом Саня, Егор остался с детьми. Ужасно болит голова и хочется в туалет. Но я боюсь сдвинуться с места. Слышу, как пиликают датчики на теле моего мужа.

— Вы его официальная жена? Брак зарегистрирован?

Кивнув и не отрывая затылка от стены, перевожу безразличный взгляд на медсестру. Я мало что запомнила, только отголоски разговоров дежурного врача о том, что нужно везти в Москву и держать здесь пациента нет смысла. А ещё есть множество листов с обследованиями и снимками. Целая куча бумаг с непонятным словами и ужасным, душераздирающим диагнозом.

Сев рядом с Саней, больше не плачу и просто отключаюсь. Тупо вырубаюсь, словно сама теряю сознание. Вздрагиваю, очнувшись лишь под утро. И, резко дёрнувшись, встаю, рвусь к медсестре. Но из услышанного ночью и так понимаю, что ничего не изменится, пока ему не сделают операцию. Это единственный выход.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ты почему посреди ночи звонил? — Поворачиваюсь к Сане, который никуда не ушёл и сидит рядом со мной, скрестив руки на груди.

— Я с вашей почтальоншей у реки гулял. — Сально усмехнувшись.

— Любовь к водоёмам у вас с Максимом прям семейное, как я посмотрю.

— Да уж, — тяжело вздыхает. — А там его тачка стояла, и какие-то подростки вокруг неё терлись, будто колёса хотели пробить. Я чёт занервничал. Да и немного подшофе был, не подумал, что в брачную ночь звонить молодожёнам тупо. — Ещё один громкий вздох. — Оказалось, не зря набрал.

— Мы их встретили. Подростков этих.

Со стоном закрываю руками глаза:

— Почему он не лечился в Германии? Швеции? Австралии? Ведь были же деньги! — говорю в свои ладони, оттого звук получается глухим и неразборчивым.

— Держи. — Суёт мне пластиковый стаканчик, судя по запаху — чёрный кофе. — Тебе надо быть сильной. Это поможет взбодриться.

Мычу в ладони громче. Всё ещё надеюсь, что проснусь, а рядом со мной красавец муж отдыхает в нашей семейной постели.

— Почему не лечился за границей? Потому что он вообще не хотел этой операции. Уж таким он был человеком.

— Не говори о нём в прошедшем времени! — злюсь.

— Ксюша, ради бога, ты, главное, пойми, что это выбор Максима. Я его понимаю, так как последствия после удаления опухоли головного мозга могут быть самыми разными. Это может быть нарушение подвижности человека, изменение его психологического состояния, ухудшение слуха, зрения. Иногда после лечения человек не может читать, разговаривать или даже шевелить пальцами. Он этого не хотел.

И всё равно плачу. Не могу смириться.

— Ксюша, он не хотел так жить.

— Ну да! Лучше вообще не жить!

— Или прожить по максимуму, как хочется. Это его выбор.

— Но есть же разные методы, медицина шагнула вперёд. У них там за границей…

Саня меня перебивает:

— Он пробовал этот, как его, лазерный метод, но у него пошла аллергическая реакция после какого-то там газово-спреевого охлаждения, пришлось от этого отказаться. В общем, вот.

Достаёт ещё одну бумагу, суёт мне. Читаю: «Отказ от операции».

— Это его решение. Видишь, заверено у нотариуса.

— А фиктивный брак ему зачем понадобился?

Саня разглядывает свои руки и улыбается, грустно так, задумчиво. По всему видно, что он очень любит друга, не зря все эти бумаги с собой таскал. Не спорил с решением приятеля, но для врачей всё приготовил, на случай крайней необходимости.

— Я ему говорил, что это полный бред. Но Макс всегда был таким. Если спорил, то на все деньги сразу, если играл, так на квартиру в столице. Такой человек.

Не могу ничего разглядеть, перед глазами мутно от слёз. А Саня продолжает:

— Щедрый, добрый, смелый. Настоящий! Когда понял, что осталось совсем мало времени, увидел какое-то видео в ТикТоке, вша какая-то укусила его, и решил, что ему обязательно надо кому-то помочь. Ну знаешь, кому-то вроде тебя. Не аферистке и не иностранке, мечтающей закрепиться в столице. А кому-то стоящему. Кому-то, кому действительно нужно! Он всегда говорил, что городские стервы, избалованные безделушками и оглушённые звуком дорогих тачек, ему неинтересны. Прошло то время, когда его интересовала внешность. Это больше по молодости. А вот вы, деревенские, вроде как реальные, неиспорченные женщины, — он делает паузу, вертит головой, смотрит кругом. — До тебя, Ксюша, были другие, но ты — это то, что он искал. Тебе нужен был брак, чтобы сохранить детей, — печально улыбается. — Вот же козырный туз. Это в его стиле. Да и куда эти деньги?! Родных не осталось, семьи ещё нет. С собой-то не положишь.

Не могу это слушать. Просто не могу… Меня ни на секунду не отпускает ощущение мерзкого сна, на сердце давит тяжесть, и прогнать её может только одно: если ко мне вернётся Максим.