Мой род – моя крепость

В главе «Границы во времени» довольно подробно рассказывается о том, что каждый человек во все времена неизбежно являлся и поныне является членом каких-то общественных групп: половозрастных, социальных, религиозных и так далее. Человеку неизменно делается очень не по себе, когда ему приходится покинуть привычную группу – например, когда его отлучают от Церкви, исключают из политической партии (либо он выходит из неё сам), лишают воинского достоинства… Нешуточные страдания происходят и по поводу отсутствия «знакового» предмета, свидетельствующего о принадлежности к группе, – от членского билета до той или иной детали одежды или автомобиля определённой марки…

Даже сейчас разрыв с группой зачастую происходит крайне болезненно и кончается, увы, не только переживаниями. Тут и инфаркты, и самоубийства, и алкоголизм, и наркотики – всё то, что специалисты образно называют катастрофой сознания… А в древности дело обстояло ещё намного серьёзней!

Как пишут учёные, вне своей группы человек не имел ни обязанностей, ни прав. С точки зрения общества, он был никем и даже хуже того: на него смотрели, как на зачумлённого или разбойника, объявленного вне закона (ибо законопослушные граждане – тоже своего рода группа). Его благополучие и жизнь ни для кого более не представляли ценности, а потому он, как правило, очень скоро лишался и того и другого. Соответственно, большинство людей было радо принять законы своей группы и пойти на различные уступки, моральные и материальные, чтобы ни в коем случае не оказаться изгоем, вычеркнутым из жизни. Иногда это называется здоровым коллективизмом, иногда заставляет вспомнить пословицу: с волками жить – по-волчьи выть. Стремление закрепиться в группе может облагородить человека, но бывает и наоборот: смотря какова группа и каков сам человек.

Излишне доказывать, что семья, род тоже представляет собой группу, и притом очень крепкую. И уж если её значение и сейчас для нас весьма велико, то для древнего человека его род определял поистине всё.

Уже не раз говорилось, что при родовом строе (да и много позже) человека рассматривали не столько как индивидуальность, но в первую очередь как члена того или иного рода. Сам человек воспринимал себя так же. Он мог перечислить своих предков на много поколений назад и отдавал себе отчёт, что от него так же произойдут бесчисленные поколения. Группа, стало быть, простиралась не только вширь (ныне живущие родственники), но и в глубину, и во времени (предки и будущие потомки). Когда племя африканских туарегов, в котором жила французская исследовательница, выяснило, что она едва помнит дедушку с бабушкой, её начали жалеть и подкармливать, считая сироткой…

Мы – славяне! - i_132.png
Инструменты сапожно-кожевенного производства (X–XIII века): 1 – сапожная колодка, 2 – шило, 3 – гвоздь сапожный, 4 – нож, 5 – нож для раскроя кожи
Виды швов: а – наружный, б – выворотный, в – потайной, г – потайной с припуском на край

Мощную поддержку рода человек чувствовал постоянно. Даже и через много веков после «разложения» родового строя. Случись вражеский набег или стихийное бедствие – и многочисленный род мчался на помощь: отстроить дом погорельцу, приютить обездоленных, поделиться последним. Помогал род и оступившемуся человеку. По законам древних славян, род нёс коллективную ответственность за каждого своего члена – например, платил за правонарушителя штраф или возмещение обиженному, чтобы потом, уже дома, в семейном кругу, по-свойски всыпать провинившемуся: впредь не срами рода! Позже, когда родовую общину сменила соседская, эта функция перешла к ней. А у скандинавов во времена викингов суд вполне мог решить спорный вопрос в пользу человека, который привёл с собой больше родни, – и дело тут не только в том, что родня эта была богата и хорошо вооружена.

Если же совершалось убийство, вступал в силу закон кровной мести, существовавший, о чём иногда забывают, и у славян. При этом было чётко оговорено, какой родственник за какого должен мстить. Но что интересно, эта месть была направлена не обязательно на убийцу, как такового. Мстители старались досадить не столько ему самому, сколько роду, вырастившему злодея. Как же это сделать? А вот как: истребить самого лучшего, самого уважаемого и знаменитого человека…

Мы привыкли возмущаться «диким обычаем» и при этом почему-то упускаем из виду, что в ту пору не существовало ни милиции, ни полиции, ни прокуратуры, а вождь (князь) с его правосудием был, как правило, далеко. Между тем возможность кровной мести служила серьёзным сдерживающим началом. Каждый человек знал, что отвечает не только за себя одного – его необдуманные поступки неотвратимо навлекут беду на весь род. Поэтому глубоко не правы те, кто считает, будто, следуя законам кровной мести, люди только и делали, что резали друг дружку. Подобное начинает происходить как раз тогда, когда рушатся привычные связи…

Никто не хотел срамиться перед родственной группой – как перед ныне живущими, так и перед умершими и теми, кто ещё не рождён…

Окончательно ли ушёл в прошлое страх перед авторитетным мнением рода? Отнюдь. До сих пор не случайно вызывают в школу родителей двоечников: в присутствии родни (если только ещё не вконец потеряна совесть) тех почему-то гложет такой стыд, которого никак не могут внушить строгие учителя. А вот другой пример, посерьёзнее. В одном российском городе появилась группа мелких преступников – выходцев из южной республики. Не действовали на них ни штрафы, ни кратковременное заключение в тюрьму. Наконец, местное землячество уроженцев той же республики приняло решение: пойманных снимать видеокамерой, а запись показывать в их родных местах. Буквально на другой день хулиганов и след простыл!

Энергичный старейшина, мудрая большуха, дружные, работящие взрослые, ухоженные дети, окружённые почётом старики… член родового коллектива древности жил с полным по тем временам комфортом, вещественным и духовным. Действительно, мой род – моя крепость. Но крепость не только защищает, она способна стать и тюрьмой.

Стерпится – слюбится

Когда сегодня мужчина и женщина собираются пожениться, их первым делом спрашивают: «Любите ли вы друг друга?» Тем самым общество признаёт право двух отдельных личностей соединить свои жизни по индивидуальной склонности – по любви. И не перечесть романтических историй о мужчинах и женщинах, чьё пылкое чувство превозмогло все препятствия, чинимые судьбой, злыми людьми или слишком заботливыми родственниками. Причём наши симпатии полностью на стороне влюблённых: любовь всегда права, как выразился поэт. Личные чувства двоих – вот самое главное. Мы считаем нравственным лишь брак по любви. По расчёту или по настоянию родственников – что может быть отвратительнее?..

Но вот всегда ли так было и всегда ли понятия о нравственности в любви и браке были такими же, как теперь?

Вспомним ещё раз: в условиях родового строя (и много позже) в собственном восприятии и в восприятии общества человек оставался в первую очередь членом рода, а не индивидуальностью. Соответственно, моральными считались только такие поступки, которые способствовали процветанию рода. А это значит, что, если одна большая семья на своём совете решала породниться с другой, обретая тем самым новых друзей и союзников, юноша и девушка должны были вступать в брак, что называется, без разговоров. Именно такое поведение считалось высоконравственным! Вздумай кто-нибудь отказываться и нести всякую чепуху, мол, «не люблю», на него, скорее всего, посмотрели бы косо. А чего доброго – прокляли бы, сделали изгоем, вычеркнутым из жизни. Общество сурово осуждало подобное пренебрежение интересами рода, и, понятно, на это отваживались лишь самые отчаянные и сильные люди. Вот только в большинстве случаев доставалось им не всеобщее сочувствие, как теперь, а наоборот – всеобщая неприязнь.