…По принципу «сестры» («своей женщины») образованы и некоторые другие термины родства, обозначающие в основном вновь приобретаемых родственников: это всем известные «свекровь» и «свёкор» (родители мужа), старославянская «свесть» (сестра мужа, золовка) и иные.

Между прочим, в языках-исключениях, о которых говорилось в начале этой главы, древнее индоевропейское «свэ-сор» заменили слова, имеющие к «своей женщине» самое прямое отношение. В албанском и латышском они образованы от названия матери, в греческом же использовано обозначение сестры по матери – «единоутробная» (сестра по отцу именовалась бы «единокровной»). Этот пример особенно интересен, так как вновь отсылает нас к эпохе матриархата, когда роль отца в рождении ребёнка не была очевидна (см. об этом в главе «Женщина, Космос и украшения»).

Напоследок назовём хотя бы некоторые термины родства из великого множества образованных от «сестры».

В Древней Руси употреблялись слова «сестреница» – сестра, «сестрич», «сестричич», «сестричищ» – сын сестры, племянник по сестре, «сестрична» – дочь сестры.

В словарях русского языка присутствуют «сестреница», «сестрейка», «сестрия» – двоюродная сестра, «сестрянка», «сеструха», «сеструшка» – двоюродная или внучатая сестра, «двухродная сестреница» – троюродная сестра и иные.

Существуют сходные обозначения и в других славянских языках.

Общего индоевропейского термина для «деда» не существует. В большинстве языков этой группы для него используются термины описательного свойства типа «отец отца» (или «отец матери») либо «старый (большой, лучший) отец».

Сходное положение и со словом «дядя», только с той разницей, что во многих языках, в том числе и в древнеславянском, присутствуют различные наименования для дяди по отцу (славянское «стрый») и по матери («уй»).

По мнению учёных, и «дед», и «дядя», скорее всего, возникли из одного и того же слова, бытовавшего в незапамятные времена и служившего для общего обозначения старших родственников – причём обоего пола.

Может быть, уместно вспомнить, как обращаются дети к незнакомому взрослому мужчине: «дедушка» или «дядя», хотя ни о каком родстве речь не идёт.

Языковеды пишут, что главное значение славянского «баба» – это «бабка», «мать матери или отца». Кроме того, во всех славянских языках оно имеет ещё и смысл «жена, замужняя женщина», но такое значение оно приобрело уже позже.

Слово «баба» некоторыми авторами трактуется просто как набор звуков, один из первых доступный младенцу и вошедший во многие языки прямиком из «детского лепета». Другие предлагают обратить внимание на то, что слова, созвучные нашему «баба», у разных народов индоевропейской языковой семьи служат для обозначения самого разного родства, как восходящего («бабушка»), так и нисходящего (английское «baby» – ребёнок, малыш). Учёным ещё предстоит выяснить, в чём тут дело и куда тянутся смысловые ниточки этого слова…

Бутинов Н. А. Типология родства // Проблемы типологии в этнографии. М., 1979.

Иванов В. В., Топоров В. Н. К истокам славянской социальной терминологии (семантическая сфера общественной организации, власти, управления и основных функций) // Славянское и балканское языкознание: Язык в культурном аспекте. М., 1984.

Ковалевский М. Родовой быт в настоящем, недавнем и отдалённом прошлом. Б. м., 1905.

Косвен М. О. Семейная община: Опыт исторической характеристики // Советская этнография. 1948. Вып. 3.

Косвен М. О. Очерки истории первобытной культуры. М., 1953.

Трубачев О. Н. К этимологии некоторых древнейших славянских терминов родства // Вопросы языкознания. 1957. Вып. 2.

Трубачев О. Н. История славянских терминов родства и некоторых древнейших терминов общественного строя. М., 1959.

Тэрнер В. Символ и ритуал. М., 1983.

Щапов Я. Н. Брак и семья в Древней Руси // Вопросы истории. 1970. Вып. 10.

Щапов Я. Н. Большая и малая семья на Руси VIII—ХIII вв. // Становление раннефеодальных славянских государств. Киев, 1972.

Весьма устойчивая традиция рисует «примерных», то есть домовитых, трудолюбивых женщин и девушек Древней Руси (как и других современных ей европейских стран) всего чаще занятыми за прялкой. Это касается и «добрых жён» наших летописей, и сказочных героинь. Действительно, в эпоху, когда буквально все предметы каждодневной необходимости изготавливались своими руками, первейшей обязанностью женщины, помимо приготовления пищи, было обшивать всех членов семьи. О том, какие «порты» кроили и шили славянские мастерицы, рассказывается в разделе «Одежда». Здесь мы рассмотрим предшествующие стадии «технологического процесса» – прядение нитей, изготовление тканей и их окраску, поскольку всё это также делалось самостоятельно, в домашних условиях.

К работе этого рода приступали осенью, после окончания уборки урожая, и старались завершить её к весне, к началу нового сельскохозяйственного цикла. Учёные пишут, что наши прапрабабушки трудились буквально не разгибая спины: например, для того, чтобы в одиночку соткать за шесть месяцев три холста по 50 м длиной, нужно проводить за ткацким станком по двенадцать-пятнадцать часов в день. А чтобы спрясть нитки из одного пуда (то есть 16,3 кг) подготовленного волокна, требовалось ни много ни мало девятьсот пятьдесят пять часов усердной работы…

Конечно, хозяйка дома, большуха, физически не могла справиться со всем этим без помощи невесток и дочерей. Действительно, воспитание девочек было направлено не в последнюю очередь на то, чтобы вырастить из них «тонкопрях». В главе «Рождение» упомянуто, что даже пуповину новорожденной девочки старались перерезать на веретене, чтобы уже с первых минут жизни магически «привязать» её к будущему занятию. О том же говорит и обычай, сохранившийся у соседей славянских племён – карелов: когда маленькая девочка в первый раз засмеётся, ей подносили веретено.

В дальнейшем, когда пяти-семи лет от роду славянских детей начинали приучать к домашним работам, девочка выпрядала свою первую нить. Конечно, это событие (как и вообще всё «самое первое», происходившее в жизни ребёнка) сопровождалось магическими обрядами. Так, ещё в начале ХХ века эту первую нить сматывали в клубок и торжественно сжигали, а пепел девочка должна была выпить с водой (в ряде местностей вдыхался дым горящей нити). Делалось это для того, чтобы трудолюбие и искусство не покинуло рукодельницу до конца её дней. Было и другое, тоже волшебное, применение для первой спрядённой нити. Мать девочки прятала её и приберегала до тех пор, пока дочь не станет невестой. И вот тогда-то, готовя её к таинству свадьбы, мать опоясывала своё дитя этой нитью под всеми нарядами по голому телу. По мнению наших предков, нить самого первого прядения была неприступным оберегом против порчи и сглаза, против нечисти, которая, как считалось, особенно опасна для новой семьи, не успевшей толком сложиться и обрести надёжного мистического покровителя.

Наконец, приданое, которое молодая жена должна была принести в дом мужа, состояло большей частью из одежды и белья и, как правило, собственноручно приготовлялось невестой в течение всей юности, накапливаясь в особом сундуке…