Зубов-старший полагал так до того момента, как жизнь врезала очередной раз –

достаточно сильно, чтобы прочувствовать это на фоне остальных ударов.

От   евгеников   клана   пришел   документ,   обязывающий   Черниговского-Зубова

Павла   завести   семью   по   достижению   восемнадцати   лет   с   указанной   в   бумагах клановой   девушкой.   С   учетом   прохладного   к   Зубовым   отношения,   это   означало только   одно   –   клану   их   жизни   были   не   нужны,   но   клан   нуждался   в   родовых привилегиях Зубовых, оттого  тот торопился  поскорее завести этим  привилегиям легального наследника.

Иной причины быть не могло – евгеники так топорно не работают: сила детей напрямую зависит от чувств влюбленных, потому гораздо проще устраивать балы и корректировать евгеническую программу по уже проявившимся между молодыми людьми чувствам. Удел прямых приказов относился исключительно к политике, а не к браку внутри клана.

Простой аристократ, удостоившийся вхождения во влиятельный клан, мог этого не знать. Но Зубов-старший, несмотря на свирепый вид, который многие полагали компенсацией ума за счет мышц, имел весьма обширные познания и острый разум,

пусть и затуманенный отчасти случившимися с семьей бедами.

Виктор Александрович начал осторожные разговоры с сыном – в те дни, когда им удавалось побыть вместе. Следовало выстроить в его понимании четкую картину причин и следствий того, как они оказались в этой точке. Надо было признать вину,

дать   ей   оценку,   сопоставить   с   принятыми   последствиями.   Нельзя   было   вечно винить в своих проблемах кого-то еще. Потому что эти «кто-то еще» были теперь крайне необходимы ему и Павлу. Друзья – это то, что клан не способен был отнять у его сына. Высокопоставленные друзья, с которыми он выиграл турнир, и это никак не могло пройти даром. И пусть они разошлись не сильно удачно, и прошли четыре года,   но   молодость   умеет   прощать   –   тот   же   молодой   Шуйский   рано   или   поздно возглавит клан, а младший Самойлов – свой род.

- Я знаю. – Был спокойный ответ на опережение, стоило Виктору Алесандровичу начать правдивую историю их жизни.

А   последующие   наводящие   вопросы   показали,   что   Паша   действительно осознает всю картину целиком. Даже тот факт, что его отец заигрался с неизвестным грузом, предпочитая закрывать глаза на его содержимое. Даже понимание того, что их с отцом действительно было за что уничтожить – каким бы неприятным для его лет и гордости не казалось это знание.

- Так может, напишешь друзьям? – Осторожно начал Виктор Александрович.

- Уже поздно, - прикрыл на мгновение глаза его сын.

- Но если попробовать…

- Поздно, отец. – Пресек варианты Паша.

- Ясно… - Новая неудача даже не отозвалась особо в душе.

Привык,   быть   может.   Хотя   попытаться   через   знакомых   поднять   их   статус   в клане – или даже сделать незаменимыми - было бы очень хорошо…

- Я не успел извиниться вовремя, - словно спохватившись, объяснился сын перед старшим. – Эти люди не такие, как мы с тобой.

Зубов-старший вопросительно поднял бровь.

- И не  такие,  как  княжич  Антон. – Замялся  Паша,  словно сам  не  зная,  какое подобрать   сравнение.   -   Они   уважают   чужое   право   ненавидеть.   Я   этим   слишком увлекся.

- Речь все еще о твоих ровесниках?

- Отец, я был без сознания, когда мои ровесники убили двух «мастеров» и трех «учителей», - дернул в ироничной гримасе Паша уголком губ.

Пусть те и были на «химии», возвысившей их с «воинов» и «ветеранов», и не обладали   высокоранговыми   техниками   –   Зубов-старший   читал   отчет   о происшествии.

- Наследник Шуйских вполне способен и не на такое, - осторожно заметил отец. –

Их Сила Крови велика…

Может   показалось,   но   сын   пренебрежительно   отмахнулся   от   этих   слов   и   на некоторое время замкнулся в себе.

- Ладно, тогда давай попробуем решить, как нам саботировать евгеническую программу…   -   вздохнул   старший   Зубов.   –   Имя   нам   известно,   а   значит   есть возможность сделать так, чтобы она полюбила кого-то еще.

Паша ожил и недоверчиво посмотрел на отца. До восемнадцати лет ему тогда оставалось около полугода.

Впрочем,   эти   полгода   слабо   отличались   от   предыдущих   –   очередные   удары судьбы по безропотно подставленным щекам.

Пока не случилось настолько страшное и невероятное, что наступило ощущение странного спокойствия. Их изгнали из клана.

Был   поздний   вечер,   и   был   малый   зал   клановой   башни   с   десятком   золотых люстр,   множивших   причудливые   тени   от   статуй   вдоль   стен.   Мрамор   пола   под искусственным светом рассекали линии из черного камня, вычерчивая места, где положено было стоять подчиненным родам клана. Но ныне из них не было никого,

кроме Виктора Александровича вместе с сыном – да и те стояли в центре зала, под откровенно злым и раздраженным взглядом князя, занявшего свой угловатый трон у   дальней   от   входа   стены.   Еще   был   взгляд   императорского   стряпчего   –

равнодушный,   разве   что   с   легким   любопытством   к   происходящему   действу.

Императорский   служащий   был   молод,   одет   с   элегантностью   потомственного работника ритуальной службы, и предпочел встать рядом с троном. В его руках был электронный планшет, напрямую связанный с реестром благородных лиц – а также с его физическим отражением в виде вполне материальной гербовой книги ветхого года, которую было запрещено выносить из здания императорского архива.

Словом, выкидывали их из клана без большого стечения народа. Быть может,

еще и оттого, что процедура слабо походила на ритуал, пусть и главные слова были сказаны в самом конце, а стряпчий выполнил необходимые манипуляции, сообщив в итоге, что род Зубовых более не входит в клан князей Черниговских, и делать ему тут более нечего.

Через несколько минут Виктор Александрович вместе с сыном стояли у стен

Тайницкой башни Кремля, одетые в простые рубища на голое тело, подпоясанные веревкой. Все, что у них было раньше – даже та одежда, в которой они вошли в клан –

являлась   ныне   собственностью   Черниговских.   Ритуальные   хламиды   выдал   им стряпчий, за что к незнакомому и оставшемуся безымянным для них функционеру была даже толика благодарности.

На лицах у обоих Зубовых виднелась уже запекшаяся кровь – кожу рассадило от перстня, когда князь хлестал их ладонью по щекам, выговаривая злые слова. Но это оскорбление   было   еще   в   те   времена,   когда   они   были   его   слугами,   а   значит   и ответить на него было нельзя. Унижение – это единственное, что дал им прежний клан в дорогу.

Виктор   Александрович   был   абсолютно   спокоен.   Покосился   вправо   и   увидел такое же спокойствие на лице сына – даже умиротворение. С сыном вообще в этот день творилось что-то странное. Вроде как, пьяными влетели на танке в банк, да еще вместе с наследником, за которым ему было предписано следить… Но отчего же чуть ли не улыбка пробивается на его устах?.  И когда князь Черниговский орал на него,

срывая злость – откуда превосходство, тщательно скрытое за прикрытыми веками и понуро наклоненной головой? Не повредился ли разумом наследник? Эти вопросы займут его позже.

Сейчас же - под ногами встала новая система координат, начало отсчета новой жизни. Однако мир вокруг от этого не стал добрее.

- Пройдемте, граждане, - среагировали вполне логично на двух окровавленных мужчин в дерюге органы правопорядка.

Вокруг все еще было главное туристическое место страны, и неподобающий вид оборванцев   явно   смущал   прохожих   –   вот   и   двое   постовых,   до   того контролировавших потоки экскурсионных групп, проявили бдительность.

- Пусть так, - согласно кивнул Зубов-старший.

Никаких   документов   им   не   дали   –   грамоты   и   удостоверения   надо   было выбивать   самим,   и   с   этой   точки   зрения   гостеприимство   полиции   было   весьма кстати.