А еще Виктор Александрович вполне обоснованно полагал, что если бы не эти полицейские,   то   на   красной   площади   мог   запросто   состояться   последний   бой

Зубовых в истории страны. Изменения в реестре благородных уже произошли, и огромное количество недоброжелателей уже было осведомлено о том, что род более никто   не   защищает.   Месть   –   это   дело,   в   котором   надо   бы   обязательно   успеть первым, особенно когда мстить можно только двоим. Вряд ли кого из мстителей смутило   бы   многочисленное   число   зевак   и   прохожих,   равно   как   и   случайные жертвы. Откупились бы.

В общем, в полицейском «уазике» Зубовы разместились безо всякого конфликта,

заняв отделение машины по ту сторону решетки, на сиденьях, расположенных лицо к лицу. И некоторую тряску по брусчатке пережили вполне стоически.

Но   когда   машина   резко   вильнула,  отчаянно   кому-то   просигналив,   а  потом   и вовсе   экстренно   затормозила,   «клюнув»   на   амортизаторах   и   бросив   пассажиров вперед,   у   Зубовых   проявилось   некоторое   недоумение,   которое   не   отменило поднятые щиты Силы и готовность к неприятностям.

Попросту – даже из-за мести, никто из высокородных не стал бы нападать на машину полиции посреди города. Рискнувших такое предпринимать быстро осадили в   свое   время,   вырезав   на   всякий   случай   вплоть   до   тех,   кто   мог   такую   вредную привычку   унаследовать,   популярно   объяснив   общественности,   что   внутри спецавтомобиля – личная территория Императора. Более никто такую наглость не практиковал.

Словом, надо просто в край охаметь, чтобы нападать на служебную машину. Или иметь весомые для того основания.

- Сдурел?! Освободи дорогу! – Не сдержался водитель «уазика», сигналя машине впереди.

Зубов-старший   присмотрелся   через   решетку   и   лобовое   стекло   –   дорогу загораживал роскошный внедорожник белого цвета, внаглую занявший встречную полосу.

Вокруг   была   Ильинка   в   четыре   полосы   движения,   крайние   из   которых   уже давно стали парковочными местами для клиентов бутиков и ресторанов Верхних и

Средних торговых рядов, оттого разъехаться без потерь не удалось бы при всем желании – справа доступ к широкому тротуару перекрывал серый опель.

Но вместо конструктивных действий, с ума сошла еще одна машина, что ехала позади обнаглевшего внедорожника – той же расцветки и модели, она, ускорившись и резко сманеврировав, притерла «уазик» сзади, не давая отъехать назад.

Пока служивый за рулем набирал в легкие новую порцию воздуха для матерного возгласа, задняя дверь стоявшего перед ними внедорожника открылась, выпуская статную женщину пятого десятка лет, с высокой прической, собранной шпильками с алмазными   оголовками,   вспыхивающими   золотыми   искрами   в   свете   заходящего солнца.   Госпожа,   одетая   в   длинное   платье   цвета   морской   волны,   неспешно прошествовала им навстречу, касаясь пальцами правой руки перстней с крупными ярко-алыми гранатами, надетых на левой – слишком броскими и алыми для мирного наряда, оттого завораживающими в своей пугающем сходстве с цветом крови.

-   Женщина!   –   Вышагнул   ей   на   встречу   водитель   полицейской   машины   и спотыкнулся о величественный взгляд. – Гражданка… Леди…

- Ваше сиятельство, - поправила его дама, пройдя мимо опешившего служивого и остановилась сбоку от «уазика», с интересом посмотрев на тонированное окно, за которым сидели задержанные.

- Ваше сиятельство, никак нельзя препятствовать правосудию! – Хоть и оробев,

но вполне уверенно произнес водитель.

Все же, не абы где служат, а в Кремле – и князей видали, хорохорился он про себя.

А   там   из   другой   двери   «бобика»   вышел   и   его   коллега,   перевешивая укороченный автомат на грудь – не помочь, так поддержать морально.

- Не имею желания препятствовать, - низкий грудной голос леди очаровывал и заставлял к нему прислушиваться. – Свидетельствую, что двое на заднем сидении машины – это Зубов Виктор Александрович и Зубов Павел Викторович, гербовые аристократы, неподсудные вашему ведомству.

- А вы, ваше сиятельство, из каких земель? – Отчего-то занервничал напарник,

положив руку на рацию у нагрудного кармана.

- Князья Борецкие мы, - с ироничным прищуром посмотрела на него леди.

- Так их поди двадцать лет, как нет, - ляпнул водитель.

- Девятнадцать, - охладел голос княгини. – Двадцатый следующим годом будет.

Будьте любезны, откройте дверь машины.

-   А   мы,   ваше   сиятельство,   никак   этого   не   можем.   –   Уверенно   ответили   ей,

загораживаясь начальственной волей. – У нас приказ их до отделения доставить.

Княгиня пожала плечиком и повела ладонью перед собой. Дверь машины на глазах обрела коричневатый оттенок, пробившийся сквозь облупившуюся краску, и рыхлым   ржавым   порошком   осыпалась   комьями   на   асфальт   и   порог   автомобиля.

Сквозь проем, повернувшись, на княгиню с любопытством смотрел Зубов-старший.

И напряженно – словно узнавая и не веря – его сын.

-   Непорядок   творите!   Перед   нашим   господином   ответите!   –   Сорвался   голос автоматчика,   вцепившегося   в   рацию   и,   отступая   назад,   громким   шепотом вызывавшего подкрепление.

Водитель же просто смотрел в ступоре, как стекает вниз грязной лужицей то,

что было стеклом и металлом. Желание возражать исчезло, будто не было.

- В самом деле, не оставят вам этого просто так, - посетовал Зубов-старший, не торопясь выходить из машины.

Он   не   помнил   княгини,   и   он   точно   знал,   что   всех   Борецких   вырезали   до последнего человека. А значит, повода выходить из безопасного места не было ни малейшего.

- Это вы? – Как-то неуверенно, но с огромной надеждой спросил у него из-за плеча сын.

Виктор Александрович с удивлением посмотрел на Пашу.

- Я. – лукаво улыбнувшись, чуть наклонила голову леди. – Пойдешь со мной?

- Пойду! – Радостью отозвался Пашка, подавшись вперед.

- Сын! – Строго осадил его отец. – Ты знаешь… Ее сиятельство?

- Знаю, - в полный голос произнес сын.

-   Ваше   сиятельство,   -   обратился   Зубов   к   леди.   –   Наше   общество   может   вас изрядно стеснить.

- Еще минут пять – вряд ли. Потом придется пробиваться из города силой.

- Какие условия нашей эвакуации? – Сосредоточился Зубов.

Пусть   помощь   пришла   неожиданно,   но   он   уже   был   в   условиях   стесненного времени, и помнил цену поспешным поступкам.

Тем   более,   если   это   обманка,   благодаря   которой   их   должны   выманить   из машины,   соблазнив   легким   решением   их   бед   и   знакомством   с   сыном   –   пусть длинные разговоры дадут шанс подкреплению до них добраться.

- Я предлагаю вам  чистую одежду,  душ и безопасное  место,  чтобы  спокойно принимать решения. – Смотрела на него княгиня, что возрастом должна была быть его ровесницей, но во взгляде прорывалось нечто настолько покровительственное,

что казалось – вернулись школьные годы, и за его попытками выглядеть взрослым наблюдала строгая, но добрая учительница.

Страхи   и   подозрения   невольно   уходили,   но   возвращались   вновь   –   битый жизнью человек не доверял ни чувствам, ни зрению.

- Во что нам это обойдется? – Был серьезен Виктор Александрович, несмотря на возмущенное   пыхтение   сына   рядом,   который   желал   вставить   слово,   но   из-за воспитания не смел вмешиваться в беседу.

- Никакой  платы.  Никаких условий.  Вы  свободны  любить  и  ненавидеть  кого угодно.   Свободны   уйти,   когда   захотите,   и  звонить,   кому  пожелаете.   Главное   мое условие - чтобы кое-кто ел мои вареники. – И последняя, сказанная с улыбкой, фраза явно предназначалась сыну, дрогнувшему и громко выдохнувшему.

- Папа, просто верь мне. – Настойчиво произнес Паша.

Виктор Александрович замер, будто просьба затронула нечто глубинное в его душе.   Неуверенно   повел   плечом,   оглянулся   на   сына   –   и,   обогнув   узкое   кресло,