Том Грей нахмурился.

— Тринадцать серебряных.

Кайлар вслух посчитал людей: семеро.

— Погоди. Разве это не ущемляет твоих сообщников? На каждого по одному серебряному, а тебе — целых шесть?

Том Грей побледнел. Остальные бросили на него сердитые взгляды. Кайлар был, конечно, прав: мелкие воришки.

— Я дам вам семь.

Он вытащил маленький кошелек и бросил каждому по серебряной монете.

— Получаете так много и без всяких усилий. Стоит ли рисковать? Том вряд ли дал бы вам больше.

— Стойте! — воскликнул Том. — Если он, не жалея, дал нам так много, значит, есть и еще. Давайте его обчистим.

Однако малолетки не купились. Пожав плечами и покачав головами, они зашаркали обратно к ступенькам.

— Эй! Вы куда? — крикнул Том.

Кайлар дернул поводья, и лошади тронулись. Тому пришлось отпрыгнуть в сторону, чтобы не затоптали. Приземлившись, он вывернул лодыжку. Кайлар закусил нижнюю губу, чтобы стать похожим на гнилозубого Тома, и беспомощно поднял руки. Вместе с Ули смеялись и малолетки.

Они переночевали на постоялом дворе, где их рано утром нашла тетушка Меа и через лабиринт переулков провела к своему дому. Ей было едва за сорок, хотя по виду — лет на десять старше. Почти двадцать лет назад овдовела, сразу после того, как родился сын Брайан. Муж успешно торговал коврами, и дом был большой. «Можете оставаться столько, сколько пожелаете», — уверила она Кайлара и Элену. Тетушка Меа была знахаркой и акушеркой, с неприметным лицом, огоньком в глазах и плечами портового грузчика.

— Итак, — сказала тетушка, когда все позавтракали яйцами с ветчиной, — как долго вы двое женаты?

— Около года, — ответил Кайлар.

Он взглянул на Элену: ну конечно же, залилась краской. Тетушка Меа приняла это за смущение и рассмеялась.

— Я так понимаю, ты слишком молода, чтобы стать родной матерью этой юной леди. Ули, как ты нашла себе новых маму с папой?

Кайлар откинулся на спинку стула, подавив желание ответить. Начнет отвечать за всех, будет выглядеть не только глупо, но и подозрительно. Иногда гораздо лучше, когда все идет своим чередом. Пока возможно.

— На войне, — ответила Ули.

Она сглотнула, опустила взгляд в тарелку и больше не проронила ни слова. Искренний вид Ули говорил о том, что вряд ли это ложь. Няню убили, когда шло сражение за город. Временами Ули до сих пор плакала по няне.

— Во время штурма она была в замке, — пояснила Элена.

Тетя Меа отложила нож и ложку — в Кернавоне не пользовались вилкой, что раздражало Кайлара.

— Вот что, Ули, я скажу. Мы о тебе позаботимся как следует. Здесь безопасно, у тебя даже будет своя комната.

— А игрушки? — спросила Ули.

При виде открытого, полного надежды лица Ули сердце Кайлара заныло. Маленьким девочкам надо бы играть с куклами — ну почему он ни разу не дарил ей куклу? — а не вылавливать из реки полутрупы.

Тетушка Меа рассмеялась.

— И конечно, игрушки.

— Тетя Меа, — сказала Элена. — Мы и так вам причиняем неудобства. У нас есть деньги на игрушки, и Ули может остаться с нами. Вы уже…

— И слышать не хочу, — возразила тетя Меа. — Кроме того, вы новобрачные и прежде всего нуждаетесь в личной жизни. Хотя, бог знает, Гэвин и я ухитрялись вспахивать борозду по нескольку раз, когда вместе с его родителями делили однокомнатную хибару.

Элена стала пунцовой, однако тетя Меа продолжала:

— Но, полагаю, в одиннадцать-то вряд ли будешь притворяться, что не замечаешь шума по ночам.

Теперь вспыхнул Кайлар. Тетушка Меа посмотрела на него, затем на Ули, которая сидела с озадаченным видом.

— Хотите сказать, что ни разу — с тех пор как покинули Сенарию? — уточнила тетушка. — Да ладно. Наверняка уединялись по утрам, когда Ули еще спала. Нет? Сколько в пути, говорите? Три недели? Целая вечность для вас, молодых. Хорошо. Сегодня днем Ули и я пойдем на длительную прогулку. Кровать в вашей комнате слегка поскрипывает, но если о подобном слишком беспокоиться, то ведь у Ули никогда не будет маленького братика.

— Я вас умоляю… — Кайлар покачал головой.

Элена оскорбилась.

— Гм, — выдохнула тетушка Меа, глядя на племянницу. — Что ж. Если позавтракали, почему бы теперь не познакомиться с моим сыном?

Брайан Смит работал в лавке, пристроенной к дому. Он унаследовал простые черты матери и широкие плечи. Завидев гостей, Брайан швырнул обруч для бочки, которому придавал форму, в общую кучу и снял рукавицы.

— С добрым утром, — буркнул он.

Его глаза сразу устремились к Элене. Быстрый взгляд на лицо в шрамах, затем — слишком оценивающий — на ее прелести. Не мельком, как мужчины невольно окидывают каждую женщину. Такому взгляду Кайлар не придал бы значения. Брайан надолго задержал взгляд на груди Элены.

— Рад встрече, — процедил он, протягивая Кайлару руку.

Брайан смотрел на него, взвешивая, оценивая. Довольно предсказуемо он попытался сжать до хруста ладонь Кайлара.

Струйка талантапозаботилась об этом. Без малейшего напряжения на лице или в предплечье Кайлар сдавил могучую лапу до грани перелома. Еще чуть-чуть, и все косточки ладони Брайана рассыпались бы. Спустя мгновение Кайлар отступил, просто уравняв с ним силы — ладонь к ладони, мускул к мускулу, глаза в глаза, — несмотря на то что смотрел снизу вверх, а Брайан был на треть тяжелее. Паника в глазах Брайана уступила место вопросу: почудилась ему начальная сила хватки Кайлара или нет?

— Кайлар! — проворчала Элена сквозь стиснутые зубы. Можно подумать, он обращал на себя внимание.

Однако Кайлар не отвел глаза. Здесь явно что-то решалось, пусть и глупое, примитивное и первобытное, тем не менее очень важное.

Элене не понравилось, что ее не принимают в расчет.

— Полагаю, в следующий раз вы будете меряться… — Она вдруг умолкла, смутившись.

Рукопожатие наконец закончилось.

— Хорошая мысль, — поддержал Кайлар, ослабляя ремень. — Что скажешь, Брайан?

Брайан милостиво рассмеялся. Остальные подхватили, но Кайлар не сомневался — друга в лице Брайана он не обрел.

— Что ж, рад встрече, — снова повторил Брайан. — У меня большой заказ. Надо закончить. — Он кивнул и, тайком размяв пальцы, взял в руки молот.

Остаток утра и весь день тетушка Меа водила их по Кернавону. Город был крупнее, чем Сенария, однако не выглядел столь хаотично. Большинство улиц, мощеные и широкие, пропускали одновременно два фургона и множество пешеходов. Торговцев, чьи лавки захватывали проезжую часть, быстро наказывали, и нарушать пытались единицы. Где бы ни проезжали два фургона, внезапные столкновения сразу собирали толпу. Тем не менее здесь существовали, и очень долго, общепринятые стандарты, по которым все фургоны ехали по шестидюймовой колее в мостовой. Даже нечистоты на улицах текли по трубам, снабженным решетками. Обычной городской вони почти не было.

Замок Кернавон возвышался над северной частью. Иногда за цвет гранита его называли Голубым Гигантом. Голубые стены без признаков кладки были ровными и гладкими как стекло, не считая бесчисленных бойниц и отверстий в замковых воротах. Двести лет назад, по словам тетушки Меа, восемнадцать человек шесть дней удерживали замок против пятитысячного войска.

Замок, конечно же, окружали прекрасные дома. Чем ближе к докам, тем город становился грязнее и населенней. Как и везде, богатым и знатным нравилось жить вдали от остальных, которым, в свою очередь, хотелось обосноваться поближе к богатым. Однако здесь граница проходила нечетко — в отличие от Сенарии, где по закону бедным отводился западный берег Плита. Те, кто делал деньги в Кернавоне, могли перебраться в места для богатых. Шанс продвинуться, казалось, заряжал энергией целый город.

Главным пороком Кернавона стала жадность. В воображении каждый торговец мнил себя императором грядущей торговой империи. Пороком Сенарии была зависть. Здесь империй никто не строил. Все что-то пытались урвать друг у друга.