Неф дал поручение одному только Ферлу. Он запретил обсуждать поручение с другими солдатами, запретил даже общаться с ними до времени. Ферла с вельможей заточили в доме какого-то торговца на восточной стороне. Часть дома майстеры спешно превратили в тюрьму. Невероятно. Сами майстеры! Причина могла быть только одна: особая важность. Сделать все требовалось мгновенно, в тайне от всех. Затем Ферла оставили с запасом провианта на месяцы вперед и запретили выходить из дома.

Это никак не могло ему понравиться. Ферл Халиус не слыл дураком в отряде, не собирался быть им и сейчас. Из разговоров с вельможей он выяснил, что того зовут барон Кироф. Барон утверждал, что не знает, почему его упрятали в тюрьму. Уверял, что невиновен и предан Халидору. То, что он бросал слова на ветер, общаясь с простым солдатом, говорило Ферлу, что Кироф умом не блещет.

Нарушив приказ, Ферл незаметно смылся и выяснил: все считают, что барон Кироф убит, а славный халидорский герцог, Тенсер Варгун, гниет в Утробе за убийство сенарийского аристократа. Который, однако, живет и здравствует.

Вот тогда-то Ферл и понял, что его подставили. Воображение отказывалось рисовать картинку, в которой для него все кончается добром. Зачем назначать человека без отряда? Потому что можно убить, никто и не заметит. Придет время, и барона Кирофа либо отпустят, либо убьют. Раз живой, когда считается мертвым, значит, зачем-то еще нужен. Других причин нет. А Ферл? Ферл будет только доказательством лжи вюрдмайстеров.

Эх, надо было возвращаться в Халидор. Ему предлагали работу — стеречь быков вещевого обоза. И ведь почти согласился. Теперь, наверное, уже ехал бы по дороге в свой клан. Однако всех, кто сопровождал сокровища в Халидор, тщательно обыскивали, что означало потерю драгоценного меча. И он остался, уверенный, что сможет еще подкопить, пока город грабят. Болван.

— Я должен тебя убить, — сказал Ферл. — Убить им всем назло.

Толстяк побледнел. Он был уверен, что Ферл не шутит.

— Послушай, окорок, — продолжил Ферл, — если бы вюрдмайстеры тебе сказали: будешь жить, если соврешь, кто тебя похитил. Соврал бы?

— Что за глупые вопросы? — ответил барон Кироф.

Выходит, знали, что Кироф подыграет.

— Ты же смелый. Правда, окорок?

— Что за слово? — отозвался барон. — Не могу понять акцента. Почему вы настойчиво говорите мне «сорок»?

— Окорок. О-ко-рок!

— Мне не сорок. Мне тридцать шесть.

Ферл резко сунул руку между прутьями решетки, ухватил жировую складку и сжал ее со всей силы. Глаза барона стали круглыми, он взвизгнул и попытался вырваться, однако Ферл держал его крепко, прижимая к прутьям.

— Окорок! Окорок!

Другой рукой Ферл схватил Кирофа за обвислую щеку. Сжал. Барон затрепыхался, пытаясь отбиться, но был слишком слаб. Он взвыл.

— Окорок! — снова крикнул Ферл в лицо барону. Затем отпустил.

Кироф упал на кровать, потер щеку и жировую складку. В его глазах туманом стояли слезы.

— Окорок? — вымолвил он уязвленно.

Хорошо, что у Ферла под рукой не было копья.

— Поднимай свой толстый зад, — бросил он. — Мы уходим.

Кайлар прыгал с крыши на крышу, пролетал над миром внизу, просто двигался, и сердце наполнялось радостью. Дома Сенарии строились либо в кьюрском стиле, из смеси бамбука и рисовой соломы, с крутыми глиняными крышами, либо из красного кирпича, дерева и тростника. Не очень-то попрыгаешь с крыши на крышу. Здесь, за сотни миль от рисовых плантаций, зимы бесснежные и все крыши плоские, целиком из глины, с крепкими деревянными подпорками. Для человека с талантамиКайлара одно удовольствие.

Кайлар наслаждался — силой мышц, вкусом ночного воздуха и тайной энергией, позволявшей тенью двигаться сквозь ночь. Все как надо. Ничего нет удобней серых одежд мокрушника. Сшитые лучшим портным Сенарии, мастером Пиккуном, они двигались вместе с ним. Крапчатые цвета размывали силуэт — даже человека без талантанелегко заметить.

Кайлар отбежал к краю здания, задержался. Повертел шеей, размял спину. До крыши склада футов двадцать, не меньше. Он выдохнул и рванулся вперед, крыша поскрипывала под ногами. Прыжок — и ноги продолжали работать, словно Кайлар бежал по воздуху, над переулком. Он перескочил на крышу склада легко, с запасом в шесть футов.

Кайлар промчался к стене, туда, где крыша поднималась к надстройке, третьему этажу. Прыгнуть и ухватиться за край? Слишком высоко. Вместо этого он побежал вверх по стене, насколько возможно, и прыгнул. Потянулся к выступающей кровельной балке и промахнулся. Пальцы оказались ниже на полфута.

Раздалось еле слышное шипение, и фантомные руки вцепились в балку. Кайлар сделал переворот и встал на балку шириной в три дюйма. Секунду ловил равновесие, затем шагнул на крышу.

Он покачал руку и радостно вскрикнул. Три раза! Неплохо. Совсем неплохо. В следующий раз надо попробовать невидимкой. Кайлар начал понимать слова учителя о том, сколько еще предстоит изучить, когда он сумеет использовать талант.Казалось, переключить талантот прыжков к фантомным рукам — уже на грани способностей. А если невидимкой да на полной скорости? Что ж, теперь только и осталось, что тренироваться. Времени хоть отбавляй. Разве нет?

Для чего? Ради чего тренироваться?

От этой мысли ночной воздух с трех рек стал прогорклым. Чувство свободы рассеялось как туман. Он тренировался впустую. Тренировался, потому что не мог лежать рядом с Эленой, наедине со своими мыслями, эмоциями и похотью, враждующими между собой. Ему то хотелось разорвать на Элене одежды и взять ее грубо, то встряхнуть и обругать. Кайлара страшил такой накал чувств, то, как они перехлестывали через край. Какая уж тут любовь. От одной мысли становилось не по себе.

Кайлар перепрыгнул еще один большой пролет с парочкой внизу, шедшей рука об руку. Услышал их удивленные возгласы (что-то пролетело над нами?), громко рассмеялся, и все мысли растворились в пьянящем коктейле действа, движения и свободы.

Незаметно проходя мимо мелкой шайки, которая ждала в засаде, не завернет ли в их переулок какой-нибудь пьяница, Кайлар ожил окончательно. Сейчас ему не требовались скрытые возможности. Все чувства настроены и отточены, все фибры тела и души наготове — если бандиты его заметят, он использует силу, прыгнет, атакует, убежит, спрячется, нырнет. Да что угодно. Крадясь за бандитом, державшим в одной руке нож, а в другой — винный мех, он почуял его запах. Кайлару приходилось дышать с ним в такт, чтобы не услышал, выверять каждый шаг, наблюдать за сменой бликов, когда луна то исчезала в облаках, то появлялась вновь. Он внимательно смотрел за лицами всех четверых юнцов, пока те шутили, болтали и передавали по кругу трубку с дурманом.

— Эй, заткнитесь! — сказал ближайший к Кайлару парень. — Если, идиоты, будете все время болтать, нам никто не попадется.

Остальные примолкли. Взгляд бандита скользнул прямо над Кайларом, и тот едва не охнул, увидев его глаза. Что-то в них было. Что-то темное. Отчего где-то в глубине души шевельнулось раздражение.

Из таверны в конце переулка нетвердо шагнул человек. Прислонился к стене, затем повернулся и побрел к засаде.

«Что я делаю? — Кайлар осознал, что у него нет даже плана. — Я сошел с ума. Отсюда надо убираться».

Он не нарушил слова, данного Элене. Пока еще. В конце концов, не выходить из дома по ночам — такого никогда не обещал. Он поклялся не убивать.

Надо уходить. Прямо сейчас. Если пьяного начнут избивать, он не знает, что будет делать. Или, вернее, знает точно.

Из пор радужной масляной пленкой засочился ка'кари. Он мгновенно покрыл черным кожу вместе с одеждой, скрыв Кайлара целиком.

Один из хулиганов по другую сторону переулка нахмурился и открыл рот, но передумал и покачал головой, убежденный, что почудилось.

Кайлар прыгнул вверх на пять футов и схватился за край крыши. Подтянулся и бросился бежать. А когда услышал крик — не дубинкой ли ударили по телу? — не остановился. И не оглянулся.