— Примчался! Болван! — эхом повторил Колокольчик, кивая головой, словно кукла, которую отчаянно дергали за веревочки.

Губы Родона дрогнули, и он в который раз устремил взгляд в окно. Площадь колыхалась, словно озерная гладь в ветреную погоду, предвкушая одну из самых жутких казней за всю историю города. Впервые Двельтонь столь явственно чувствовал неукротимую стихию людской жажды зрелищ.

— Но кто-то же надругался над телом умершей. Кто-то измазал ее платье кровью, словно принес жертву темным силам, — сомнения вновь начали брать вверх, и Родон никак не мог решиться на правильный поступок. — Черная книга, окровавленное платье, испорченные замки… Это не мог сделать обычный человек, который любил девушку. Все указывает на то, что это работа опытного колдуна, который пытался выставить все так, будто Шаоль сама уничтожила своих врагов. Но я не вижу смысла. Их и так должны были сегодня казнить. Зачем все это?

— Сейчас главное не допустить казни матери девушки. Господин Двельтонь, у меня есть мысли, кто мог сотворить подобное «правосудие». И вы прекрасно знаете, кого я подозреваю. Но, видит небо, сейчас нужно спасать невинную, а уже потом выявлять кукловода. Колдун, играющий с нами, гораздо умнее и, я думаю, куда сильнее господина Закэрэль. Нельзя попросту стучать кулаками в его дверь и кричать: «Ты арестован!». Вы должны подготовиться, тайно призвав в город сильнейших магов Южных Земель. Его нельзя спугнуть, нельзя, чтобы он что-то заподозрил, иначе беды не миновать. Подумайте, господин Двельтонь, я столько раз говорил вам, что невозможно починить то, что сломано навсегда. А он чинит. Небо свидетель, он чинит! И девочку он тоже… «починил».

— Кто починил? Какую девочку? — внезапно раздался голос Колокольчика. Бард удивленно уставился на Клифаира, пытаясь понять, что за ерунду несет этот старик, а на лице Родона Двельтонь отразилась еще большая обеспокоенность. Мужчина был бледен как полотно, но в его глазах наконец появилась решимость.

— Тогда не будем терять время, — тихо произнес он и первым стремительно покинул кабинет.

Родон велел слуге седлать коня, и в этот момент доктор Клифаир ласково посмотрел на Колокольчика.

— Болван ты…, - мягко произнес он вместо «спасибо». — Поехали на площадь. К счастью, я не отпустил кучера.

Лин неловко пожал плечами и тут же кивнул, готовый провалиться сквозь землю. Он так и не понял, кто кого починил, но от этих слов мужчине сделалось не по себе. Барду казалось, что на миг ему приоткрылась какая-то ужасная тайна, от которой можно сойти с ума или даже умереть. Что-то зловещее было в слове «починить», что-то запретное и потустороннее, отчего Стагр уже не был уверен, что хочет знать истинное значение услышанного разговора.

Появление на площади Родона Двельтонь вызвало сильное волнение среди собравшихся зевак. Казалось, уже нет ничего такого, что могло удивить горожан за сегодняшний день, но отряд всадников семьи Двельтонь никак не мог остаться незамеченным. Инхир Гамель настороженно смотрел на приближающегося Родона, предчувствуя крайне неприятный разговор.

— Неужто очередной балаган с ведьмами? — услышал он ледяной голос Двельтонь. — Инхир, уж вы-то всегда представлялись мне человеком, который использует голову чаще, чем большинство горожан вместе взятых.

— Господин Двельтонь, мое почтение! — начальник стражи низко поклонился, чувствуя, как его сердце от волнения начинает стучать сильнее. — Увы, и в этот раз мне пришлось использовать голову, иначе бы давно воспользовался сердцем. Видит небо, я не хочу происходящего!

— А что, собственно, происходит? — Родон вопросительно вскинул бровь. — Допустим, вы нашли книгу, которую в пустой дом мог подбросить любой мерзавец, чтобы окончательно опорочить честь несчастной семьи. И вы считаете это достаточным основанием, чтобы отправить женщину на костер?

Сталь в голосе Родона совершенно не понравилась Гамелю. Он терпеть не мог, когда его отчитывали, как мальчишку, и уж тем более на глазах такого количества зевак.

— Считаю, мой господин, — сухо ответил Инхир. — А еще я думаю, что именно эта женщина и ее дочь расквитались за нападение на двуглавого урода по имени Точи. С помощью темной магии они надругались над телами несчастных. Вы помните, как прогневались на меня за то, что я не смог вычислить преступников? Так вот, я сделал это. И не моя вина в том, что наши кровожадные мстители — женщины семьи Окроэ.

Эти слова заставили Родона насторожиться, однако на губах его появилась насмешливая улыбка.

— Так это вы передо мной выслужиться стараетесь?

От этих слов Гамель невольно заскрежетал зубами. Бессильная злость охватила его, и мужчина всеми силами сдерживался, чтобы не высказать феодалу нечто оскорбительное. Проклятый Родон имел полномочия даже казнить, если в его адрес направлено какое-то резкое слово, поэтому Инхир в который раз заставил усмирить свои эмоции.

— В первую очередь я выслуживаюсь перед нашим народом, — тихо произнес он, смиренно опустив глаза. — Вы ведь знаете, как я дорожу…

— Своей должностью, — договорил за него Родон. — Конечно же, знаю, Инхир. Я знаком с вами не первый день. Именно поэтому я пока еще прошу вас по-хорошему отменить казнь и отпустить Акейну Окроэ спокойно ухаживать за избитым мужем.

— Боюсь, я не могу этого сделать. Верховный Хранитель лично подписал…

— Закон, который вступает в силу, если есть соответствующие доказательства. Я прекрасно осведомлен о содержании этого указа, поэтому не утруждайтесь объяснять мне. Если наш мудрец не в состоянии разобраться, кому принадлежит книга, мне придется призвать на помощь более опытных.

— Господин Двельтонь, разумеется, воля ваша, — с этими словами Инхир нарочито смиренно развел руками. — Однако позвольте со всем почтением напомнить вам, что нарушение закона касательно ведьм может навлечь беду непосредственно на вас. Управляющий городом не может изменять его или оспаривать, так как это будет означать только то, что он с чернокнижниками заодно.

— И об этом я осведомлен, — Родон чуть нахмурился, но в его взгляде ожидаемое сомнение так и не промелькнуло. — Мне нужно всего несколько дней, и я смогу доказать невиновность этой женщины.

— Откуда подобная уверенность, господин? — Гамель настороженно смотрел на Двельтонь, пытаясь понять, знает ли он что-то о действиях Дагля. Нет, конечно же, не мог знать. Этот дурак Иклив никогда бы не рискнул подставить под удар свою семью.

— Мне кажется, я знаю, кто на самом деле должен понести наказание, но мне не хватает доказательств. Отмените казнь, Инхир. Вскоре вы сами будете рады своему решению.

— Но вы же понимаете, что, если я отпущу ведьму восвояси, то до утра она все равно не доживет. Я могу поместить ее в темницы.

— Она и ее супруг останутся в моем замке. Разумеется, под наблюдением господина Закэрэля. Ухаживать за ними будет доктор Клифаир.

На миг Родон замолчал, словно раздумывая над своими словами, после чего добавил:

— И пошлите за доктором Эристелем. Пускай будут работать два лекаря. Сообщите северянину, что несколько дней он проведет в моем замке, поэтому пусть возьмет все необходимое.

«И в первую очередь то, что намекнет на его причастность к темным силам».

Гамель выдавил из себя фальшивую улыбку и, поклонившись, направился к своим солдатам. Только сейчас Родон почувствовал, как сильно он нервничал. Его губы пересохли, ладони были холодными, а сердце глухо стучало в груди. Если отсрочка казни позволит ему выиграть время, чтобы доказать невиновность семьи Окроэ, риск стоит того. Но, если доктор Клифаир ошибается, в глазах собственного народа Родон Двельтонь навсегда сделается пособником темных сил.

В тот же миг его мысли обратились к северянину, человеку, который пытался тихонько жить на краю города и заниматься врачеванием. Несмотря на неприятное чувство, охватившее Родона при первой встрече с лекарем, Двельтонь не испытывал к нему ненависти. Напротив, его можно было лишь похвалить: приезжий врач всеми силами старался удержаться на новом месте, добросовестно работал и ни с кем никогда не имел серьезных конфликтов. На него поступали жалобы исключительно из-за его скрытности, мол, сидит постоянно дома и копошится в своих книгах, не женат, не имеет детей. Почему-то народ всегда искренне возмущало то, что странный лекарь до сих пор не выбрал супругу. Это было совершенно дико и отвратительно, ведь цель любого нормального человека — найти спутника жизни и обзавестись потомством. Горожане не понимали, зачем посвящать свою жизнь каким-то пучкам сушеной травы да чернильным завитушкам, в то время как приличные мужчины хвастаются своими подрастающими детьми.