— Значит, моя болезнь послужит им доказательством, что это не так, и…, - внезапно Родон прервался, на миг представив, как будет оправдываться перед правителем Юга. До него наверняка дошли слухи, будто Двельтонь покровительствовал силам тьмы, однако теперь его болезнь станет своего рода опровержением. Если Эристель наложил на него такое проклятие с целью защитить, то теперь мужчина ощутил некоторую растерянность. Он никак не ожидал, что некромант мог руководствоваться не только стремлением навредить, но и желанием помочь.

Сумрак опустился на город, словно занавес, объявивший об окончании спектакля. На сцене остались лишь обгоревшие фрагменты построек, которые черными клыками выделялись в тусклом сиянии луны. Ветер лениво гонял пепел по линиям улиц, и казалось, что сама пустыня пожаловала в этот город, разбросав кругом серебряный песок.

Этим вечером здесь было удивительно тихо. Никто из местных жителей не шатался по улицам, фальшиво голося шутливые песни. Не было стражников, которые объезжали город в поисках нарушителей. Мужчины не спешили в трактир «Подкова», чтобы после работы опустошить там кувшин дешевого, а женщины не прогуливались по рыночной площади, выбирая тот или иной товар. Некогда шумный, живой и неугомонный городок вымер и теперь представлял собой обуглившееся кладбище, в центре которого вместо Склепа Прощания возвышался черный замок семьи Двельтонь. Он, частично разрушенная крепость городской стражи, а также дом господина Агль напоминали своего рода маяки, которые остались зажженными в окружении безжизненного моря пепла.

Уставший и осунувшийся, Пехир в который раз обходил комнаты, отдавая распоряжения слугам касательно размещения людей, оставшихся без крова. Он только что вернулся от Родона, и, хоть мужчина изо всех сил старался казаться бодрым, состояние господина Двельтонь произвело на него тяжелое впечатление.

— Где наша не пропадала, смотритель! Вырвемся. Зубами прогрызем, но вылезем из этой передряги! — сказал Пехир Родону, желая хоть немного его приободрить. Хлопнув мужчину по плечу, он залихватским голосом продолжил, — Я знаю дюжину толковых магов, которые мне должны, к тому же с утра здесь уже будут колдуны Аориана. Подлатаем вас, и снова на балах будете отплясывать похлеще мальчишки, нацелившегося нырнуть под юбку какой-нибудь хорошенькой…

Заметив легкое удивление и в то же время иронию в глазах господина Двельтонь, Пехир несколько смутился, поняв, что ляпнул лишнего. Затем он поспешно добавил:

— Простите меня, Родон. Из меня, когда я волнуюсь, вечно прет мое крестьянское прошлое. Я хотел сказать, что ваш недуг — ерунда. Да и город восстановим. И, быть может, если повезет, даже некроманта поймаем. Хотя даже не знаю, как оно было бы, если бы горожане продолжили вершить расправу. Может, мы бы сейчас с вами на соседних кострах горели.

— Самое страшное, что я тоже постоянно об этом думаю, — усмехнулся Родон. — Если бы не некромант, кто знает, как бы сложилась участь моей семьи. Мне до сих пор не верится, что все, кто был вокруг меня… Все оказались замешаны в заговоре. Бегиль Карж, Инхир Гамель… Им я верил даже больше, чем тебе.

— Что касается вашего казначея, он и впрямь был толковым, хоть и подворовывал. Впрочем, если казначей не подворовывает, это не казначей, а дурак. То, что Бегиль переметнулся на сторону Кальонь, поразило не только вас. А что касается Инхира, этот ублюдок всегда был себе на уме. Вы его создали, а он вас так отблагодарил. Но вы не первый и не последний, Родон. Хорошее нужно делать очень осторожно, иначе вскормишь паразита, который в итоге тебя сожрет.

— Но ты-то повел себя иначе, — ответил смотритель.

— Я часто выезжаю за ворота и вижу, как живут под властью Кальонь. Столица полуострова выпила все города до дна, оставив только нищету да разруху. Ваш город — это еще одно пшеничное поле, которое Кальонь собирались опустошить и вытоптать. И двинуться дальше. Тем же методом действовал и Инхир. Разве что в данном случае он старался продать свою шкуру подороже. Говорят, некромант хорошо с ним повеселился. В ту часть замка теперь вообще нельзя заходить до приезда магов?

— Да. Клифаир сказал, что чувствует энергетику черной оспы. Еще не хватало, чтобы она распространилась по замку. Зараженных чумой хотя бы уничтожило пламя, а вот тело Инхира по-прежнему представляет собой опасность. Кстати, может, тебе известно, что стало с его семьей? Элестиа — хорошая женщина, и мне бы не хотелось, чтобы народ начал отыгрываться на ней. Настроение у людей крайне непредсказуемое. Уже поговаривают о том, чтобы убить всех выживших сторонников Элубио… Как будто теперь это что-то изменит.

Услышав имя госпожи Гамель, Пехир заметно помрачнел.

— Погибла она, — сухо произнес он. — Сгорела при пожаре вместе с дочерью. Страшная смерть. Карж, кстати, тоже. И его супруга, и трое ребятишек. Старшая девочка была очаровательна. Я хоть и зол на вашего казначея, но такой участи никогда бы ему не пожелал.

Родон кивнул, а затем спросил:

— Что еще известно в городе?

— Уцелели только дома у главных ворот, крепость городской стражи и мой постоялый двор, хотя там и сгорело основное здание, когда ловили эту черную тварь. У западных ворот — гора трупов. Среди них — вся семья Сантарии Кревель. Ах да, вы же, наверное, не знаете эту прачку. Хорошенькая такая. Еще вечно за Овераной Симь и Элестией бегала.

Господин Двельтонь вновь кивнул, и Пехир продолжил:

— Там же лежит Амбридия Бокл. Кстати, при ней нашли золотые монеты, отчеканенные Кальонь.

— Почему я не удивлен… — усмехнулся Родон. — Именно она громче всех кричала «В пекло Двельтонь!».

— Небо меня накажет за такие слова, но вот эту жабу мне ни капельки не жалко. От нее и муж сбежал, и сын, и явно неспроста.

— А что с госпожой Симь? — этот вопрос Двельтонь хотел задать с самого начала, но посчитал, что нельзя спрашивать напрямик, чтобы не скомпрометировать себя и уж тем более Оверану. Родон помнил эту красивую женщину и то, как она отказалась пошить ему камзол.

— Она и ее супруг сейчас находятся у вас в замке. Их дом полностью сгорел. Хагал в полном порядке, а вот Оверана ранена. В толпе ей умудрились порезать плечо, хотя, честно сказать, мой лекарь, который занимался ей, сказал, что рана была нанесена до всего случившегося и даже оказалась зашита… Только вот швы разошлись, и рана снова начала кровить. Давно поговаривают, что это муженек Овераны характер проявляет. Полагаю, он и порезал ее.

— Из-за чего? — Родон заметно насторожился.

— Да кто его знает. Наверняка в распутстве подозревает. Ну оно и понятно. Вы же видели эту Оверану. Мужики шеи ломают, когда она проходит мимо.

— Мельком, — уклончиво ответил Двельтонь. Ситуация с Хагалом ему крайне не понравилась. Он уже задумался о том, чтобы вызвать этого типа к себе на разговор, сославшись на то, что до него дошли слухи о рукоприкладстве. Но вдруг Оверана скажет, что это ошибка? Быть может, она настолько запугана, что даже слова не посмеет сказать против мужа? И тогда он, Родон, ничего не сможет сделать.

— Знаете, смотритель, я тут подумал по поводу нашей хорошенькой госпожи Симь, — заговорщическим тоном начал Пехир и вдруг рассмеялся. — У меня есть парочка людей, которые иногда выполняют мои поручения не самым вежливым способом. Зато Хагал навсегда запомнит, каково это — избивать слабую женщину. Тоже мне герой нашелся.

Губы Родона тронула улыбка.

— У меня тоже есть такая парочка людей, но мне кажется, что поколотить его единожды будет маловато. Я бы предпочел вышвырнуть его из города.

— И он заберет Оверану с собой. Проклятье! Знал бы, что некромант собирается все тут сжигать, — собственноручно привязал бы Хагала к какой-нибудь каменной колонне. Надеюсь, небо не слышало то, что я только что сказал, но я искренне сомневаюсь, что такой человек, как он, изменится после случившегося.

— Что-что, а приструнить мерзавца у меня хватит сил, — мрачно произнес Двельтонь, и Пехир согласно кивнул. Больше они не перечисляли убитых. Теперь уже проще было назвать имена оставшихся в живых. В какой-то миг Родон поинтересовался состоянием жены Пехира, отчего мужчина поморщился, словно жевал лимон.