К сегодняшнему представлению Амбридия Бокл готовилась особенно тщательно. Сценарий был проработан до мелочей, диалоги актеров преисполнены смысла, а костюмы достаточно походили на те, что носили прототипы основных персонажей. Только дурак, не имеющий ни смекалки, ни памяти, не признал бы в главной героине Шаоль Окроэ, настолько тошнотворную святошу, что Амбридия попросту не могла ее игнорировать. Именно эта девица имела наглость резко выразиться в адрес ее спектаклей. Рыжеволосая конопатая девчонка пятнадцати лет от роду заявила, что горожане ведут себя отвратительно, поощряя аплодисментами лживые, а порой и жестокие сценки. Будучи дочерью простого каменщика, она не смогла привлечь к своим словам достаточно внимания, зато своей неосторожной фразой нажила себе заклятого врага. В тот день, когда Амбридия узнала о нелестном высказывании, она перечеркнула ранее написанный сценарий и начала сочинять заново, добавив в список действующих лиц имя Наоль.

Можно предположить, что характер Амбридии Бокл сформировался бы иначе, если бы мать не восхваляла ее красоту и таланты слишком заливисто. С детства девочке пророчили завидного жениха, богатый дом, лучшие наряды, знакомства с великими людьми, а, главное, театральное будущее. Амбридия верила, что однажды она уедет в столицу южных земель, где будет сочинять пьесы для самого правителя. Шли годы, девочка превратилась в девушку, девушка — в женщину, но ни завидного жениха, ни богатого дома, ни достойных знакомств так и не появилось. Чувствуя, что молодость уходит, Амбридия поспешно вступила в брак с мелким ремесленником, затем родила ребенка, располнела и окончательно распрощалась со своими детскими грезами.

Когда Амбридии исполнилось сорок три года, ее муж покинул город, сообщив, что здесь он не может заработать даже ломаного медяка, и только в горных поселениях он видит хоть какие-то перспективы. С тех пор Амбридия о нем больше ничего не слышала. За отца расплачивался Корше, единственный ребенок в развалившейся семье, на котором мать вымещала свои обиды. Надо сказать, делала она это весьма изощренно, без устали упрекая юношу за все свои неудачи. Корше рос запуганным и нелюдимым, отчего сверстники часто высмеивали и даже поколачивали его.

Единственным утешением для Амбридии служил праздник города, где она могла осуществить свою последнюю мечту — ставить пьесы. Успехи первых спектаклей принесли ей уважение среди горожан, а также наделили некоторой властью, коей Амбридия не преминула воспользоваться. Первым делом женщина расправилась со своими подругами, которые то и дело злорадствовали над ее несостоявшейся жизнью.

Сценки, имеющие под собой настоящие истории из жизни, были восприняты с куда большим жаром, нежели придуманные сказки. В первые годы сюжеты все еще были правдивые, но вскоре Амбридия поняла, что где-то можно приукрасить, где-то солгать, а где-то и вовсе переписать настоящую историю по-новому. Желчные спектакли давали не только возможность влиять на зрителей, но и приносили хорошие деньги. Часть монет поступала из городской казны, часть — из мелких пожертвований, но большую половину денег давали сами зрители. Со стороны могло показаться, что люди невольно боялись, что, если Амбридия бросит заниматься пьесами и останется только портнихой, развлечений в городе станет значительно меньше.

Бокл не знала, какой фурор произведет ее новый спектакль, но не могла не предвкушать бурных оваций в ее честь. Она долго выбирала, какое из трех мешковатых платьев наденет на свою расплывшуюся фигуру, и наконец остановилась на ярко-лиловом. Свои русые с проседью волосы она зачесала в тугой пучок и спрятала под чепцом. На пухлые пальцы женщина нацепила два серебряных кольца, доставшихся ей от матери, а запястье украсила плетеным кожаным браслетом с бусинами из того же металла.

— Что ты там копошишься, как раздавленный червяк? — крикнула она, обратившись к сыну, который все еще мыл посуду. Юноша вздрогнул от неожиданности, и мокрая тарелка выскользнула из рук, с громким звоном превращаясь в глиняные черепки. В такие моменты Корше казалось, что его кто-то проклял: чем больше он старался угодить матери, тем меньше ему это удавалось. Почему-то, когда он пытался вести себя за столом прилично, кусочек еды обязательно соскальзывал с вилки и шмякался ему на рубашку. Когда старался до блеска отмыть посуду, что-то из утвари обязательно разбивалось. Когда силился говорить с матерью уверенно, его лицо покрывалось пунцовыми пятнами, он начинал мямлить, за что Амбридия обязательно награждала его пощечиной.

— Нет, ну это просто немыслимо! — воскликнула женщина, стремительно приближаясь к своему сыну. — За что небеса послали мне вместо ребенка тупую неуклюжую свинью?

— Простите, мату…, - пробормотал юноша, глядя на мать испуганными затравленными глазами. В тот же миг влажное кухонное полотенце обжигающе больно хлестнуло его по лицу. Горячая полоса на коже мигом начала наливаться красным, и Корше судорожно всхлипнул. Этот полувздох еще больше разозлил Амбридию, и она замахнулась на юношу вновь, желая хорошенько проучить бестолкового ублюдка. Но в тот самый миг в дверь неожиданно постучали.

— Скройся с глаз моих, глупая скотина! — прошипела Амбридия и, грубо толкнув сына, направилась встречать гостя. Юноша поспешно кивнул, точно кто-то дернул его, как куклу, а затем бросился в свою комнату. Амбридия проводила его ненавидящим взглядом и распахнула дверь.

На пороге стояла крупная темноволосая женщина с настолько густыми черными бровями, что дети на улице называли ее «усатые глаза». К счастью, Матильда, более известная по прозвищу Большая Ма, о втором своем «имени» не слышала, иначе не преминула бы хорошенько оттрепать озорников.

— Тили, дорогая, — радостно воскликнула Амбридия, встречая подругу улыбкой. — Разве мы не договаривались, что ты придешь вместе с Лукио, чтобы он помог нам отнести костюмы?

— Именно поэтому я и пришла раньше, чтобы успеть сходить дважды. Мой увалень лежит дома с жаром и стонет, словно рожающая корова.

— Вот же напасть! — Амбридия посторонилась, позволяя подруге войти в дом. — И что же приключилось с твоим мужем, что он даже в праздник города не может оклематься?

— Помнишь, я тебе говорила, что его цапнул уж? Так вот, это оказалась акайа! Если бы этот идиот обратился к лекарю раньше, а не ждал, пока нога раздуется до невменяемых размеров, сегодня он был бы уже в полном порядке. А теперь мы мало того что должны денег доктору, так еще и Лукио запретили мочить ногу. Представляешь, в ближайшее время рыбачить с остальными он не выйдет, а, значит, мы еще потеряем какую-то сумму денег.

— О, Тили, — Амбридия скорчила фальшивую гримасу сочувствия, однако ее настроение еще больше улучшилось при мысли, что алчная подруга теряет свои драгоценные медяки. Бокл даже забыла о разбитой тарелке и теперь ласково утешала свою гостью.

— Может, все не так плохо? — предположила она. — Может, доктор проявил излишнюю осторожность, поэтому и велел Лукио не мочить рану?

— А может, мой болван попросту брешет, как вшивая дворняга! Захотел отлежаться дома вместо того, чтобы зарабатывать деньги. Знаешь, что я думаю? Я сама схожу к Эристелю и уточню, действительно ли Лукио нельзя мочить ногу или это очередное его вранье? Тогда уж пусть лекарь запретит ему мочить еще и горло, а то едва я выйду за дверь, так Лукио напивается до полусмерти.

— Вы все еще ходите к Эристелю? — Амбридия покачала головой. — Говорю же, дорогая, смените лекаря. Ну что может насоветовать вам молодой докторишко, у которого репутация в городе хуже, чем у полоумного Игши? Ты никогда не задумывалась, почему Эристель вечно таскается с книгами? Да потому что он ничего не знает. А те лекари, которые знают… Им книги не нужны.

Матильда нахмурилась, недовольная тем, что подруга усомнилась в ее выгодном вложении. Эристель хоть и был молод, но в своем деле разбирался не хуже более опытных коллег. Но, главное, его услуги стоили дешево, и это стало для Матильды решающим фактором.