— Ингвар сказал тебе, что убивали не оборотни? Что это был настоящий медведь? И… ты поверил? — хотел добавить — «мне» — но не стал. — Раз их не убрали из башен.

— Конечно, поверил… — дернул плечом отец. — Когда Урусов кинулся в бега…

— Э-э-э… — Митя слегка растерялся. — Ну-у… Урусов тоже никого не… — вспомнил Урусова, орудующего фамильным хлыстом, исправился. — Урусов медведем не убивал… — вспомнил натравленного на виталийцев медведя и наконец выдавил окончательное. — Урусов убивал кого надо! А не обывателей на темных улицах! А этих убивали специально, чтобы опорочить оборотней, чтоб тех убрали из башней, чтоб заменили уланами, чтоб те не смогли толком стрелять, когда подойдут виталийцы!

Отец подался вперед:

— Где медведь?

— Мы с Урусовым привезли его в город… А тут его зарубили виталийцы. За Потапенко приняли.

— А что за цыган?

— Хозяин медведя. Натравливал его на жертв.

— Простой человек? — удивился отец.

Митя поглядел на него иронически: «Вы, батюшка, тоже не Кровный Мораныч, а нежить упокоиваете!» Отец понял, хмыкнул в ответ:

— Но цыгана тоже убили… Он мог бы рассказать, кто его нанял — не думаю, что такую сложную интригу затеял таборный ром.

— Лаппо-Данилевские! — не выдержав, прошипел Митя. Да, цыган мог бы рассказать и рассказал бы обязательно, но… Митя не сумел его довезти до полицейского департамента и… проиграл! Снова проиграл Алешке и его папеньке!

— И зачем это Ивану Яковлевичу? — скептически вскинул бровь отец.

Митя пару мгновений глядел на него недоуменно: для него было просто и очевидно, любая мерзость и подлость нужны и приятны Алешке и его папеньке. Но было смутное подозрение, что это объяснение отца не удовлетворит. Наконец, мысли зашевелились — Мите даже показалось, что он чувствует, как они возятся внутри… и он с облегчением рассмеялся:

— Железо!

Отец снова дрогнул бровями — уже вопросительно.

— В первый день — мы встретили Лаппо-Данилевского у складов Брянского завода. Эти склады как раз на пути тех виталийцев, что с тыла зашли… Они вывозят железо, но нужда питерских фабрикантов в железе и чугуне никуда не девается — и хочешь-не хочешь, они сделают новый заказ тем, у кого железо есть.

— Бельгийцам?

— А у Лаппо-Данилевского доля в бельгийских заводах. — торжествующе заключил Митя.

Отец некоторое время подумал и с сомнением спросил:

— И все это… нападение на город, жертвы… которых могло быть во много раз больше… ради заказа на железо?

— Ради денег. — педантично уточнил Митя. — Каковые произойдут от очень большого заказа на железо. — он покосился на отца иронично — сколько лет в полиции, а все остается идеалистом! И проворчал. — Ежели вспомнить, мертвецов господа Лаппо-Данилевские тоже поднимали не ради великой цели, навроде торжества над всеми Кровными в империи, а всего лишь ради кирпичей и безакцизной водки…

И вдруг осекся, подумав, что одно другого вовсе не исключает.

— Да… — кивнул отец. — Складно выходит. А ведь это Лаппо-Данилевский первым предложил убрать стражников из башен. И к владельцам големов со мной навязался, хотя его и не звали. Разговаривал с ними таким тоном, что я думал, погонят нас прочь, несмотря на опасность для города.

Митя зло улыбнулся. Надо же… Поторопился Иван Яковлевич. Занервничал. Или был уверен, что никто ничего не поймет?

— Но доказательств против него опять нет. — вздохнул отец.

— Паротелега! — напомнил Митя. — Их паротелега, бывшая Штольцев, была в том самом доме, где прятали медведя, и цыган…

Отец шумно вздохнул и… сунул руку за борт сюртука. Только сейчас Митя заметил, что и отцовская одежда вовсе не в порядке — не в лохмотьях, как у Мити, но в пороховых подпалинах, грязи, а рукав так и вовсе разрезан.

Отец вытащил измятую бумагу и… сунул ее Митя.

— Что это?

— Заявление. От господина Лаппо-Данилевского. О покраже паротелеги. Вручил мне перед самым заседанием у губернатора. Возмущался весьма. Дескать, паротелегу свели у него со двора, как цыгане сводят лошадь.

— Так и сказал… про цыган? — переспросил Митя, тупо глядя на бумагу.

— Так и сказал. — подтвердил отец.

Митя яростным движением скомкал бумагу в кулаке, чувствуя, как она начинает расползаться у него под пальцами, обращаясь в прах.

— Виталийцы! — процедил он. — Лаппо-Данилевский должен был связываться с кем-то из ярлов, если их как следует допросить…

— Допрошу. — кивнул отец и уныло добавил. — Тех, кто уцелел.

Митя шумно выдохнул — одного ярла убил он сам. Конечно, была надежда, что это не тот самый ярл, что устроил поход за железом, но… Будь он сам на месте Ивана Яковлевича уж нашел бы способ сноситься с виталийцами так, чтоб они ни лица, ни имени его не знали!

— Выкрутилисссь! — прошипел он. — Но ничего, это только в этот раз, я их с Алешкой достану, я…

— Ты-ы! — вдруг заорал отец. — Ты полез к медведю, а потом в город, прямо во время сражения… из-за своей вражды с Алешкой? Да я… Я тебя просто убью, Митька! — отец схватил его за печи и принялся яростно трясти.

— Кажется, ты сам хотел, чтобы я… занялся серьезным делом? — щелкая зубами в такт каждому встряхиванию, выдавил Митя. — Не… понимаю… чем… ты… теперь… недоволен…

— Тебя могли убить! — заорал отец. — Виталийцы… сумасшедшие берсерки… и мой сын…

— Ты тоже там был! — Митя выкрутился из рук отца, стукнувшись затылком об угол стола. Он сам не понимая, что чувствует сейчас: радость от отцовской тревоги или… раздражение.

— Я — не ты! Я — взрослый человек с боевым опытом, а ты мальчишка… посреди боя… Предки, да я подумать боюсь, что могло случиться! Надеюсь, тебе хватило ума спрятаться? Отсидеться?

— Э-э-э… Мне скорее повезло… — пробормотал Митя. Рассказать? «Я не прятался от варягов… я их убивал… а потом поднял… и… О, Предки, нет!»

— Мииитька! — почти простонал отец и притиснул его к груди.

И… хорошо так стало… Как в детстве… Когда еще мама была, и…

Отец уже легко встряхнул его за плечи, растрепал волосы:

— Представляю, какого тебе было видеть этот ужас… всего-то в пятнадцать лет…

Митя отвел глаза: да, смотреть было неприятно. А убивать… убивать ему понравилось. Тогда. От чего сейчас было еще неприятнее.

— Сам говорил, в моем возрасте дед уже был околоточным надзирателем.

— Стражником… — поправил отец. — И времена тогда другие были! И… Что касаемо Лаппо-Данилевского… Лучше уж я тебе сам скажу… Виталийцы успели опустошить склады брянского завода. У них специальная команда работала, и мы пока не нашли, куда и как они железо увезли — эта их манера исчезать и появляться…

— То есть, у него все получилось? — мерзлым, как мостовая в январе, голосом спросил Митя.

— Мы еще поищем. — тоном, выдающим глубокие сомнения, заверил отец.

— Да… — кивнул Митя. Убивать хотелось снова, но в этот раз не кого-нибудь, а двух, совершенно определенных людей. — Я тоже… поищу.

«И непременно найду! Раньше, позже… Но вы ошибетесь, господа Лаппо-Данилевские. А я буду рядом».

— Не нужно! — выпалил отец. И тихо добавил. — Прости меня, Митя… Я… ошибался. Я не должен был тащить тебя сюда. Сперва мертвецы Бабайко, теперь нападение виталийцев… Здесь действительно слишком опасно. Я думаю, тебе лучше вернуться в Петербург. Ты этого так хотел… Ты рад? — как-то тоскливо сказал отец.

Митя глядел на него, снова чувствуя, как у него простонародно приоткрывается рот… и даже не заботясь его закрыть. Наконец крупно сглотнул и пробормотал:

— Безумно… Просто даже вот не знаю… как тебя благодарить…

— Сейчас мне… надо идти… сам понимаешь, после такого могут начаться грабежи и… а как вернусь… Напишу Белозерским… — Отец вымученно усмехнулся, кивнул и вышел.

Митя еще посидел на полу, глядя прямо перед собой и не видя абсолютно ничего. Вот когда он все бы отдал, чтоб вернуться в Петербург, отец не пускал, а теперь, когда… когда — что? Что изменилось?

От стены комнаты словно отслоилась тень и тихий злой голос прошептал: