— Стала марой! — каркающе рассмеялась она. — Хотя… тобой Она довольна. После того как ты с этими… местными божками разобрался… Которые на Ее власть над мертвыми посягнули! Правда, мне показалось, что теперь Она еще больше тебя хочет… Но может, и пожалеет? По-родственному!

Митя насупился. У этой Кровной Родни не в обычае было щадить родичей.

— Просто уйди! Улетай, убирайся из моей жизни, оставь меня… — рвущееся с языка «в покое» он успел проглотить. — Просто — оставь!

— Не могу! — она снова подняла и опустила плечи. — Я обещала твоей матери…

Митя замер, стиснув кулак так, что лезвие вонзилось в ладонь.

— Не… смей… говорить… о… моей… матери!

— Почему? — искренне удивилась мара. — Она как раз хотела…

— Потому что вы ее забрали! Никогда не прощу! — заорал Митя и бросил нож. Серебристый клинок свистнул в воздухе, ударил в тощую грудь мары… и канул в ее черном одеянии, как в воду булькнул. Митя швырнул второй…

— А-рр-гх! — прямиком с места, даже не распрямляя ног, мара отпрыгнула назад — только черные крылья оглушительно хлопнули, да тонко зазвенели сшибленные с потолка мелкие сосульки. Дверь ледника распахнулась, мару вынесло в мертвецкую, и она приземлилась прямиком на лежащее на столе тело.

Тело хрипло заорало, колотя во все стороны руками и ногами. Мара взвилась в воздух, визжа, как перепуганная девчонка.

Митя, ворвавшийся в мертвецкую со второй парой серебряных клинков, на мгновение замер…

Рогожа слетела с тела… и вполне живой и подвижный господин лет двадцати пяти скатился со стола. Крутанулся волчком, изготавливаясь к обороне. Пронзительно взвизгнувшая мара ринулась на него, выставив когти…

Пестрый клубок под столом стремительно развернулся… лесная рысь выметнулась навстречу маре и когтями вцепилась в край черного одеяния, вопя так жутко и гадостно, что у Мити зубы засвербели. Мара крутанулась в воздухе, крылом ударила рысь по голове, отбрасывая в сторону — зверюгу впечатало в стену, и та медленно сползла вниз. Мара рванулась к нежданному обидчику и схватила за горло.

— Мораныч… — прохрипел тот. — Уйми свою тварь!

— Он не Мораныч-ш-ш-ш! — оскаленная мара дохнул ему в лицо зловонием разрытой земли, заставляя беднягу зажмуриться. — Он не может!

— Брось его! Хватит! — Митя кинулся к ним…

Мара шумно хлопнула крыльями, поднимаясь в воздух… и удерживая добычу на вытянутой руке. Ноги господина отчаянно дернулись в воздухе… лицо мары страшно исказилась, она зашипела… и швырнула свою жертву Мите под ноги.

— На! — взмыла выше… запустила когтистую лапу себе в грудь… и выудила брошенный нож.

— Дзанг! — нож звякнул об пол у самых Митиных сапог. Мара презрительно скривилась… и неожиданно звучным, совершенно девчоночьим голосом бросила:

— Дурак! — и сиганула прямиком в низкое подвальное окошко. Зазвенело стекло, мара черным туманом просочилась меж старыми, облупившимися рамами… и пропала. Только пара черных перышек закружились в воздухе, тихо спланировали на пол… и растаяли темной дымкой.

В углу пронзительно взвыли… и разъяренная рысь ринулась на Митю.

— Стоять! Раиска! Назад! — господин бесстрашно перехватил зверюгу за шкирку.

С губ господина сорвался рык, лицо его дрогнуло, на кратчайший, едва уловимый миг приняв жуткое сходство с собачьей мордой, за спиной взметнулись призрачные крылья… и тут же пропали. Зато атакующая рысь рухнула на пол, не долетев до Мити каких-то четверти дюйма, и свернулась клубком у ног, подвывая, как от боли. Господин склонился над ней, укоризненно цокая языком, с неожиданной для довольно изящной фигуры силой подхватил на руки и принялся успокаивающе почесывать за ухом, как простого кота.

— Что вы здесь делаете, сударь мой Симарглыч? — стараясь успокоить заполошно колотящееся сердце, процедил Митя.

— Не поверите — отсыпаюсь. Важное начальство изволит вскорости пожаловать, так вовсе замучили. А здесь, авось, искать не догадаются. — продолжая почесывать рысь, усмехнулся господин. И отвесил по-гвардейски четкий поклон. — Петр Николаевич, седьмой княжич Урусов, из младшей, ярославской ветви. — и после недолгой паузы закончил. — Сыскарь здешний, по делам уголовным. — и едва заметно покраснев скулами, с некоторым даже вызовом бросил. — Сами разумеете, раз княжич, то малокровный, на полный титул Кровной Силы имею недостаточно. Это глава рода у нас, ежели захочет, и белок в лесу маршировать заставит. А я так, по мелочи: собаку на след направить, птичьими глазами сверху поглядеть… для городского розыска хватает, на большее не претендую! — и гордо вскинул голову. Не дождался от Мити никакой особой реакции и ощутимо расслабился. — Ну а вы, юный Мораныч? Мара в подчинении, это… весьма, весьма сильно! Тем паче в таком возрасте… Только что вы здесь делали? — он кивнул на лежащие на соседних столах трупы.

— Вы не поверите. — в тон ему откликнулся Митя. — Прохлаждаюсь. — и принялся оправлять одежду, попутно пряча клинки за пояс и в рукава. — Только я не Мораныч.

[1] Историю мары читайте в нашем сборнике «Ведьма и компания. Брачный сезон», рассказ «Рыжая мара»

— Не Мораныч, однако мара вас слушается. — Урусов недобро сощурился. — Шутить изволите над малокровным? Забавляться?

— Да если бы она меня слушалась!

«Духу б ее нечистого рядом со мной не было!»

Митя даже руку к груди прижал — еще не доставало со здешней Кровной Знатью рассориться, пусть даже это малокровный княжич, занятый недостойным его Крови делом. Мысль о том, что его отец занят тем же делом, как всегда вызвала глухое раздражение.

— Матушка, Царство ей Небесное, была из Кровных, княжна Белозерская, а батюшка… из дворян.

Какое счастье, что можно теперь хоть так сказать, пару лет назад приходилось и вовсе краснеть, что из дворян личных, а значит, по происхождению и вовсе мещанин.

— Полукровок не бывает. — кажется, еще не вполне веря, буркнул Урусов. — Предки или благословили… пусть даже малой Кровью… или нет.

Митя бы еще поспорил, благословение то, или проклятье, но с Кровными не спорят… даже с такими вот, потрепанными. Митя мазнул взглядом по дорогим, но изрядно грязным и поношенным ботинкам княжича, брошенным под столом мертвецкой. Урусов смущенно преступил ногами в шелковых носках. Надо признать, весьма изысканных.

— Местная фабрика. — вызывающе объявил княжич.

Взгляд Мити стал заинтересованным.

— Простите мое любопытство, княжич. У меня в дороге весь гардероб… пострадал. — Митя поднял глаза на строгие брюки недурного сукна.

— Петербургский? — протянул Урусов. — Эк вас угораздило! — подумал еще мгновение… и вытащил из кармана визитную карточку.

— «Одежда» Альшванга? — слегка ошарашенно прочитал Митя.

— Старый Исакович тот еще пройдоха, но если к нему правильно подойти, составит вам гардероб… не петербургский, но… за берлинский, случалось, выдавали. Да и из пострадавшего, глядишь, что спасти удастся. — видно, физиономия у Мити была исполнена сомнения, потому что Урусов энергично кивнул. — Большой умелец, за то и бережем! Вот отгремят страсти по поводу нового начальства, свожу вас туда.

— Вы не представляете, что для меня значит ваше любезное предложение, Петр Николаевич! — прижимая карточку к груди, выдохнул Митя.

Видно было, что искренний Митин порыв развеял остатки недовольства, княжич осторожно улыбнулся:

— Наших в городе немного: целители-Живичи, да пара водников-Данычей при днепровских порогах состоят, переход обеспечивают. Ну, и конечно, сам губернатор, Дурново Иван Николаевич, из Велесовичей. Говорят, на Брянский завод Сварожичи приедут, но тут я, воля ваша, не верю — чтоб Кровные, какие ни на есть, служили капиталу, а не царю и Отечеству… нет, не верю! Так что как не помочь кровному собрату-Моранычу.

— Я не Мораныч! — вскричал расстроенный Митя.

— Который почему-то говорит, что это не так. — согласился княжич и покосился на Митю с почти детским любопытством.