Международная космическая станция

В трехстах сорока километрах над Землей американский астронавт Талия Чарльз – она была бортинженером восемнадцатой экспедиции, кроме нее, в экипаж входили командир, русский космонавт, и еще один бортинженер из Франции – проплыла в невесомости через гермоадаптер, соединяющий модуль «Юнити» с кормовым люком лабораторного модуля «Дестини». Международная космическая станция, двигаясь со скоростью примерно двадцать восемь тысяч километров в час, ежедневно шестнадцать раз облетала вокруг Земли, то есть совершала оборот каждые полтора часа. Покрытие Солнца на низкой околоземной орбите не считалось чем-то удивительным. Чтобы увидеть роскошную корону, достаточно было подплыть к иллюминатору и заслонить Солнце каким-нибудь круглым предметом. Так что Талию интересовало не выстраивание Солнца, Луны и Земли на одной линии – станция двигалась очень быстро, перспектива все время менялась, поэтому для астронавтов собственно затмения не существовало вовсе, – а скорее результат этого явления: продвижение лунной тени по медленно вращающейся Земле.

«Дестини», самый первый лабораторный модуль МКС, представлял собой цилиндр длиной восемь с половиной метров и диаметром четыре с небольшим. Внутреннее пространство – кстати, не круглого, а квадратного сечения – занимало научное оборудование, прикрепленное к стенам, и поэтому объем его, конечно же, был меньше: примерно пять человеческих ростов в длину и один рост в поперечнике. Все провода, трубы, узлы и соединения находились в пределах досягаемости, то есть на виду, таким образом каждая из четырех стен «Дестини» выглядела как обратная сторона гигантской материнской платы. Порой у Талии возникало ощущение, что она – крохотный микропроцессор, послушно производящий вычисления внутри большого космического компьютера.

Перебирая руками по надиру – «полу» модуля «Дестини» (в космосе нет верха или низа), – Талия подобралась к большому линзообразному диску в оправе, усеянной болтами. Окно во внешний мир было снабжено заслонкой, призванной защитить модуль от микрометеоритов и орбитального мусора. Талия зацепилась ногами – она была без обуви, но в носках – за стенной поручень, чтобы зафиксировать свое положение, после чего вручную открыла заслонку, обнажив большой, шестьдесят сантиметров в диаметре, иллюминатор из оптического стекла.

И увидела бело-голубой шар Земли.

Фотографирование Земли входило в круг обязанностей Талии. Снимки выполнялись укрепленной снаружи камерой «Хассельблад» с помощью пульта дистанционного управления. Но сегодня, впервые за день взглянув на планету, Талия содрогнулась. Большая черная круглая отметина – тень Луны – походила на трупное пятно на теле Земли. Темный, грозный изъян на безупречном в остальном голубом шаре – родном доме. Более всего раздражало то, что в центральной, самой темной части тени ничего не проглядывалось – огромный регион бесследно исчез в черной пустоте. Ощущение было, словно смотришь на спутниковую карту, сделанную после большой катастрофы, на космический снимок, демонстрирующий последствия страшного пожара, поглотившего Нью-Йорк. И пожар этот широкой полосой продвигался дальше по восточному побережью.

Манхэттен

Ньюйоркцы собрались в Центральном парке, заполнив главную лужайку площадью двадцать два гектара, словно предстоял какой-нибудь летний концерт. Те, кто еще с утра разложил одеяла и расставил раскладные стулья, теперь стояли в полный рост, как и все остальные. Дети сидели на плечах отцов. Матери держали младенцев на руках. Над парком серо-лиловой громадой нависал замок Бельведер – мрачная готическая нотка в этой зеленой пасторали, зажатой с востока и запада высотными зданиями.

Гигантская островная метрополия замерла в ожидании, и эту недвижность города ощущали все его жители. Тревожное чувство было как при аварии энергосистемы – мучительное и всеобщее. Затмение словно бы накрыло город со всеми его обитателями колпаком равенства, на пять минут сняв все социальные барьеры. Все стали равны под солнцем, точнее, в отсутствие оного.

Тут и там на лужайке звучали радиоприемники, настроенные на волну «Зед-100»; собравшиеся подпевали Бонни Тайлер, исполнявшей «Полное затмение сердца» – семиминутный хит, известный всем любителям караоке.

На мостах Ист-Сайда, соединяющих Манхэттен с остальным миром, машины не двигались – люди стояли рядом или сидели на капотах. Несколько фотографов, установив на объективы специальные фильтры, делали снимок за снимком.

На крышах гремели коктейльные вечеринки, совсем как в канун Нового года, только веселый новогодний праздник меркнул перед сегодняшним зловещим небесным спектаклем.

Гигантский экран «Панасоник астровижн», установленный на Таймс-сквер, словно внезапно погрузившейся в ночь, показывал затмение в режиме реального времени: призрачная солнечная корона, мерцающая над «Перекрестком мира», воспринималась как грозное предупреждение из дальнего района Галактики. По изображению то и дело шли полосы помех.

На номера 911 и 311 потоком лились звонки, в том числе от женщин на ранних сроках беременности, считавших, что у них начались роды, «спровоцированные затмением». Машины «скорой помощи» исправно выезжали на вызовы, хотя весь остальной транспорт на острове стоял.

В двух психиатрических клиниках на острове Рэндалла, в северной части Ист-Ривер, врачи распорядились запереть буйных пациентов в палатах и опустить все шторы. Небуйных собрали в кафетериях с занавешенными окнами и стали показывать им фильмы – конечно же, разнузданные комедии, – однако в минуты полного затмения многие пациенты в приступе нервозности захотели покинуть помещение, хотя внятно объяснить зачем – не могли. В «Бельвью» психиатрическое отделение испытало пик поступления новых пациентов еще утром, до начала затмения.

Между «Бельвью» и Медицинским центром Нью-Йоркского университета, двумя крупнейшими больницами в мире, стояло, возможно, самое уродливое сооружение на всем Манхэттене. Управление главного судебно-медицинского эксперта располагалось в бесформенном прямоугольном здании тошнотворно-бирюзового цвета. Когда из очередного рефрижератора выгрузили упакованные в мешки трупы и на каталках развезли их по секционным залам и подвальным холодильным камерам, Госсетт Беннетт, один из четырнадцати судмедэкспертов управления, вышел на улицу немного передохнуть. Из маленького парка позади больничных корпусов он не мог наблюдать за игрой Солнца и Луны – мешало здание самого управления, – зато хорошо видел людей, созерцающих затмение. Вдоль всего шоссе Франклина Делано Рузвельта, проходившего мимо парка, меж припаркованных автомобилей стояли зрители – и это на магистрали, где движение не замирало никогда. По ту сторону шоссе текла Ист-Ривер – она казалась потоком угольной смолы, в котором отражалось мертвое небо. На противоположном берегу реки мрак накрыл Куинс. Сияние солнечной короны отражалось только в немногих окнах верхних этажей высоких зданий, смотрящих на запад, – словно это были ослепительно-белые факелы какого-то загадочного химического завода.

«Вот так, пожалуй, начнется конец света», – подумал Беннетт, прежде чем вернуться в здание и продолжить перепись мертвецов.

Аэропорт имени Джона Кеннеди

Родственникам погибших пассажиров и членов экипажа рейса «Реджис 753» предложили оторваться от заполнения различных бумаг, отставить кофе, привезенный Красным Крестом (для скорбящих – без кофеина), и выйти на летное поле в закрытую зону позади третьего терминала. Там опечаленные родственники – люди с впавшими глазами и землистыми лицами, не имевшие между собой ничего общего, кроме горя, – собрались вместе и принялись наблюдать за солнечным затмением. Они взялись за руки – одни из солидарности, другим действительно требовалась поддержка, – лица их были обращены к темной западной части неба. Они еще не знали, что вскоре их разделят на четыре группы и на школьных автобусах развезут по соответствующим управлениям судебно-медицинских экспертов. Там родственников – семья за семьей – пригласят в просмотровый зал, покажут посмертные фотографии и попросят опознать усопших. Физические останки разрешат увидеть только тем, кто будет особо на этом настаивать. Потом скорбящим выдадут путевки на проживание в аэропортовском отеле «Шератон», отвезут туда, накормят бесплатным обедом и предоставят в их распоряжение психологов, которые будут с родственниками погибших всю ночь и весь следующий день.