Бриллиантовая часть кольца медленно расширялась, превращаясь в целую россыпь драгоценных камней, известную как «четки Бейли»[33]; потом эти «камешки» слились воедино, и заново рожденный серп Солнца принялся выталкивать Луну с незаконно занятой территории.

По земле вновь зазмеились тени – они мерцали, точно вызванные из небытия духи, возвещающие переход из одной формы существования в другую.

По мере возвращения естественного света ликование людей принимало просто эпический размах. Все кричали, обнимались, повсюду гремели аплодисменты. Город огласили автомобильные гудки. На стадионе «Янки» из мощных динамиков лился голос Кэти Смит.

Полтора часа спустя Луна полностью сошла с тропы Солнца, и покрытие закончилось. По большому счету, ничего особенного не произошло: в небесах ничего не изменилось и ничто не пострадало; ничего не случилось и на земле, разве что по северо-восточной части США ясным днем несколько минут скользила тень. Даже в Нью-Йорке, едва закончилось световое шоу, люди мгновенно вернулись к повседневным делам, а те, кого зрелище застало в дороге, быстро переключились с ужаса закончившегося затмения на кошмар начавшихся пробок. Разумеется, захватывающий небесный феномен не мог не оставить отпечатка тревоги и благоговения во всех пяти районах огромной метрополии. Однако Нью-Йорк есть Нью-Йорк: если шоу закончилось, значит так тому и быть.

Эф вернулся в ангар на электротележке, оставив Джима с директором Барнсом, иначе им с Норой от директора было не отвязаться.

Больничные ширмы из-под крыла самолета уже откатили, брезент убрали. К переднему и заднему аварийным люкам были подведены лестницы; около люка заднего грузового отсека работала целая толпа следователей Национального совета по безопасности на транспорте. Теперь самолет рассматривался как место преступления.

Эф увидел Нору – она была в блузе из тайвека и латексных перчатках, волосы убрала под бумажную шапочку. Этот наряд не предохранял от биологического заражения, он лишь говорил, что Нора собирает вещественные доказательства.

– Потрясающее было зрелище! – воскликнула Нора, поприветствовав Эфа.

– Да уж, – ответил Гудвезер. Под мышкой он держал пачку конструктивных схем. – Бывает раз в жизни.

На столе все уже было готово для кофе. Однако Эф взял из чаши со льдом пакет молока, надорвал его и осушил одним махом. С тех пор как бросил пить, Эф жаждал молока, словно ребенок, страдающий кальциевым дефицитом.

– Пока ничего не нашли, – принялась рассказывать Нора. – Ребята из НСБТ демонтируют речевой самописец и «черные ящики». Я не знаю, почему они думают, что «черные ящики» в порядке, если все остальное на самолете отказало самым катастрофическим образом, однако отдаю должное их оптимизму. До сих пор от технологий толку было мало. Мы здесь двадцать часов, а эта птичка по-прежнему открыта настежь.

Нора была, пожалуй, единственным известным Эфу человеком, кому эмоции помогали работать лучше и эффективнее, у всех остальных происходило наоборот.

– Кто-нибудь побывал в самолете после того, как вынесли трупы?

– Думаю, что нет. Пока нет.

Эф поднялся по трапу и вошел в салон, не забыв прихватить с собой схемы. Все кресла пустовали, в салоне царило нормальное освещение. С точки зрения Эфа и Норы, была еще одна важная вещь, отличавшая это посещение от предыдущего: освободившись от упаковки защитных костюмов, теперь они могли включить все пять органов чувств.

– Запах улавливаешь? – спросил Эф.

Нора принюхалась:

– Что это?

– Аммиак. Но не только.

– Еще… фосфор? – Нора поморщилась. – И что, из-за этого они отправились на тот свет?

– Нет. В самолете газовых примесей не обнаружено. Но…

Эф огляделся… Что же здесь такое, что они никак не могут увидеть?

– Нора, будь добра, принеси «волшебные палочки».

«Волшебными палочками» они называли компактные лампы черного света – невидимого глазу ультрафиолетового излучения. Именно от него ярко светятся свежестираные хлопчатобумажные рубашки посетителей во время «страшных поездок» в парках развлечений. Эф вспомнил, как они отмечали девятилетие Зака в «Космическом боулинге»: всякий раз, когда Зак улыбался, его зубы сверкали ослепительной белизной.

Пока Нора ходила за лампами, Эф прошелся по салону и опустил везде шторки, чтобы затемнить помещение.

Нора вернулась с двумя «волшебными палочками». Они с Эфом включили лампы, и мгновенно темный салон превратился в безумный калейдоскоп – на полу и на сиденьях вспыхнули пятна света, переливающиеся всеми цветами радуги. Темными остались только те участки кресел, которые когда-то были непосредственно скрыты телами пассажиров.

– О боже… – прошептала Нора.

Кое-где светящаяся субстанция покрывала даже потолок – словно кто-то плеснул красок и туда.

– Это не кровь, – сказал Эф.

Зрелище потрясло его. При попытке охватить взглядом весь салон, до задней стенки, создавалось ощущение, будто они попали в картину Джексона Поллока.

– И все же это какое-то биологическое вещество.

– Что бы это ни было, оно распылено по всему салону. Словно здесь что-то взорвалось. Но откуда пошел взрыв?

– Отсюда. С того самого места, где мы сейчас стоим.

Эф опустился на колени, чтобы осмотреть ковер. Едкий запах усилился.

– Нужно взять образец и отправить на анализ.

– Ты уверен? – спросила Нора.

Гудвезер поднялся. Он все еще не мог прийти в себя от изумления:

– Посмотри-ка сюда.

Он показал Норе одну из конструктивных схем. На ней изображался лаз аварийного доступа, предусмотренный в «боингах» 777-й серии.

– Видишь этот заштрихованный контур в передней части самолета?

– Похоже, какая-то лестница.

– Ну да, и она примыкает к кабине экипажа.

– А что означают буквы «ВМОЭ»?

Эф направился к камбузу, располагавшемуся рядом с кабиной экипажа. Эти же буквы были нанесены на одну из стенных панелей.

– Верхнее место отдыха экипажа. Стандартное решение для этих магистральных птичек.

Нора пристально посмотрела на Эфа:

– Кто-нибудь его проверял?

– Я точно знаю, что мы не проверяли, – ответил Гудвезер.

Он повернул ручку, утопленную в стене, и отодвинул панель в сторону. За трехстворчатой дверкой открылась узкая винтовая лестница, уходящая вверх, в темноту.

– Черт! – вырвалось у Норы.

Эф направил на ступени «волшебную палочку».

– Я так понимаю, это означает, что ты пропускаешь меня вперед, – улыбнулся он.

– Подожди. Давай позовем кого-нибудь.

– Нет. Они не знают, чего искать.

– А мы знаем?

Эф проигнорировал вопрос и начал подниматься по узкой спирали лестницы.

Отсек наверху был очень тесным, с низким потолком. Иллюминаторы отсутствовали. «Волшебные палочки» куда больше подходили для криминалистических исследований, чем для освещения.

Они разобрали очертания двух стоявших по бокам отсека кресел бизнес-класса. Спинки были опущены. За креслами, вплотную друг к другу, располагались две койки. Забираться в них можно было только ползком. Черного света хватало, чтобы понять: в помещении никого не было. И его было более чем достаточно, чтобы высветить то же многоцветное месиво, которое Эф и Нора обнаружили внизу. Пятна сливались в полосу, которая шла по полу, по сиденьям, по одной из низких коек. Она была смазана, словно что-то тащили, когда месиво было еще влажным.

– Какого черта?! – воскликнула Нора.

Аммиачная вонь чувствовалась и здесь… но к ней примешивалось что-то еще. Какой-то простой, заурядный запах. Эф напряг память, пытаясь подобрать соответствие.

Нора тоже почуяла его и поднесла к ноздрям тыльную сторону ладони:

– Что это?

Эф, согнувшись в три погибели, стоял между креслами. Он никак не мог выделить нужное воспоминание.